Своей штаб-квартирой францисканцы сделали монастырь Спасителя близ храма Гроба Господня, превратившийся со временем в грандиозный католический «город в городе». Однако возвышение францисканцев вызывало недовольство у православных христиан Иерусалима. Вражда между католиками и православными в Святом городе к тому моменту имела уже давнюю историю. И те, и другие добивались praedominium — то есть преимущественного права попечительства над христианскими святынями. Храм Гроба Господня делили между собой восемь христианских конфессий, и почти все они вели непримиримую борьбу друг с другом. В этой борьбе некоторые церкви усилились, другие, напротив, потеряли влияние. Армянская церковь сохранила свои позиции — ведь в Стамбуле было много армян. Сербская и маронитская общины пришли в упадок. А грузины, лишившись покровительства мамлюков, вскоре лишились и всего остального[191].
Эпическая схватка Габсбургов и Османов, агрессивный католицизм испанцев и изгнание евреев — все эти события внесли свой вклад в тот особый род духовного брожения и тревожных сомнений, которые охватили многих европейцев в ту эпоху. Все больше людей искали иного внецерковного благочестия и новых путей к Богу. В 1517 году виттенбергский священник и богослов Мартин Лютер выступил с протестом против определенных обрядов и обычаев Католической церкви. Подлинный Господь, говорил Лютер, остался только в Писании, а из церковных ритуалов Господь давно ушел. Протест Лютера стал той искрой, из которой вскоре возгорелось яркое пламя Реформации.
Многие согласились с утверждениями Лютера о том, что папизм предал истинное учение Христа. Его последователи, протестанты, взыскали обновленной, сердечной веры, свободной от католической догматики. Протестантство было настолько гибким в поиске новых путей исповедания такой «чистой» веры, что вскоре разделилось на множество общин и духовных движений — лютеране, реформаты, пресвитериане, кальвинисты, анабаптисты… А для короля Англии Генриха VIII протестантизм стал инструментом отстаивания политической независимости от Рима. Но всех протестантов объединяло одно: благоговение перед Писанием, и благодаря этому Иерусалим занял центральное место в их вероучении[192].
Процарствовав 45 лет, Сулейман умер в ходе очередной военной кампании. Его приближенные изготовили восковую фигуру и возили ее в царской повозке, показывая издалека воинам и уверяя, что султан жив и здоров. Это продолжалось до тех пор, пока Селим, сын Сулеймана от Роксоланы, не сумел утвердиться на престоле. Султан Селим II, вошедший в историю с прозвищем Пьяница, был многим обязан интригам своего друга Иосифа Нази. Великий еврей, разбогатевший на монопольной торговле польским воском и молдавским вином, жил теперь в роскошном дворце. Вступив на престол, Селим вознаградил Иосифа, сделав его пожизненным правителем острова Наксос и даже обещав корону Кипра. А в делах защиты гонимых или бедных евреев Европы этот иудейский Крёз выказывал такое рвение, что после его смерти поползли слухи, будто это был сам Мессия!
Увы, замыслам Великого еврея не суждено было осуществиться. При султане Селиме и его преемниках Османская империя продолжала расширяться; благодаря обширным ресурсам и отлично налаженной бюрократической машине управления она оставалась устрашающе могущественной еще целое столетие. Правда, османским султанам вскоре пришлось силой оружия обуздывать ставших слишком самостоятельными наместников отдаленных провинций, и спокойное течение жизни Иерусалима периодически нарушалось жестоким насилием.
В 1590 году взбунтовавшиеся местные арабы вломились в Иерусалим, овладели городом и убили наместника. Мятеж был подавлен, бунтовщиков изгнали, и власть в Иерусалиме захватили два брата — Ридван-паша и Байрам-паша. Мальчики-христиане с Балкан, еще детьми проданные в рабство и обращенные в ислам, они воспитывались при дворе Сулеймана. Правой рукой братьев был черкес по имени Фарух. Их потомки владели Палестиной — и разоряли ее — еще почти столетие. Однажды жители Иерусалима отказались открыть ворота перед Мухаммедом, сыном Фаруха, и тогда тот во главе трехсот наемников взял город приступом, а затем долго пытал евреев, христиан и арабов, вымогая у них деньги.
Подобные эксцессы лишний раз убеждали армян — самую сильную из христианских общин, — что необходимо и дальше преподносить султанским чиновникам дары и предлагать им взятки, а также устраивать шумные беспорядки в церквях Иерусалима: все это стало частью кампании по умалению роли католиков и заполучению preudominium. Армяне были не только христианами, но и влиятельными османскими вельможами, преданными слугами Блистательной порты. За первые 20 лет XVII столетия султаны издали 33 фирмана (указа) в защиту католиков, а preudominium всего за семь лет переходил из рук в руки шесть раз. При этом христиане стали самым важным источником дохода в Палестине: каждый день привратник церкви Гроба, глава семейства Нусейбе, усаживался в кресло у ворот, а его вооруженные служители взимали плату за вход; доход от тысяч паломников был огромным. На Пасху, которую мусульмане называли «праздником красного яйца», в кресле восседал уже лично наместник Иерусалима и в присутствии кади, смотрителя и до зубов вооруженных солдат гарнизона взимал с каждого из 20 тысяч «осужденных на адовы муки неверных» по десять золотых монет. Собранные деньги затем делились между османскими чиновниками и улемами.
Между тем началось некое брожение и в еврейской среде. «Иерусалим, — писал один еврейский паломник, — был населен гуще, чем когда-либо со времен первого изгнания». А поскольку его «слава распространялась повсюду, повсюду и стало известно, что здесь живут в мире. Мудрецы хлынули к воротам города». На каждую еврейскую пасху в Иерусалим прибывал целый караван египетских евреев. Большинство иудеев Иерусалима были сефардами, говорившими на языке ладино и чувствовавшими себя достаточно уверенно, чтобы построить четыре синагоги, ставшие средоточием жизни Еврейского квартала. Однако часть пилигримов была родом из Восточной Европы, из Речи Посполитой (Польско-Литовского государства). Их называли ашкеназим (ашкеназы) — от имени Аскеназа, одного из потомков Ноя, который, согласно одному из преданий, стал прародителем народов Центральной и Восточной Европы[193]. Бурные события, происходившие во внешнем мире, стимулировали их мистицизм: раввин по имени Ицхак Лурия преподавал ученикам каббалу — учение о тайных кодах Торы, знание которых приближает посвященного к Божественному. Лурия родился в ашкеназской семье в Иерусалиме, но в конце концов обосновался в городке Сафед (Цфат) в холмах Галилеи. Гонения, которым еврейство подверглось в Испании, заставили многих иудеев для вида принять христианство и жить двойной жизнью, продолжая втайне исповедовать иудаизм — не зря же книга Зоар (Сэфер ха-Заар), главная книга каббалистов, была написана в XIII веке именно в Кастилии. Каббалисты взыскали Величия, Страха и Трепета — «экстатического опыта, колоссального восходящего истечения души к ее высшему уровню — соединению с Богом». По пятницам каббалисты, облаченные в белые одеяния, встречали за городом «невесту Бога», Шхину, и затем сопровождали это божественное присутствие в свои дома. В своих размышлениях каббалисты неизбежно приходили к выводу, что несчастия, претерпеваемые иудеями, вместе с тайными кодами и магическими формулами открывали путь к искуплению: и разве не свидетельствовало это о скором явлении Мессии в Иерусалиме?
Несмотря на случавшиеся периодически антихристианские погромы, набеги бедуинов и вымогательство османских наместников, город был предоставлен своим собственным традициям и ритуалам. И вражда между православными, католиками и армянами в этой глухой османской провинции только укрепляла предубежденность гостей нового рода: наполовину паломников, наполовину купцов-авантюристов — в городе появились протестанты. Часто это были английские торговцы, кипевшие ненавистью к католикам и при этом имевшие хорошие связи в новых колониях в Америке.
Когда в Святую землю прибыл английский капитан и купец Генри Тимберлейк, османские наместники еще и слыхом не слыхивали о протестантской вере его королевы Елизаветы. Капитана бросили в темницу близ Гроба Господня и освободили только после уплаты крупного штрафа. Цветистые воспоминания о его приключениях — «Правдивое и странное описание странствий двух английских пилигримов» (1603) — пользовались огромной популярностью в Лондоне. Еще один из этих отважных англичан — Джон Сандерсон, торговый агент Левантийской компании, — подвергся нападению францисканских монахов, «чей падре обвинил меня в том, что я еврей». А потом его арестовали турки. Желая обратить Джона, религиозная принадлежность которого им была непонятна, в ислам, они отвели его к кади, который допросил англичанина и, поняв, что тот все же христианин, отпустил его.
Фанатизм и христиан, и мусульман подчас выливался в насилие, а оно, в свою очередь, сразу обнаруживало истинные пределы хваленой османской веротерпимости; по требованию улемов османский наместник снова закрыл синагогу Рамбана, любимую синагогу иерусалимских евреев: им было запрещено молиться там, и в здании устроили склад. А когда францисканцы тихонько расширили свои владения на горе Сион, по городу поползли слухи, будто они роют подземный ход на Мальту, чтобы по нему пришло в город христианское войско. Чернь во главе с кади напала на монахов, и от гибели францисканцев спас только османский гарнизон. Португальскую монахиню, крестившую мусульманских детей и обличавшую ислам, сожгли на костре во дворе перед церковью Гроба Господня[194].
И, наконец, на Пасху 1610 года в Иерусалим прибыл молодой англичанин, представлявший не только протестантизм, но и Новый Свет.