Рамбану удалось найти пустующий дом — полуразрушенный, но с мраморными колоннами и красивым куполом. «Мы заняли его под дом молитвы, — писал он впоследствии. — Ибо о собственности в этом городе ничего не знают, и любой, кто хочет взять себе пустой дом, может это сделать». Рамбан также послал в Наблус (Шхем) за свитками Торы, которые были спрятаны там от монголов, но вскоре после его смерти грабители вновь вернулись в Иерусалим. Однако на этот раз уже другие.
В октябре 1299 года царь христианской Армении Хетум II ворвался в Иерусалим во главе десяти тысяч монголов. Город содрогнулся, опасаясь еще одного варварского погрома, и немногие жившие в нем христиане из страха укрылись в пещерах. Монгольский ильхан (верховный владыка империи) незадолго до этих событий принял ислам, однако для новообращенных мусульман-монголов Иерусалим все же не представлял большого интереса: они передали город Хетуму, и тот спас христиан, устроил торжества в храме Гроба Господня и распорядился восстановить армянский собор Святого Иакова и гробницу Богородицы. Но всего через две недели почему-то заспешил обратно в Дамаск, на встречу со своим монгольским повелителем. Так или иначе, вековое противоборство мамлюков и монголов было позади, и притягательность святости Иерусалима в который раз обратила на город взоры всего мира. В Каире на трон взошел новый султан Ан-Насир Мухаммад, весьма чтивший Иерусалим. Помимо иных титулов, он именовал себя султаном Аль-Кудса. Ан-Насир величал себя также Орлом, а подданные называли его Несравненным. И, как пишет ведущий историк этого периода, «он был, возможно, величайшим из мамлюкских султанов», но также и «самым отвратительным».
С восьми лет он подвергался унижениям, когда его, словно царственную игрушку, использовали в своих интересах враждующие мамлюкские вожди. Дважды был он возведен на престол и дважды свергнут. Он был младшим сыном раба, ставшего великим султаном, а его старший брат, завоеватель Акры, пал жертвой покушения. И когда 26-летний Насир Мухаммад оказался на престоле в третий раз, он был полон решимости удержаться на вершине власти. Своим личным талисманом он избрал орла, и это как нельзя лучше отражало его стиль: эстетическое великолепие, параноидальная подозрительность хищника и постоянно витающая в воздухе угроза внезапной смерти. Он помогал своим сподвижникам возвыситься и обогатиться — а затем мог без всякого предупреждения задушить, разрубить на части или отравить любого из них. Вообще, казалось, людям он предпочитает лошадей: прихрамывающий, колченогий султан мог проследить родословную каждого из своих 7800 скакунов и не раз платил за коня больше, чем за самого прекрасного юношу-раба. И все что ни делал и чем ни обладал Несравненный — он взял в жены женщину из рода Чингисхана, у него было 25 детей и 1200 наложниц, — всему он старался придать возможно больший блеск. Этот блеск он вернул и Иерусалиму.
В 1317 году он совершил паломничество в Святой город, после чего напомнил своим полководцам, что их святая обязанность — украшать и обустраивать Храмовую гору и улицы окрест нее. При помощи своего лучшего друга Танкыза, наместника Сирии, султан заново укрепил Башню Давида, пристроил к ней пятничную мечеть[183] для гарнизона, воздвиг на Храмовой горе монументальные колоннады и несколько медресе, покрыл новой кровлей Купол Скалы и мечеть аль-Акса, возвел минарет у Цепных ворот, а также построил Ворота торговцев хлопком и Хлопковый рынок. Все эти сооружения сохранились до наших дней.
Насир благосклонно относился к суфийскому пути приближения к Всевышнему и выстроил для своих мистических орденов пять обителей-ханак. В этих новых с иголочки ханаках суфии — танцующие, поющие, впадающие в транс, а иногда даже истязающие себя, лишь бы достичь эмоционального исступления, которое одно и сулило встречу с Богом, — хотя бы отчасти возродили то сакральное волшебство, которое всегда было свойственно Иерусалиму.
Подданные султана усвоили урок: опальных эмиров он отсылает в Иерусалим, где им следует потратить свои неправедно нажитые состояния на возведение обширных архитектурных комплексов, в которые должны входить дворец, медресе и собственный мавзолей строителя. И чем ближе к Храмовой горе будет погребен опальный вельможа, тем раньше он воскреснет в Судный день. Они возводили огромные арочные субструкции, а затем строили здания на этих опорах[184]. Иные здания просто водружали на кровли более ранних строений, стоявших вокруг Благородного святилища[185].
Насир застал Иерусалим — или, по крайней мере, Мусульманский квартал — в руинах, грязи, опутанным паутиной, а оставил его мраморным. И когда Иерусалим посетил великий путешественник и географ Ибн Баттута, он нашел его «большим и прекрасным». Исламские паломники потоками стекались в Аль-Кудс, постепенно поднимаясь из преисподней Геенны в райский сад Купола Скалы, и читали фадаили, в которых говорилось, что «грех, совершенный в Иерусалиме, равноценен тысяче грехов, а доброе деяние — тысяче добрых дел». Тот, кто жил в Иерусалиме, считался воином джихада, а тот, кто умирал здесь, «все равно что умирал на небесах». Мистическое восприятие Иерусалима настолько усилилось, что мусульмане начали совершать круговые обходы вокруг Камня основания, лобызать его и совершать обряд помазывания. Консервативный ученый Ибн Таймийя выступал против Насира и всех этих суфийских суеверий, настаивая, что в Иерусалим, конечно, следует совершить зияру — благочестивое паломничество, однако оно ни в коем случае не равноценно хаджу в Мекку. Султан шесть раз бросал в темницу этого аскетического ревнителя чистоты ислама, но тщетно: спустя несколько столетий идеи Ибн Таймийи вдохновили непримиримых ваххабитов Саудовской Аравии, а потом и современных джихадистов.
Несравненный Орел больше не доверял своим мамлюкам, которые превратились в ленивый правящий класс. Теперь он предпочитал набирать свою личную гвардию из грузинских и черкесских мальчиков-рабов с Кавказа, а они, в свою очередь, повлияли на некоторые решения султана в Иерусалиме: он, в частности, подарил грузинским православным церковь Гроба Господня. Не были забыты и латиняне: в 1333 году султан разрешил королю Роберту Неаполитанскому (и Иерусалимскому) отремонтировать некоторые части храма Гроба, а также отдал ему Сионскую горницу, где король основал францисканский монастырь.
Больной хищник — самый коварный. К тому времени, как здоровье султана пошатнулось, он уже сделал своего друга Танкыза «настолько могущественным, что сам начал бояться его». И в 1340 году Танкыз был на всякий случай брошен в тюрьму и там отравлен. Сам Насир умер через год, оставив множество наследников. Но в конце концов его кавказские рабы свергли династию Несравненного Орла, основав собственную линию наследования. Новая династия покровительствовала грузинскому населению Иерусалима. Латиняне же, потомки ненавистных крестоносцев, продолжали терпеть лишения под гнетом мамлюков, которые в своих припадках жестокости терроризировали как христиан, так и евреев. Когда король Кипра в 1365 году напал на Александрию, храм Гроба Господня был вновь закрыт, а францисканцев из Сионского монастыря угнали в Дамаск, где они были публично казнены. Позднее ордену разрешили вернуться в город, но мамлюки, желая подчеркнуть главенство ислама, построили минареты, которые совершенно затеняли церковь Гроба Господня и синагогу Рамбана.
В 1399 году из Средней Азии вышел новый завоеватель — хромец Тимур, сеявший ужас повсюду, где появлялся. Он захватил Багдад и ворвался в Сирию в тот самый момент, когда малолетний мамлюкский султан отправился в паломничество в Иерусалим в сопровождении своего наставника.
30. Закат мамлюков1399–1517 гг.
Наставником принца был самый знаменитый ученый исламского мира. В ту пору Ибн Хальдуну было уже около 70 лет. В прошлом он служил эмирам Марокко, затем (посидев некоторое время в тюрьме) преподавал в Гранаде, в Тунисе и наконец (проведя еще какое-то время в заключении) оказался при дворе мамлюкских султанов. Ни во дворцах, ни в тюрьмах он не переставал работать над своим знаменитым шедевром — изложением всемирной истории под названием «Мукаддима». От этой книги и в наше время трудно оторваться. Султан поручил Ибн Хальдуну воспитание своего сына Фараджа, а вскоре воспитанник, еще совсем ребенок, унаследовал трон отца.
И вот теперь, пока убеленный сединами раздражительный историк показывал Иерусалим десятилетнему мальчику-султану, Тимур осадил мамлюкский Дамаск. Среднеазиатский полководец Тимур Хромец, более известный на Западе как Тамерлан, выдвинулся в 1370 году как один из самых способных военачальников Средней Азии. За 35 лет непрерывной войны этот жестокий гений битвы покорил большую часть центральной и южной Азии, где правил железной рукой и авторитетом потомка Чингисхана. Жертвами резни, учиненной им в индийском Дели, пали 100 тысяч человек. А в Исфахане, перебив едва ли не всех жителей, он сложил из отрубленных голов 28 пирамид — по 1500 голов в каждой. Он не знал поражений.
И все же Хромец был не только жестоким воином. Его дворцы и сады в Самарканде свидетельствуют об утонченном вкусе. Он мастерски играл в шахматы, был знатоком истории и получал истинное удовольствие от диспутов с философами. Неудивительно, что он всегда мечтал познакомиться с Ибн Хальдуном.
Но мамлюки были в панике: если падет Дамаск, то эта же участь постигнет Палестину, а возможно, и Каир. Старый учитель и мальчик-султан поспешили назад в столицу. Однако мамлюки решили отправить их обоих в Сирию — на переговоры с Тамерланом ради спасения империи. В Иерусалиме тоже было тревожно: как спасти Святой город от непобедимого хищника, известного как Бич Божий?
В январе 1401 года Тамерлану, стоявшему лагерем близ Дамаска, доложили, что султан Фарадж и Ибн Хальдун ожидают аудиенции. Мальчик не вызывал ни малейшего интереса у Тамерлана, но Ибн Хальдуном он восхищался и немедленно пригласил его к себе. В качестве политика Ибн Хальдун был в данный момент представителем султана, но как историк он, разумеется, очень хотел лично встретиться с самым могущественным человеком эпохи — даже если и не был уверен, что вернется с этой встречи живым. Оба собеседника были почти ровесниками; убеленный сединами завоеватель принимал прославленного историка в своем роскошном шатре.