Большая часть Иерусалима разрушена и опустошена, нечего и говорить, что стены вокруг города нет. Из евреев там остались только бедные, и живут они посреди груд мусора и обломков, ибо закон там таков, что еврею не позволено отстраивать свой разрушенный дом.
29. Невольник султана1250–1339 гг.
Бейбарс — светловолосый, голубоглазый тюрок из Средней Азии, был еще мальчиком продан в рабство сирийскому князю. Несмотря на свое могучее телосложение, Бейбарс имел обидный физический изъян: радужка одного глаза у него была затянута бельмом, и поэтому хозяин в конце концов продал его султану, в Каир. Салих Айюб, двоюродный внук Саладина, покупал тюркских рабов «гуртом, как рябчиков», пополняя ими ряды своих мамлюкских полков. Султан не доверял собственной семье и считал, что «один раб более предан, чем 300 сыновей». Бейбарс, как и все рабы-язычники, был обращен в ислам, и его обучали военному искусству, чтобы сделать из него раба-воина — мамлюка. Он в совершенстве овладел арбалетом (и даже получил прозвище Арбалетчик), а затем был зачислен в мамлюкский полк Бахрийя — это были превосходные воины, не раз наносившие поражения крестоносцам. Их называли тюркскими львами и даже исламскими храмовниками.
Завоевав доверие хозяина, раб Бейбарс был отпущен на волю и сделал быструю карьеру. Мамлюки были преданы своим хозяевам, а еще более преданы друг другу — но в конечном счете каждый из этих воинов-сирот мог полагаться только на свои силы да на милость Аллаха. Приняв участие в убийстве султана, Бейбарс потерпел неудачу в начавшейся борьбе за власть и бежал в охваченную распрями местных князьков Сирию, где предлагал себя и свой арбалет каждому, кто готов был заплатить больше других. В какой-то момент он даже захватил и еще раз разграбил Иерусалим. Но центр силы по-прежнему находился в Египте, и Кутуз — очередной генерал, захвативший трон египетского султана, — призвал Бейбарса к себе.
Когда в Сирию вторглись монголы, Бейбарс, командовавший авангардом египтян, поспешил на север, чтобы остановить их. 3 сентября 1260 года он нанес поражение монгольским ордам у источника Голиафа (местечко Айн-Джалут) под Назаретом. Монголы еще неоднократно вернутся и даже вновь дойдут до Иерусалима, и все же их в первый раз удалось остановить. Большая часть Сирии оказалась под контролем Каира, а Бейбарса превозносили как Отца Победы и Льва Египта. Он ожидал достойной награды и надеялся, что его сделают губернатором Алеппо, но султан Кутуз ему отказал. В один прекрасный день, сопровождая султана на охоте, Бейбарс в самом прямом смысле слова нанес ему смертельный удар в спину. За это мамлюкские эмиры наградили короной его самого.
Едва получив власть, Бейбарс приступил к уничтожению крестоносных королевств, еще сохранившихся на побережье Палестины. В 1263 году, выступив в поход, Бейбарс по дороге посетил Иерусалим. Мамлюки почитали Святой город, и Бейбарс занялся делом, которое мамлюки считали своей миссией — заново освятил и украсил культовые здания на Храмовой горе, а также обустроил территорию рядом с ней — нынешний Мусульманский квартал. Он приказал отремонтировать Купол Скалы и аль-Аксу и, в качестве противовеса христианской Пасхе, всячески поощрял новый праздник (учрежденный, возможно, еще Саладином) и даже построил купольный мавзолей над гробницей пророка Мусы (Моисея) близ Иерихона. И следующие восемь веков иерусалимляне отмечали праздник пророка — Наби Муса — торжественным шествием от Купола Скалы к святилищу Бейбарса, где они собирались для молитвы, пикников и вечеринок.
Сразу к северо-западу от города султан построил обитель для своего любимого ордена суфиев. Как многие из мамлюков, он покровительствовал суфиям, в своем народном мистицизме веривших в то, что страстная вера, ритуальные гимны, культ святых, священный танец и самоограничение скорее приблизят человека к Богу, чем косные традиционные молитвы. Ближайшим советником Бейбарса был шейх суфиев, совместно с которым султан совершал обряд священного танца зикр. Бейбарс во всем доверял шейху, ничего не делал без его одобрения и не мешал ему организовывать ограбления церквей и синагог, еврейские и христианские погромы[180]. Это было началом новой эры: Бейбарс и его мамлюкские преемники, не выпускавшие Иерусалим из своих рук в течение трех последующих столетий, были суровыми, нетерпимыми военными диктаторами. Старая эпоха исламского рыцарства, олицетворением которой был Саладин, ушла в прошлое. Мамлюки были кастой тюркских хозяев, заставлявших евреев носить желтые тюрбаны, а христиан — синие. И для тех, и для других (но в большей степени для евреев) давно миновали дни, когда они были зимми, покровительствуемым народом. Но тюрки-мамлюки презирали также и арабов, и лишь мамлюкам разрешалось носить меха или доспехи и ездить верхом по улицам города. Двор мамлюков был воплощением дурного вкуса, и султаны жаловали своим подданным такие цветистые титулы, как «носитель царской клюшки для игры поло» и даже «эмир, достойный воспевания в серенадах». А их политические игры, хотя ставки в них были весьма высоки, были смертельно опасны.
Символом Бейбарса был крадущийся леопард — его изображение он использовал, чтобы отмечать свои победы; на различных зданиях от Египта до Турции найдено 80 надписей, украшенных фигурой леопарда. Эти же звери до сих пор сторожат Львиные ворота Святого города. Нет символа более подходящего для этого грозного хищника с бельмом на глазу, который теперь развернул весьма активную завоевательную политику.
Из Иерусалима Бейбарс предпринял поход на Акру. Город удержался, но султан еще не раз вернется сюда. А пока он последовательно брал приступом один город крестоносцев за другим, расправляясь с их защитниками в каком-то безумном садистском упоении. Он принимал франкских послов, выставив вокруг головы убитых им христиан, он распинал и разрубал на куски своих врагов, он снимал с них скальпы и вмуровывал их головы в стены покоренных городов. Он любил рисковать — например, пробирался переодетым в осажденный город и выведывал нужное, болтая с врагами на улицах. И даже когда Бейбарс находился у себя в Каире, он мог устроить проверку своих офицеров посреди ночи, поскольку был параноидально подозрителен и недоверчив до такой степени, что у него на этой почве развились бессонница и боли в желудке.
Акра единственная упорно противостояла Бейбарсу[181]. Тогда он прошел севернее и захватил Антиохию, откуда отправлял губернатору крепости крестоносцев ужасающие послания, «чтобы рассказать, что мы только что учинили. Мертвые лежат грудами. Тебе надо бы увидеть, как попирают ваши мусульманские враги место, где вы еще недавно служили вашу мессу, как режут глотки монахам прямо на алтаре, как огонь охватывает ваши дворцы. О, если бы ты был там и видел все это, ты бы хотел никогда не рождаться!» Затем Бейбарс вторгся в Анатолию и провозгласил себя султаном Рума. Но тут вернулись монголы, и ему пришлось поспешить назад, чтобы защитить Сирию.
Первого июня 1277 года Бейбарс пал жертвой собственного дьявольского коварства. Он приготовил для некоего гостя чашу отравленного кумыса — ферментированного кобыльего молока, излюбленного напитка тюрков и монголов. Но по рассеянности выпил отраву сам. Его преемники завершили его труды.
Восемнадцатого мая 1291 года мамлюки взяли приступом франкскую столицу Акру, перебили большинство ее защитников, а остальных обратили в рабство (девочек продавали тогда всего за одну драхму). Титул короля Иерусалимского был объединен с титулом короля Кипрского, но стал лишь номинальным — таковым он остается и по сей день[182].
На этом и закончилась история королевства Иерусалимского. Впрочем, и от самого Иерусалима мало что осталось: это был уже и не город вовсе, а скорее древняя деревня, лишенная стен и пребывающая в запустении; время от времени по ней беспрепятственно проносились отряды монгольских конников.
В 1267 году один еврейский паломник, старый испанский раввин, известный по имени Рамбан, оплакивал закат Иерусалима:
«Я сравниваю тебя, Матерь наша, с женщиной, чей сын умер на коленях ее, и больно от молока грудям ее, и дает она их щенкам песьим. А враги твои разорили тебя и любящие тебя покинули тебя. Но там, далеко от тебя, помнят и славят Город Святой».
Рамбан (акроним еврейского имени Рабби Моше Бен-Нахман), он же Нахманид, был потрясен, увидев, что в Иерусалиме осталось всего около двух тысяч жителей, из них триста христиан и всего два еврея — два брата, которые занимались окраской тканей, как и все евреи при крестоносцах. Но чем более грустным и опустелым представал Иерусалим глазам еврейских паломников, тем более святым и поэтическим он становился. «То, что наиболее священно, — размышляет Рамбан, — оказывается более всего разрушенным».
Рамбан был одним из самых вдохновенных интеллектуалов своего времени — врач, философ, мистик и знаток Торы в одном лице. В 1263 году он так упорно защищал барселонских иудеев, которых доминиканцы обвиняли в богохульстве, что Хайме I, король Арагона, заметил: «Я прежде не видел человека, который бы защищал неправое дело столь умело!» — и пожаловал Рамбану 300 золотых монет. Доминиканцы пытались добиться казни Рамбана, но в качестве компромисса 70-летнего ученого изгнали из Барселоны, и он отправился в паломничество.
Рамбан был убежден, что евреям следует не просто оплакивать Иерусалим, но вернуться в город, поселиться там и восстановить его к приходу Мессии. Сегодня мы бы назвали такие взгляды религиозным сионизмом. Только Иерусалим мог утолить тоску Рамбана по родине:
«Я оставил свою семью, я покинул свой дом, своих сыновей и дочерей. Я и душу свою оставил с милыми и дорогими детьми, которых взрастил на своих коленях. Но все эти утраты возмещает мне радость пребывания в чертогах твоих, о Иерусалим! Я горько плакал, но нашел радость в слезах».