[31]. Традиционно строительство считалось обязанностью царя, но Антиох не стал оплачивать работы, а просто вычел их стоимость из налога с города. Таким образом, Симон занял пустовавшее место правителя и фактически выступал в роли одновременно царя и первосвященника Иерусалима (Сир 50:1–4).
Мудрец Бен-Сира придерживался консервативных взглядов. Он очень сокрушался о том, что в жизнь города прокралась приверженность материальным ценностям и многие горожане заражены торгашеским духом греков. Греки любили обвинять левантинцев в продажности, но в действительности этот порок пришел в регион с запада. В прежние времена сионский культ утверждал Иерусалим в качестве прибежища для обездоленных; ныне же, жаловался Бен-Сира, жители города почитают бедность бесчестьем и в погоне за богатством безжалостно отталкивают бедняка (Сир 13:20–27). И все же, с каким бы предубеждением ни относился Бен-Сира к иудеям, заигрывавшим с культурой греков, он и сам не смог устоять перед соблазном эллинизма. Почему бы еврейским юношам Иерусалима, рассуждал он, не изучать книги Моисея подобно тому, как молодые греки в своих гимнасиях приобщаются к сочинениям Гомера? Это было революционное предложение. До того времени миряне могли выучивать наизусть отрывки из Торы, но самостоятельное чтение ими священных книг не предполагалось – Закон разъясняли простым людям священники. Однако Бен-Сира был не священником, а образованным иудеем, считавшим, что Тора могла бы стать основой общего образования для всех евреев мужского пола. Полвека спустя внук Бен-Сиры, который перевел сочинение деда на греческий язык, считал такое обучение само собой разумеющимся (Сир Предисловие: (б)). На всем пространстве Ближнего Востока традиционные религии, противопоставлявшие себя эллинизму, под его воздействием незаметно менялись сами. Не стал исключением и иудаизм. Такие мыслители, как Бен-Сира, уже тогда начали приспосабливать греческий идеал образования к своим традициям, закладывая основы будущего раввинистического иудаизма. Даже в системе вопросов и ответов, которую раввины выработали значительно позднее, отчетливо прослеживается влияние сократического метода.
Но другие иудеи желали пойти еще дальше – они считали, что евреи могут получать греческое образование в полном объеме и это не противоречит соблюдению Закона. Вскоре антагонизм между эллинизированными и консервативными иудеями Иерусалима перешел в фазу открытого столкновения. Первые признаки намечающегося раскола обнаружились приблизительно в 180 г до н. э., когда первосвященника Онию III, сына Симона II, обвинили в том, что он скрывает в сокровищнице Храма крупную сумму денег. Едва эта весть дошла до царя Селевка IV, он тут же отрядил из Антиохии в Иерусалим своего приближенного Гелиодора (Илиодора) с приказанием взыскать деньги, причитающиеся, как считал Селевк, царской казне. К тому времени энтузиазм по поводу селевкидской монархии в Иерусалиме уже иссяк. В 192 г. до н. э. царь Антиох III потерпел сокрушительное поражение от наступающей армии римлян, которые сумели захватить Грецию и значительную часть Малой Азии. Он сохранил трон, но римляне заставили его выплатить огромную контрибуцию и обложили государство ежегодной данью. Понятно, что его преемники испытывали хроническую нужду в средствах. Возможно, Селевк посчитал, что коль скоро он по хартии обязан покрывать из собственных доходов все расходы на иерусалимский культ, у него есть право распоряжаться средствами Храма. Однако он не учел особой чувствительности иудеев ко всему, связанному с Храмом, которая тогда проявилась в первый раз. Когда прибывший в Иерусалим Гелиодор стал настаивать на изъятии денег из сокровищницы, народ Иерусалима содрогнулся от ужаса. Ония был бледен, как смерть, его тело сотрясали жестокие судороги; женщины, одетые во власяницы, метались по улицам города, юные девушки высовывались из окон домов и простирали руки, взывая к небесам о помощи. Чистоту Храма спасло чудо: войдя в сокровищницу, Гелиодор упал без чувств. Позже он клялся, что собственными глазами увидел иудейского Бога.
Этот эпизод стал поворотным моментом – после него любое посягательство на Храм грозило спровоцировать в Иерусалиме мятеж. С годами Храм стал средоточием иудаизма и центром эмоционального притяжения для всех евреев. Это было сердце народа, источник его жизни, созидания и выживания. К Храму, как и прежде, устремлялись сердца и умы иудеев, соблюдавших Тору, – даже в диаспоре они во время молитвы оборачивали лица в сторону Иерусалима, а многие совершали далекое паломничество в святой город, чтобы принять участие в храмовом празднике. Псалмы, молитвы и священные тексты призывали иудеев смотреть на Храм как на земной рай и место, сулящее встречу с Богом. А поскольку евреи боролись за то, чтобы сохраниться как народ в окружении мира, стремившегося их ассимилировать, Храм и окружавший его город сделались твердыней, постоянно готовой к обороне. Язычникам не дозволялось находиться вблизи храмовых строений, и любая попытка нарушить священную обособленность Храма воспринималась евреями как попрание чести, насилие. Эта реакция не была рациональной, она возникала непроизвольно и мгновенно.
Кризис 180 г. до н. э. не окончился приступом, сразившим Гелиодора. По городу поползли клеветнические слухи, будто бы Ония каким-то образом повинен в болезни царского посланца, и чтобы очиститься от подозрений, первосвященник счел необходимым отправиться в столицу и предстать там перед судом. Однако это сыграло на руку его врагам. Ония приехал в Антиохию вместе со своим честолюбивым братом Иешуа, предпочитавшим именоваться на греческий манер Ясоном, и тот, завоевав расположение Селевка, предложил ему огромную взятку за назначение на пост первосвященника. Селевк с радостью на это согласился, Онии пришлось бежать от суда, и позже он был убит. А первосвященник Ясон, в отличие от своего брата, консерватором вовсе не был. Тора утратила для него смысл, он хотел, чтобы народ Иерусалима перенял жизненный уклад греков и наслаждался благами свободы, которую предлагал большой мир. Царь Селевк тоже был убит, престол занял его брат Антиох Эпифан, и Ясон предпринял следующий шаг. Он снова предложил царю крупную сумму денег – на этот раз за отмену старой хартии 200 г. до н. э. Ясон не хотел, чтобы Иудея оставалась храмовым государством старого образца, живущим по закону Торы, и надеялся сделать Иерусалим эллинистическим полисом, называемым в честь его царственного покровителя Антиохией. Антиох, вечно нуждавшийся в средствах, принял от Ясона деньги и дал согласие на его реформу, рассчитывая, что это укрепит его власть в Иудее.
Иерусалим, конечно, не мог стать полисом в одночасье. Прежде чем учреждать в нем демократию, требовалось приобщить значительное количество горожан к греческой культуре. Возможно, у Ясона имелось разрешение на создание в качестве промежуточной подготовительной меры общества «антиохийцев» – сторонников эллинизации. В Иерусалиме – вызывающе близко к Храму – открылся гимнасий, где еврейские юноши могли изучать Гомера, греческую философию, музыку и заниматься атлетикой в обнаженном виде. Впрочем, вряд ли там почитали Гермеса и Геракла – пока Иерусалим не стал полноправным полисом, законом страны по-прежнему оставалась Тора. На первых порах начинания Ясона были восприняты горожанами достаточно благосклонно и даже получили массовую поддержку. В библейских источниках мы не встречаем никакого осуждения гимнасия. При звуках гонга, извещающего о начале состязания атлетов, молодые священники торопились спуститься с Храмовой горы, чтобы принять в нем участие. Идея эллинизации привлекала священников, землевладельцев, купцов и ремесленников, которые могли надеяться, что благодаря большей открытости общества улучшится экономическое положение Иерусалима. В городе всегда существовали противники изоляционистской политики, восходившей к Неемии и Ездре, и многим иерусалимским евреям импонировал греческий космополитический идеал. Иудаизм не казался им несовместимым с эллинистическим миром. Неужели Моисей не похож на такого законодателя, как, например, Ликург? Да и сама Тора, быть может, не такая уж неприкосновенная ценность – Авраам, например, не соблюдал мицвот. Разве не вкушал он одновременно молоко и мясо, когда принимал Бога в Мамре? Нет никакого смысла столь фанатично отделять себя от гойим. Дружба с соседними народами и пользование благами культурного и экономического обмена с ними поможет евреям вернуться к изначальному всеобщему единению, существовавшему до того, как человечество в результате Вавилонского столпотворения разделилось на разные племена и религии.
Когда царь Антиох Эпифан в 173 г. до н. э. пожаловал в Иерусалим, его приняли самым радушным образом. Первосвященник Ясон возглавлял факельное шествие горожан, которые прошли по улицам, приветствуя нового повелителя. Возможно, именно во время этого визита Иерусалиму официально был пожалован статус полиса – при полном одобрении большинства жителей.
Однако потом эллинизаторы зашли слишком далеко. В 172 г. до н. э. Ясон отправил ко двору Антиоха священника по имени Менелай с поручением доставить обещанные деньги. Но Менелай бесчестно злоупотребил доверием и предложил Антиоху собственную взятку, чтобы самому получить место первосвященника. Поскольку царь, как всегда, нуждался в деньгах, Менелай вернулся в Иерусалим уже первосвященником. Ясон был смещен и бежал, спасая свою жизнь. Он нашел пристанище у Товиадов в их владениях близ Аммана, в Заиорданье. Однако жители Иерусалима не могли принять Менелая в новом качестве, поскольку он хотя и происходил из жреческого рода, но не был потомком Цадока, а потому не имел права занимать пост первосвященника. К тому же Менелай допустил еще одну ошибку – взял деньги для уплаты царю из храмовой сокровищницы. Разочарованные жители Иерусалима в большинстве своем покинули общество «антиохийцев», которое в результате превратилось в совсем малочисленную группировку, полностью зависимую от селевкидских царей.