шения с окружающим мусульманским миром. Но религия ненависти пустила в душах крестоносцев слишком глубокие корни. Один раз они даже обратили оружие против своего единственного союзника в исламском мире, а взаимные распри происходили между ними постоянно. Ненависть непродуктивна и очень легко становится самоубийственной. Крестоносцы лишились своего королевства. Ту же пустую набожность, для которой обладание святыми местами – самоцель, а любовь к ближнему ничего не значит, мы наблюдаем сегодня у священников разных христианских деноминаций, погрязших в нескончаемой склоке вокруг Гроба Господня.
Монотеистические религии воспрещают видеть в святыне или городе конечную цель, считая это идолопоклонством. Святые места, как мы видели, значимы не сами по себе, а в качестве символов некой потусторонней, высшей Реальности. Иерусалим и его святыни всегда воспринимались верующими мистически, они приобщали к Богу миллионы иудеев, христиан и мусульман. Как следствие, в сознании многих верующих-монотеистов представления о святых местах Иерусалима и о самом Боге слились воедино, в чем мы не раз могли убедиться. А поскольку божественное – это не просто запредельная реальность, существующая «где-то там», а еще и нечто, переживаемое в глубине человеческого естества, люди относились к святым местам как к части своего внутреннего мира. Оказавшись перед святыней, иудеи, христиане или мусульмане могли испытать пронзительное и трогательное ощущение обретения себя. А тому, кто пережил подобное в Иерусалиме, очень трудно подходить к городу и его проблемам объективно. Ряд сложностей возникает, когда религия рассматривается в первую очередь как средство самоидентификации. Она действительно помогает нам осознать себя, объясняет, откуда мы пришли и отчего у нас такие традиции, не похожие на традиции других народов, но это не единственная ее цель. Во всех ведущих религиях мира самым важным считается преодоление человеком своего недолговечного и прожорливого «я», которое так часто способно пренебречь интересами других ради собственной безопасности. Отвержение своего «я» – не только мистическая цель, оно необходимо, чтобы научиться состраданию и милосердию, поскольку для этого требуется ставить права ближнего выше собственных эгоистических желаний.
Один из неизбежных выводов, вытекающих из истории Иерусалима, заключается в том, что, вопреки романтическому мифу, страдания далеко не всегда делают человека лучше и благороднее, очень часто происходит обратное. Иерусалим впервые стал городом избранных после Вавилонского пленения, во время которого новый иудаизм помогал евреям сохранить свою идентичность в преимущественно языческом окружении. Второисайя провозгласил, что возвращение на Сион откроет новую эру мира, но вместо этого гола сделала Иерусалим настоящим яблоком раздора, отвергнув ам-хаарец. Христиане в результате римских гонений не стали сострадательнее к несчастьям других, а аль-Кудс после того, как мусульмане испытали на себе зверства крестоносцев, приобрел значительно бóльшую исламскую агрессивность. И вовсе не удивительно поэтому, что Государство Израиль, основанное вскоре после ужасов Холокоста, далеко не всегда проводило мягкую добрососедскую политику. Мы видели, что страх разрушения и уничтожения был одной из главных причин, побуждавших народы древности возводить города и святыни. В мифологии древних израильтян их народ скитался по пустыне – демонической области, «не-месту», где не было никого и ничего, – пока не достиг Земли обетованной. В XX в. еврейский народ подвергся беспрецедентному по масштабу истреблению в лагерях смерти, и только естественно, что возвращение на Сион в ходе Шестидневной войны потрясло их до глубины души, а многих заставило уверовать в новое сотворение и зарю новой жизни.
Однако сегодня израильтяне начинают думать о возможности владеть Святым городом совместно с палестинцами. Правда, эти люди, преданные делу мира, по преимуществу, увы, неверующие. По обе стороны конфликта религия приобретает все более воинственный характер. Экстремисты, одержимые апокалиптическим духом, – сторонники акций террористов-смертников, взрыва чужих святынь, изгнания людей из их домов, – находятся в ничтожном меньшинстве, но они порождают ненависть вокруг себя. Жестокости, чинимые любой из сторон, обостряют отношения, и мирная перспектива становится еще более отдаленной. Вина за разрушение римлянами Иерусалима и Храма во многом лежит на зелотах, которые в 66 г. н. э. выступали против партии мира, а королевство крестоносцев погубил Рейнальд де Шатильон, уверенный, что любое перемирие с иноверцами – грех. Религия ненависти способна принести беды, несоизмеримые с числом ее последователей. Сегодняшние религиозные экстремисты по обе стороны конфликта запятнали себя злодеяниями, совершенными во имя «Бога». Ранним утром 25 февраля 1994 г. житель Кирьят-Арбы Барух Гольдштейн открыл стрельбу по палестинским богомольцам в мечети Пещеры Патриархов в Хевроне. Он убил не менее 48 человек и был растерзан на месте, а сегодня израильские ультраправые почитают его как мученика[100]. Другая мученица – молодая террористка из исламской группировки Хамас, которая 25 августа 1995 г. подорвала себя в иерусалимском автобусе, убив пятерых человек и ранив 107. Это уже не вера, а изуверство, но история Иерусалима полна подобных эпизодов. Как только обладание землей или городом становится для кого-то самоцелью, у него больше нет причин воздерживаться от человекоубийства. Забыв о главной обязанности верующего – уважать Бога в другом человеке, – люди начинают оправдывать волей «Бога» любые свои желания и предрассудки. И тогда религия вскармливает жестокость и насилие.
4 ноября 1995 г. премьер-министр Израиля Ицхак Рабин был убит после выступления на митинге в поддержку мирного процесса в Тель-Авиве. К ужасу израильтян, террористом, стрелявшим в премьера, оказался еврей, студент по имени Игаль Амир. На следствии Амир объявил, что действовал по велению Бога и что убийство позволительно, когда дело касается того, кто собирается отдать врагу Святую землю Израиля. Похоже, религия ненависти имеет свою логику развития. Смертельная ненависть, став привычкой, начинает обращаться не только против врагов, но и против своих же единоверцев. Так, Иерусалим крестоносцев жестоко страдал от внутренних раздоров, и франки оказались на грани самоубийственной гражданской войны как раз тогда, когда Салах ад-Дин готовился вторгнуться на территорию королевства. Взаимная враждебность и хронические распри в стане крестоносцев – одна из главных причин их поражения в битве с войском Салах ад-Дина при Хаттине.
Трагическая гибель Рабина потрясла Израиль, заставив многих осознать всю глубину противоречий внутри общества – противоречий, которые они до сих пор пытались игнорировать. Сионисты пришли в Палестину и основали на ее земле государство, чтобы евреи здесь могли чувствовать себя в безопасности от кровожадных гойим. Теперь из-за этой самой земли евреи начали убивать друг друга. Евреям всего мира с болью приходилось признать, что преступления против их народа могут совершать не только иноплеменники, но и свои же братья-евреи. Убийство Рабина – также яркий пример того, как вера может быть использована во зло. Со времен Авраама в религии древних израильтян существовала в высшей степени гуманная традиция, согласно которой путь любви и сострадания ведет к встрече с самим Богом, а другой человек настолько священен, что никакие обстоятельства не оправдывают принесение в жертву его жизни. Однако Игаль Амир избрал для себя этику насилия, которую проповедует книга Иисуса Навина. Он видел божественное только в Святой земле, и его преступление с пугающей силой показало, сколь опасно подобное идолопоклонство.
По мифологии Каббалы, с возвращением евреев на Сион все вещи в мире должны были занять предназначенное им место. Увы, как показало убийство Рабина, обретение евреями своего государства еще не означает, что в мире теперь все правильно. Впрочем, этот миф и раньше давал трещину. С 1948 г. евреи возвращаются на Сион ценой изгнания оттуда тысяч палестинцев, которые лишаются родины и своего священного города. А из истории Иерусалима мы знаем, что его утрата воспринимается всеми без исключения его жителями как конец света и непоправимое искажение порядка вещей. Когда потерян духовный ориентир, ничто в мире более не имеет смысла. В отрыве от прошлого настоящее становится пустыней, а будущего просто не существует. Евреи переживали свое изгнание как пагубу и проклятие, и современные арабы, безусловно, чувствуют то же самое. Трагическим образом, каковы бы ни были первоначальные намерения Государства Израиль, сейчас оно переложило это бремя страданий на палестинцев. Понятно, что палестинцы, борясь за собственное выживание, не всегда ведут себя образцово. Но опять-таки среди них есть люди, признающие, что, возможно, им понадобится пойти на компромисс и удовольствоваться частью своей земли. Путь этих людей к соглашениям в Осло тоже был нелегким – ведь не так давно никто даже и мечтать не мог, что палестинцы официально признают Государство Израиль. За годы изгнания и рассеяния Сион сделался для евреев образом спасения и воссоединения народа. Не удивительно, что и палестинцы в их собственном изгнании стали еще сильнее дорожить аль-Кудсом. Обоим народам, каждому по-своему, грозило уничтожение, но они выжили, и оба теперь ищут исцеления в одном и том же Святом городе.
Спасение – равно физическое и духовное – предполагает нечто большее, чем просто обладание городом, – рост над собой, внутреннее освобождение. Среди прочего, история Иерусалима учит нас тому, что никакое событие не носит необратимого характера. Его жители раз за разом становились свидетелями того, как их любимый город не только разрушали, но и отстраивали заново таким образом, что это было еще труднее вынести. Слыша об уничтожении своего Святого города строителями сначала Адриана, а затем Константина, евреи, наверное, думали, что им уже никогда не обрести свой город вновь. Мусульманам пришлось наблюдать осквернение Харама крестоносцами, которые в то время казались непобедимыми. Во всех этих случаях целью строительства было «создание фактов», но оказалось, что есть в мире вещи, еще более упрямые, чем даже факты. Мусульмане получили свой город назад, потому что крестоносцы погрязли в ненависти и нетерпимости. В наши дни евреи вопреки всему вернулись на Сион и сами принялись «создавать факты» с помощью кольца новых поселений. Но из долгой трагической истории Иерусалима мы знаем: ничто не вечно, и ничего нельзя гарантировать.