Однако на деле случилось иначе. Когда в 58 г. в праздник Пятидесятницы Павел с очередным денежным пожертвованием прибыл в Священный город, там поднялось возмущение по поводу его присутствия в Храме, и римская администрация арестовала его как зачинщика беспорядков. Павла обвиняли в том, что он якобы провел одного из обращенных язычников во Двор израильтян (Деян 21:26–40). Совершенно невероятно, чтобы Павел стал нарушать Закон таким образом, потому что он стремился «быть всем для всех» и крайне щепетильно относился к религиозным чувствам других людей. Но у него действительно существовала убежденность, что старые барьеры пали и язычники больше не чужие в Царстве Божием. Воскресение Христа отменило не только установления Торы, но и древнюю священную географию, отсылавшую гойим за пределы священного пространства. Как Павел разъяснял в Послании к ефесянам, Иисус «есть мир наш, соделавший из обоих [евреев и неевреев] одно и разрушивший стоявшую посреди преграду», а потому «вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу». Поистине, христиане, «имея Самого Иисуса Христа краеугольным [камнем]», создали духовный храм, который «слагаясь стройно, возрастает в святый храм в Господе» (Еф 2:14–21). Подобно кумранитам, обращенные Павлом христиане верили, что Господь теперь живет на земле в общине верных. Они, как и представители других религиозных течений периода поздней античности, переставали нуждаться в земном Храме, и начинали ощущать, что уже вступили в «небесный Иерусалим» – божественную реальность, которую символизирует Храм (Евр 5:17, 12:22–23). Но с точки зрения евреев, продолжавших видеть в Храме на горе Сион самое верное средство приблизиться к Богу, такие взгляды выглядели кощунственно. Уже само пребывание Павла в Храме в 58 г. воспринималось как угроза, и, как до него Иисус и Стефан, Павел лишился свободы, а в конечном итоге и жизни из-за того, что посягнул на святость Сиона. Как повествует в Деяниях апостолов Лука, по прошествии некоторого времени Павла под стражей направили в Рим, поскольку он, воспользовавшись своими правами римского гражданина, потребовал себе суда кесаря. Подобно иудейским реформаторам времен Антиоха Эпифана, Павел был лишен корней и предпочитал видеть себя гражданином мира, а не сыном Иерусалима. Как сложилась его дальнейшая судьба, точно не известно. Есть легенда, что он погиб в 64 г. во время гонений императора Нерона. Однако церкви, основанные Павлом в диаспоре, сохранили верность его взглядам, и в один прекрасный день эти обращенные в христианство язычники сами предъявили претензии на Иерусалим.
Иудеи не без причины так остро – еще острее, чем во времена Пилата, – реагировали на действия, которые сочли посягательством на святость Храма. Дело в том, что над Храмом снова нависла серьезная угроза. В 41 г. н. э. римский император Гай Калигула приказал установить в иерусалимской святыне свою статую. Когда римский легат в Сирии Петроний высадился в порту Птолемиады, чтобы выполнить эту трудную миссию, его встретили «десятки тысяч иудеев» с женами и детьми, собравшиеся в знак протеста на равнине перед городом. Последовали переговоры, но народ не отступил ни на пядь, хотя Калигула угрожал увести в плен все население, если иудеи не прекратят противиться его воле. Иудеи снова прибегли к ненасильственным методам – они прекратили сельскохозяйственные работы, так что Рим терял возможность получить ежегодную подать. Некоторые верили, что Бог вмешается и защитит свой народ, и действительно, Калигула был убит в Риме заговорщиками, так и не успев привести в исполнение свои угрозы (Древности, XVIII, 8; Война, II, 10).
Ради умиротворения Палестины преемник Калигулы император Клавдий сделал ее царем внука Ирода Агриппу I. Недолгое правление Агриппы I было для Иерусалима периодом благоденствия. Царь расширил Верхний и Нижний рынки в Тиропеонской долине и намеревался возвести третью городскую стену вокруг северного района Безета, однако в 44 г. скоропостижно скончался. Смерть Агриппы стала для Иудеи тяжелейшим ударом. Его сын, Агриппа II, был слишком мал, чтобы стать правителем, и император Клавдий назначил в Иудею римского прокуратора, сохранив за молодым царем высокий пост в правительственной иерархии. В Палестине снова появились признаки брожения. Некий пророк Февда убедил четыре сотни своих последователей отправиться за ним в пустыню, где Господь освободит их и избавит евреев от власти Рима. Несколько позднее, при прокураторе Феликсе (52–59 гг.) появился еще один пророк, обещавший выдворить римлян из Иерусалима. Впрочем, оба движения были немногочисленными, и римляне подавили их без особого труда. Но во время каждого большого религиозного праздника страсти грозили выплеснуться и обернуться беспорядками и смутой. Так, при прокураторе Кумане (48–52 гг.) на Пасху десятки тысяч верующих были задавлены насмерть в храмовых дворах, когда какой-то римский солдат, из тех, что были расставлены на крышах храмовых портиков надзирать за Храмом и отправлением культа, задрал плащ и сделал в сторону толпы паломников оскорбительное телодвижение. И все же, несмотря на периодические беспорядки, Иерусалим продолжал процветать. Находились радикально настроенные элементы, прибегавшие к вооруженному террору в безнадежных попытках покончить с гегемонией Рима, но в целом в те годы, судя по всему, выработалась некая форма мирного сосуществования с Римом. В 59 г. Агриппа II получил разрешение переселиться со своим двором в старый дворец Хасмонеев – дворец Ирода служил резиденцией римского прокуратора при его наездах в Иерусалим. Грандиозное строительство на Храмовой горе наконец-то завершилось, и 18 000 высвободившихся рабочих были направлены мостить улицы Иерусалима. Город получил некоторую автономию – им совместно управляли Агриппа II и первосвященник, которые дружески сотрудничали с римским прокуратором в Кесарии.
Однако с 60 г. Рим стал назначать прокураторами Иудеи не слишком достойных людей. Альбин (60–62 гг.), по рассказам, брал взятки у разбойников, терроризировавших всех, кто сотрудничал с Римом, а его преемник Гессий Флор (64–66 гг.) продолжил эту практику. Когда же постоянно существовавшие трения между еврейским и сирийским населением Кесарии вылились в вооруженные столкновения, Флор, которому требовались дополнительные средства для подавления беспорядков, принял роковое решение конфисковать часть сокровищ Храма. В Иерусалиме тут же разразился бунт, иудеи бились на улицах с солдатами римского гарнизона. После тщетных попыток водворить порядок Флор отступил и призвал себе в помощь римского наместника в Сирии Цестия Галла. В середине ноября Галл прибыл в Палестину с войском, готовый подавлять мятеж. Он встал лагерем на горе Скопус и готовился атаковать северное предместье Иерусалима Безету, но по неизвестной причине вдруг отступил к Эммаусу, преследуемый иудейскими повстанцами. Там его легион был разбит, иудеи уничтожили более пяти тысяч римских воинов.
Однако между самими иудеями в это время шла внутренняя борьба, и восставшие не пользовались единодушной поддержкой населения. Многие сельские землевладельцы, а также иудейские общины таких городов, как Сепфорис и Тивериада, были против войны с Римом. Саддукеи, мыслившие слишком трезво, чтобы вообразить, будто иудеям под силу победить могущество Римской империи, уже распрощались с мечтой о независимой Иудее. Фарисеи, которых вопросы религии волновали несравненно больше, нежели политика, всерьез опасались, что восстание против Рима может пагубно сказаться на судьбах диаспоры. Царь Агриппа II в попытке сгладить остроту конфликта убеждал восставших сложить оружие: неужели они вообразили, что превосходят силой галлов, германцев или греков, уже покорившихся власти Римской империи? Иосиф Флавий, из книг которого мы знаем об этих событиях, тоже принял сторону Рима, убежденный, что восстание равносильно самоубийству. Но против умеренных выступила новая воинственно настроенная партия зелотов, считавших, что Римская империя клонится к закату, а потому у евреев есть хорошие шансы на успех. Ведь удалось же в свое время Маккавеям сбросить чужеземный гнет и создать независимое иудейское царство! Зелоты рассматривали умеренных, выступавших за мир с римлянами, как предателей Сиона и мешали им участвовать в храмовой службе. Это течение поддерживалось лишь незначительной частью евреев Палестины, и даже в его собственных рядах не было согласия. Часть наиболее радикально настроенных зелотов в определенный момент ушла в крепость Масада на берегу Мертвого моря и не принимала дальнейшего участия в битве за город. После поражения Цестия Галла, когда уже было ясно, что войны с Римом не избежать, зелоты продолжали сражаться друг с другом на улицах Иерусалима.
Возможно, именно тогда иудеохристиане Иерусалима приняли решение покинуть город. Между ними и верхушкой иудейского общества периодически происходили столкновения. Был казнен один из «столпов», апостол Иаков, а в 62 г. первосвященник приговорил к смерти и Иакова Праведного за «нарушение закона», хотя 80 фарисеев просили за него Рим и погибли вместе с ним. Руководство иерусалимской церковью перешло к Симеону, двоюродному брату Иисуса, который увел христиан в Пеллу в Заиорданье: поскольку Иисус предсказал разрушение Иерусалима, они были убеждены, что город обречен. Другие евреи решили бороться в надежде на победу. В ожидании римлян, которые должны были прийти и расквитаться за поражение Цестия Галла, горожане спешно возвели вокруг Безеты третью крепостную стену, которую намечал построить Агриппа I.
К несчастью для иудеев, Рим послал на подавление мятежа Веспасиана, исключительно талантливого и опытного военачальника. Прибыв в Палестину в 67 г., Веспасиан начал методично один за другим уничтожать очаги сопротивления в Галилее. Однако в 70 г. Веспасиана провозгласили императором, и он вернулся в Рим, оставив дальнейшее ведение иудейской войны своему сыну Титу. Тит незамедлительно приступил к осаде Иерусалима. В мае римлянам удалось прорваться сквозь новую северную стену города, а неделей позже они сокрушили и Вторую стену, что шла вокруг рынков. После этого сражение переместилось на территорию, непосредственно прилегающую к Храму. Ближе к концу июля римляне захватили Антонию и оттуда начали обстреливать храмовые дворы из метательных орудий. 6 августа на главном алтаре Храма прошло последнее жертвоприношение. Но иудеи не сдавались. Среди зелотов многие верили, что город не может пасть, поскольку в нем живет Господь. Один из проро