Окрестности Акры превратились в огромный вспаханный копытами коней лагерь, где рядом с королевскими шатрами теснились убогие и грязные хижины солдат, полевые кухни, рыночные ряды, бани и бордели. До какой степени европейские проститутки очаровали мусульман, видно из свидетельства Имада ад-Дина, секретаря султана. Побывав в лагере Ричарда, он исчерпал собственный и весьма богатый арсенал порнографических метафор, описывая «певичек и кокеток, размалеванных и накрашенных, с голубыми глазами и мясистыми ляжками», которые «вели бойкую торговлю; задирали свои ноги, чтобы коснуться серебряными браслетами лодыжек золотых серег в своих ушах; они предлагали мечам вложиться в ножны, копьям вздыбиться против щитов, призывали птиц клевать зерна, уловляли ящерицу за ящерицей в своих тайных отверстиях и направляли перья к чернильницам». И если даже Имад признает, что «некоторые глупцы-мамлюки тайком ускользнули» в христианский лагерь, чтобы лично оценить этих франкских кокеток, то, значит, таких «глупцов» наверняка было немало среди мусульманского воинства.
Энергия Ричарда изменила характер войны. Саладин уже к этому времени был болен, а вскоре болезнь поразила и обоих европейских монархов. Но даже на одре болезни Ричард находил в себе силы целиться из арбалета и стрелять в сторону вражеского лагеря, а тем временем к Святой земле прибывали все новые флотилии и с кораблей сходил на берег цвет европейского рыцарства.
Саладин, безутешный, «словно мать, лишенная своего младенца», не вылезал из седла, призывая своих воинов исполнить долг джихада. Однако мусульмане уступали крестоносцам числом, и их воинский дух был надломлен. После того как Филипп Август, все сильнее ревновавший к Ричарду и уже открыто враждовавший с ним, отбыл обратно в Европу, английский король сосредоточил в своих руках всю полноту власти: «Я повелеваю, и никто не повелевает мной». Но его силы также были на исходе. Ричард предложил переговоры, и Саладин выставил на них своего опытного, но занявшего более отчужденную позицию брата аль-Адиля. Однако два прагматичных монарха продолжали подковерную борьбу, используя любые подходящие средства. Силы были примерно равны: под началом каждого находилось по 20 тыс. человек, и оба прилагали все силы, чтобы держать под контролем своих непокорных и заносчивых вельмож и свои многоязычные армии.
Между тем Акра больше не могла держаться, и ее наместник приступил к переговорам о сдаче. У Саладина, пребывавшего в «большем смятении, чем растревоженная, томящаяся от любви девица», не оставалось иного выбора, кроме как с неохотой признать капитуляцию Акры и пообещать христианам, что он вернет им Святой Крест и освободит 1500 пленников. Его главным приоритетом была защита Иерусалима. И скрепя сердце он согласился на все условия христиан, рассчитывая возбудить еще большие раздоры среди крестоносцев и таким образом сохранить собственные силы и оттянуть войну. Но Ричард был настроен серьезно и решил спровоцировать Саладина.
Двадцатого августа он выгнал в поле три тысячи связанных мусульманских пленников и на виду у армии Саладина приказал перебить всех — и мужчин, и женщин, и детей. Не слишком укладывается в легенду о короле-рыцаре! Пришедший в ужас Саладин послал к месту резни свою конницу, но было уже поздно. Тогда султан повелел обезглавить всех франков, которые были у него в руках.
Спустя пять дней Ричард двинулся вдоль побережья к Яффо; воины Креста распевали гимн Sanctum Sepulchrum adjuva! («Помоги нам, Святой Гроб Господень!»). 7 сентября Ричард увидел войско Саладина, преградившее крестоносцам путь под Арсуфом. Ричард скомандовал массированное наступление пехоты, чтобы конные копейщики, пращники и лучники мусульман истощили бы свои заряды и он смог бы бросить в бой несокрушимую мощь своих рыцарей. Король ждал этой минуты, но тут один из госпитальеров, не выдержав, сорвался с места и ринулся вперед. Ричарду пришлось скомандовать атаку, и рыцари врезались в гущу мусульман. Саладин в отчаянии укрылся в кольце своих телохранителей-мамлюков. Осознав «полное поражение», султан скомандовал отступать — как раз вовремя, чтобы сохранить войско для защиты Иерусалима. В один из моментов отступления султана охраняли всего 17 человек. Победа крестоносцев повергла его в такое уныние и изнеможение, что он даже отказывался от еды.
Саладин направлялся в Иерусалим — отпраздновать окончание Рамадана и подготовиться к обороне. Ричард прекрасно понимал, что пока войско и все силы империи Саладина продолжают сохранять боеспособность, крестоносцам не удастся удержать Иерусалим, даже если они сейчас смогут захватить его. Пришлось снова вступить в переговоры.
«Мусульмане и франки лишились всего, и наши, и ваши земли разорены, и дело совсем не ладится ни у вас, ни у нас, — писал Ричард Саладину. — У нас только три причины для раздоров: Иерусалим, Истинный Крест и окрестные земли. Что же до Иерусалима, то это самая суть наших святынь и мы никогда не откажемся от него». В ответном послании Саладин объяснял королю, что значит Аль-Кудс для мусульман: «Святой град столь же наш, как и ваш; для нас он даже важнее, потому что именно сюда совершил наш Пророк свое чудесное ночное путешествие и именно здесь собираются ангелы».
Ричарду было важно это узнать. Гибкий умом и изобретательный, он предложил султану компромисс: его сестра Джоанна станет женой аль-Адиля, христиане получат побережье Палестины и свободный доступ в Иерусалим, за мусульманами останутся внутренние области, а Иерусалим станет столицей короля аль-Адиля I Ахмада ибн Айюба и королевы Джоанны под сюзеренитетом Саладина. Султан согласился на это, надеясь таким образом вывести из игры самого Ричарда, но тут взбунтовалась Джоанна: разве она может допустить, чтобы какой-то сарацин познал ее плоть? Ричард успокоил сестру, объяснив, что это была просто такая шутка, а затем предложил аль-Адилю свою племянницу. Но тут уже оскорбился Саладин: «Наше дело — продолжать джихад или умереть».
31 октября Ричард медленно двинулся к Иерусалиму, не прекращая, однако, переговоров с вежливым, но неизменно холодным аль-Адилем. Они встречались в роскошных шатрах, обменивались дарами и приглашали друг друга на пиры. «Иерусалим должен быть и нашим, и вашим оплотом», — настаивал король. Но когда французские рыцари начали упрекать своего короля, что он делает слишком много уступок сарацинам, он в угоду им обезглавил нескольких пленных турок и выставил их головы на копьях вокруг лагеря.
В этот чреватый серьезными неприятностями момент Саладин получил печальные вести: его неугомонный племянник Таки аль-Дин, который так упорно пытался создать собственную империю, умер. Саладин спрятал письмо, велел всем покинуть его шатер и «залился горькими слезами». А затем омыл лицо розовой водой и вернулся к войскам: нельзя было показывать солдатам свою слабость. И Саладин отправился инспектировать Иерусалим и свой новый египетский гарнизон.
23 декабря Ричард вступил в крепость Торон-де-Шевалье (совр. Латрун), где пышно отпраздновал Рождество с женой и сестрой. 6 января 1192 года войско Ричарда, невзирая на холод, дождь и ледяные потоки грязи, затопившие все вокруг, подошло к местечку Бейт-Нуба, в 12 милях от Святого города. Французские и английские бароны хотели штурмовать Иерусалим любой ценой, но Ричард попытался остудить их пыл, убеждая, что у христиан не хватает людей для немедленного приступа. Саладин ждал в Иерусалиме, надеясь, что дождь и снег поубавят решимости у крестоносцев. И 13 января Ричард действительно отступил[172].
Это был тупик. Саладин задействовал 50 каменщиков и две тысячи франкских пленников на работах по укреплению стен Иерусалима. Чтобы добыть камня для этих работ, были разрушены верхние ярусы церкви Марии Иосафатской у подножия Масличной горы и второй этаж Сионской горницы. На стенах лично работали и Саладин, и его брат аль-Адиль, и их сыновья.
Король Ричард тем временем захватил и укрепил Аскалон — ворота в Египет, после чего предложил Саладину разделить Иерусалим, оставив мусульманам Харам аш-Шариф и Башню Давида. Однако все эти переговоры, по своей сложности напоминающие палестино-израильские переговоры XXI века, были тщетны: каждая из сторон продолжала надеяться, что овладеет всем Иерусалимом. 20 марта аль-Адиль со своим сыном Камилем явился к Ричарду с очередным предложением: христианам был обещан свободный доступ к Гробу Господню и возвращение Святого Креста. Сделав красивый рыцарский жест, Ричард посвятил юного Камиля в рыцари, опоясав его рыцарским поясом.
Однако весь этот театр рыцарства был не по нраву вечно недовольным французским аристократам, которые требовали немедленно начать штурм Иерусалима. 10 июня Ричард повел свое войско назад в Бейт-Нубу, где рыцари под палящим зноем разбили лагерь и три недели обсуждали, что же им делать дальше. Ричарду удалось несколько ослабить напряжение, предприняв несколько разведывательных рейдов, в ходе одного из которых он добрался до замка Монжуа на одноименной горе близ Иерусалима. Здесь король спешился, чтобы помолиться, однако при этом якобы заслонился щитом, чтобы не видеть Святой город, и сказал: «Господи, молю Тебя, не дай мне узреть Иерусалим, из которого я не способен изгнать врагов Твоих!»
У Ричарда Львиное Сердце были шпионы в войсках султана. Они сообщили королю, что один из принцев Саладина ведет из Египта караван с провиантом и подкреплением. Переодевшись в бедуинские одежды, Ричард во главе пятисот рыцарей и тысячи легких конников устроил египтянам засаду. Рассеяв охрану, он захватил караван из трех тысяч верблюдов и лошадей, навьюченных тюками с провиантом и снаряжением. Этой добычи, вероятно, было бы достаточно, чтобы двинуться на Иерусалим или даже на Египет. «Это сильно опечалило Саладина, — вспоминает его министр Ибн Шаддад. — Но я постарался утешить его». Султан отравил все источники вокруг Иерусалима и назначил командирами отрядов своего поредевшего войска собственных сыновей. Но сил явно недоставало, и султан вызвал из Ирака своего брата аль-Адиля.