Но ждать избавления оставалось уже недолго, и когда к власти пришел более терпимый султан, участь христианского Иерусалима решило одно из блюд французской кухни.
Кайт-бей, черкесский невольник, ставший мамлюкским военачальником, провел в Иерусалиме годы изгнания. А поскольку ему было запрещено входить в дома мусульман, он подружился с францисканцами, которые познакомили его с французской кухней. И похоже, что по восшествии на мамлюкский трон в 1486 году Кайт-бей настолько сильно затосковал по французским омлетам с овощами, что пригласил францисканцев в Каир, где торжественно разрешил им строительные работы в церкви Гроба Господня, а также вернул им гору Сион! Францисканцы же страстно желали свести счеты с евреями, и по их наущению Кайт-бей запретил евреям даже приближаться к храму Гроба и Сионскому монастырю. Случалось, евреев убивали просто за то, что они проходили мимо храма Гроба Господня, и такая ситуация сохранялась вплоть до 1917 года. С другой стороны, султан разрешил им восстановить синагогу Рамбана в Еврейском квартале. Не забывал он и о Храмовой горе. Посетив Иерусалим в 1475 году, он повелел построить на ней медресе Ашрафийя; фонтан в этом комплексе, покрытый колоколообразным куполом, украшенным эффектным красно-розовым геометрическим узором, остается одним из самых величественных в городе.
Но пока Кайт-бей украшал Иерусалим, мамлюки уже теряли свою силу. Городскому кади Муджир аль-Дину, наблюдавшему на закате ежедневный парад у Башни Давида, ряды воинов казались неорганизованными и нестройными. В 1480 году на Иерусалим напали бедуины. Они едва не пленили наместника, который чудом спасся, галопом проскакав по Храмовой горе и удрав из города через Яффские ворота. «Большая часть Иерусалима разрушена и опустошена», — записал вскоре после этих событий рабби Овадья из Бертиноро. «Передо мной лежит разрушенный город», — вторил раввину один из его учеников, описывая шакалов и львов, рыскающих по холмам города.
И все же Иерусалим по-прежнему производил сильное впечатление. Последователь Овадьи, увидевший город с Масличной горы, очень эмоционально описал испытанное им душевное состояние: «Чувства переполнили меня, готовые выплеснуться; сердце мое охватила неудержимая скорбь, я сел на землю и разорвал на себе одежды». А любивший свой город Муджир аль-Дин находил его «исполненным блеска и красоты», уподобляя «одному из знаменитых чудес»[188].
В 1453 году турки-османы взяли штурмом Константинополь — великий трофей, которым мусульмане пытались завладеть много столетий. Величие и всемирную роль рухнувшей Римской империи (каковой считали Византию и сами ее жители, и завоеватели-турки) должна была унаследовать новая мировая сверхдержава — империя Османов. В 1481 году Кайт-бей приютил у себя в Египте османского принца Джем-султана, брата правящего султана Баязида и претендента на престол. В надежде на то, что османское государство расколется, Кайт-бей предложил Джему королевство Иерусалимское и все восточные владения мамлюков. Эта интрига привела лишь к десятилетней разорительной войне, а между тем обеим империям угрожали новые, пока только набиравшие мощь силы: мамлюков, богатство которых во многом зависело от восточной торговли пряностями и благовониями, все более уверенно теснили в Индийском океане португальцы. А туркам-османам бросал вызов новый персидский шах Исмаил, основатель династии Сефевидов, объединивший страну под знаменем шиизма. Эти угрозы на короткий период толкнули османов и мамлюков в расчетливые взаимные объятия: дело, впрочем, закончилось смертельным поцелуем.
Часть седьмая. Османы
Этим прекрасным городом, Иерусалимом, желали владеть правители всех народов, а более всех христианские, и они вели бесконечные войны за этот город, в котором родился Иисус… Иерусалим почитали племена джиннов… В нем находятся святилища 124 000 пророков.
Сулейман увидел во сне Пророка: «О, Сулейман, ты должен украсить Купол Скалы и перестроить Иерусалим».
За Гроб Господень борются несколько Церквей, и свое право обладать им они отстаивают с яростью и враждебностью столь неистовыми, что подчас наносят друг другу удары и раны прямо у дверей Гроба Господня, смешивая свою кровь с кровью своих жертв.
Мы грустно расстаемся в этом мире,
Чтоб встретиться в Иерусалиме горнем.
Чем бродить по разным святым местам, не лучше ли остановиться, предаться размышлению, испытать свое сердце — и обрести таким образом подлинную Землю Обетованную.
Мы увидим, что Бог Израилев среди нас… И мы должны помнить, что будем как город, стоящий на вершине горы, и взоры всех людей будут устремлены на нас.
31. Великолепие Сулеймана1517–1550 гг.
Двадцать четвертого августа 1516 года османский султан Селим Грозный разгромил армию мамлюков под Алеппо. Эта битва решила участь Иерусалима: большая часть Среднего и Ближнего Востока оказалась под властью османов на четыре следующих столетия. 20 марта 1517 года Селим прибыл в Иерусалим, чтобы вступить во владение городом. Улемы вручили ему ключи от аль-Аксы и Купола. Там султан простерся на земле и воскликнул: «Благодарение Аллаху! Я теперь владею первой киблой». Селим подтвердил традиционную терпимость османов к христианам и евреям и помолился на Храмовой горе. А затем отправился покорять Египет. Он воевал с персами, разбил мамлюков и заранее устранил саму возможность будущих споров о престолонаследии, умертвив всех своих братьев, племянников и, возможно, даже одного из сыновей. И, когда в сентябре 1520 года султан умер, хоронил его всего один сын.
Сулейману было 25 лет. Высокий, стройный и мускулистый, с тонким, худощавым лицом, он стал властелином империи, простиравшейся от Балкан до пределов Персии, от Египта до Черного моря. «В Багдаде я — шах, в византийских землях — цезарь, в Египте — султан», — провозгласил Сулейман. Неудивительно, что османские придворные, обращаясь к своему монарху, именовали его падишах (император) и считали «наиболее достойным и уважаемым сувереном во всем мире». Говорили, что однажды Сулейману явился во сне сам Пророк, сказавший: для того, чтобы «искоренить неверных», султан должен украсить Святилище (Храмовую гору) и отстроить Иерусалим. Впрочем, едва ли султан нуждался в подсказках такого рода. Он и так был совершенно убежден, что является настоящим императором исламского мира и, как нередко называла его жена-славянка, «Соломоном своего времени».
Роксолана была посвящена во все планы Сулеймана — а эти планы неизменно включали в себя Иерусалим. Вероятно, она была дочерью священника из Польши. Похищенная во время одного из набегов, она была затем продана в стамбульский гарем, где смогла обратить на себя внимание Сулеймана, влюбила его в себя и родила ему пятерых сыновей и дочь. Роксолана, по свидетельству очевидца, была «юной, но не слишком красивой, однако изящной и миниатюрной». Прижизненный портрет изображает царицу с большими глазами, яркими губами и округлым лицом. Ее письма в ставку Сулеймана отражают игривый, хотя и непреклонный характер: «Мой султан, нет предела муке, которая сжигает меня из-за разлуки с тобой. Сохрани это несчастное письмо и не медли со своими благородными посланиями. Когда их читают нам, слуга твой и сын Мир Мехмед и раба и дочь твоя Мириам плачут и стенают, скучая по тебе. А их плач и меня сводит с ума». Сулейман дал жене прозвище Хюррем («Радость»), а в стихах, которые ему приписываются, называл ее «моя любовь, мой лунный свет, моя весна, моя любовь с раскосыми и шаловливыми глазами», а официально — «лучшей из цариц, светом очей всего сверкающего халифата». Со временем она стала коварным политиком и успешно интриговала, чтобы сын Сулеймана от другой жены не был объявлен наследником престола. В конце концов принца удавили шелковым шнурком на глазах у отца.
Сулейман получил в наследство Иерусалим и Мекку и был убежден, что его престиж владыки мусульманского мира требует, чтобы он заботился о святынях ислама и украшал их. Все, что он делал, имело грандиозный масштаб, его амбиции были непомерны, его правление длилось почти полвека, и он вел практически мировую войну — от Европы и Северной Африки до Ирака и Индийского океана, от Вены до Багдада. В Иерусалиме султан предпринял настолько масштабные работы, что сегодняшний Старый город обязан своим внешним видом Сулейману более, чем кому-либо другому. Возможно, многие люди воспринимают эти стены древними, считают их одним из символов Иерусалима наряду с Куполом Скалы, Западной Стеной или храмом Гроба Господня, — но на самом деле они, как и большая часть ворот, являются творением Сулеймана, этого современника Генриха VIII. Султан добавил к комплексу Цитадели (Башни Давида) мечеть, новые ворота и еще одну башню. Он соорудил акведук для подачи воды в город и девять общественных фонтанов с питьевой водой (три из них — на Храмовой горе). Он заменил поблекшие мозаики Купола Скалы на глазурованные изразцы, украшенные орнаментом из лилий и лотосов бирюзового, сине-фиолетового, белого и желтого цветов, — какими их видят и гости современного Иерусалима[189].
Роксолана дополняла проекты своего венценосного супруга благотворительными учреждениями. Она получила в свое распоряжение дворец мамлюков и основала в нем комплекс, известный под названием «Цветущий дом»: он включал мечеть, пекарню, странноприимный дом на 55 мест и бесплатную столовую для бедных.