ахль аль-китаб – «людям Писания», тем, кто следовал какому-либо из предыдущих откровений[57]:
Если вступаете в спор с людьми Писания, то ведите его наилучшим образом. ‹…› Скажите: «Мы уверовали в то, что ниспослано нам и то, что ниспослано вам. Наш Бог и ваш Бог – один, и мы покоряемся только Ему».
(Коран 29:46)[58]
В Коране раз за разом повторяется мысль о том, что с откровением Мухаммада не утратили силу учения пророков прежних времен – Адама, Ноя, Авраама, Исаака, Измаила, Иова, Моисея, Давида, Соломона, Иисуса Христа (Коран 2:129–132, 35:22, 61:6 и др.). Коран – просто подтверждение и напоминание все той же единственной вести, которую Бог ниспослал всем народам. Тот, кто предпочитает символ веры или свод законов самому Богу, превосходящему любые людские установления, безусловно, является идолопоклонником. Возвращаясь к вере Авраама, мусульмане подчиняли свою жизнь именно Богу, а не религиозному институту, каким бы он ни был.
Представление о том, что религиозные искания человечества едины в своей основе, самым существенным образом повлияло на политику мусульман в отношении Иерусалима. У мусульман существовала собственная священная география, в корне отличная от иудейской и христианской, без знакомого нам по иудаизму противопоставления священного и мирского. Все сущее, поскольку оно происходит от Бога, считалось одинаково благословенным.Умма стремилась к такому равновесию и единству между божественным и человеческим, внешним и внутренним миром, при котором их разграничение утратило бы смысл. В представлении мусульман в мире не существовало ни изначального «зла», ни «демонической» области, постоянно угрожающей «добру». Даже Сатана, верили они, в конце времен получит прощение. Все свято, и надо сделать так, чтобы эта святость раскрылась. Священным было, таким образом, все пространство, и ни одно место не обладало большей святостью, чем другие. Однако вероучение ислама создавалось для реальных людей, а Мухаммад понимал, что людям для сосредоточения нужны символы. И потому с самых первых лет в мусульманстве установился культ трех мест, почитавшихся как священные центры мира.
Первое из этих мест – Мекка. В центре города с древних времен стояла гранитная кубическая постройка, называемая Кааба, – самая чтимая святыня Аравии. Каждый год со всех уголков огромного полуострова сюда сходились арабские племена, как языческие, так и христианские, чтобы принять участие в замысловатых и сложных обрядах паломничества – хаджа. Во времена Мухаммада Кааба служила святилищем набатейского бога Хубала, и ее окружали изваяния другие божеств арабского языческого пантеона, но изначально она могла быть храмом Аллаха – верховного бога. Считалось, что Кааба находится в центре мира, а прямо над ней располагаются небесные врата, так что в этом месте божественное приоткрывает себя, делаясь доступным для земного мира. В одну из стен Каабы вмонтирован Черный камень – метеорит, когда-то упавший с небес и связавший тем самым небо и землю. Как и иродианский Храм в Иерусалиме, святыня в Мекке воплощала полноту бытия, Кааба же представляла самое бытие. Этот куб одновременно символизировал и землю – четыре его угла ориентированы по четырем сторонам света. Паломники семь раз обходили вокруг святыни, двигаясь по ходу солнца размеренным быстрым шагом, – с помощью этого обряда, называемого таваф, они символически переходили от обыденности к чувству сверхъестественной полноты, состраивались с ритмом и движением космоса, обретая верное направление и истинный путь. Круг практически во всех культурах выступает как символ совершенства и вечности, и таваф был медитативным упражнением: кружа около крохотной неподвижной точки вращающейся вселенной, паломники учились находить правильные ориентиры для собственной жизни, определять для себя центр собственного мира и личные ценности. И по сей день паломники, совершавшие таваф вместе с другими мусульманами, рассказывают, что ощутили, как границы их собственного «я» исчезли и они стали одним целым со всеми людьми. На 20 миль вокруг Каабы во все стороны простиралось священное (неприкосновенное, запретное – харам) пространство, охраняющее ее святость. На этой территории воспрещалось любое насилие, и потому она служила убежищем от бесконечной племенной вражды. Аль-Харам был источником расцвета Мекки как торгового города: здесь всегда было спокойно, купцы и менялы могли вести переговоры и заключать сделки, не опасаясь внезапного нападения врагов.
Мухаммад питал искреннюю и глубокую привязанность к Каабе. Он любил молиться в аль-Хараме и читать там Коран, часто совершал таваф. Его привлекала легенда, по всей вероятности, бытовавшая в доисламской Аравии, согласно которой именно на этом месте Адам, первый человек, возвел самое первое на земле святилище Богу. На месте Харама, таким образом, находился сад Эдема, где Бог сотворил Адама, где Адам дал имена животным и все ангелы за это поклонились ему (Коран 2:30–37). Мекка представляла на земле потерянный рай, который можно было на мгновение вернуть, выполнив традиционные обряды этого святого места. Позднее Каабу отстраивали заново Сиф, сын Адама, Ной после Потопа, Авраам и Измаил (Коран 2:125). Окончательный облик святыне придал Кусайя ибн Килаб, объединивший племя курайшитов. Таким образом, Кааба связывала прошлое и настоящее, божественное и земное, внутренний мир человека и окружающую действительность.
Однако когда Мухаммад наставлял первых мусульман относительно правил молитвы (намаза), он говорил, что, простираясь ниц в знак внутренней покорности (ислам) Богу, следует обращаться лицом не к Каабе, а к Иерусалиму. Кааба была в то время осквернена идолами, и потому мусульманам подобало молиться на духовный центр иудеев и христиан, поклоняющихся единому Богу. Такая кибла (ориентация во время молитвы) знаменовала переход от традиционных племенных верований к изначальной вере человечества, подчеркивая солидарность мусульман с ахль аль-китаб и преемственность религиозной традиции. Затем, в январе 624 г., когда стало понятно, что большинство иудейской общины Ясриба никогда не признает Мухаммада, умма объявила о своей независимости от прежних традиций, и Мухаммад предложил верующим во время молитвы обращать лицо в противоположную сторону – к Мекке. Эта смена киблы считается одним из самых важных религиозных новшеств Мухаммада. Новая кибла символизировала возврат мусульман к исконной вере Авраама, существовавшей до разделения на враждующие секты иудаизма и христианства, и была попыткой отыскать утраченное единство в древнейшей святыне, воздвигнутой первым истинным муслимом – Авраамом. А поскольку Кааба не имела религиозного значения ни в христианстве, ни в иудаизме, мусульмане, обращаясь в ее сторону, молчаливо объявляли, что не поклоняются символам традиционных религий, а служат только самому Богу:
Ты не имеешь никакого отношения к тем, которые раскололи свою религию и разделились на секты. ‹…›
Скажи: «Воистину, мой Господь наставил меня на прямой путь, на правильную религию, веру Ибрахима (Авраама), истинное единобожие. Он не был из числа многобожников».
Скажи: «Воистину, мой намаз и мое жертвоприношение (или поклонение), моя жизнь и моя смерть посвящены Аллаху, Господу миров, у Которого нет сотоварищей».
(Коран 6:159, 161–163)
Изменение киблы служило также утешением для мусульман из Мекки, которые совершили хиджру в Ясриб и теперь жили в изгнании. Молитва лицом к Каабе помогала им преодолеть ощущение оторванности от родины, символически направив свои помыслы к оставленной дома святыне.
После своего триумфального вступления в Мекку в 630 г. Мухаммад немедленно занялся очищением Каабы: он убрал оттуда изваяние Хубала и разбил стоявших вокруг идолов. Спустя два года, незадолго до своей кончины, Мухаммад выполнил древний языческий ритуал хаджа, придав ему новый, монотеистический смысл. Теперь это было символическое воссоздание истории Агари и Измаила, изгнанных Авраамом в пустыню и спасенных там ангелом. Мекка навсегда осталась самым святым местом в мусульманском мире, а Харам сделался символическим выражением мусульманского религиозного опыта. Коран постоянно напоминает правоверным, что, говоря о Боге, необходимо использовать символы – аяты. Аятом называется каждый отдельный стих Корана, и такие образы, как рай или Судный день, – тоже символы, ибо человеческий язык позволяет описать Бога и его деяния лишь при помощи метафор. Поэтому мусульмане обладают навыком символического мышления, и им удавалось увидеть в святости Мекки – первичного священного пространства – отражение всей динамики исламского мировосприятия. Точно так же, как есть лишь один Бог и одна религия, но их проявления многообразны, существует и всего одно святое место – Мекка, – способное проявлять себя во многих местах. Все прочие святые места, которые впоследствии обретал исламский мир, получали свою святость от Мекки, и их можно рассматривать как ответвления этой главной святыни. Космос – это тоже символ, аят Бога, и в явлениях природы нам раскрывается божественное присутствие. Все святилища исламского мира, таким образом, строились по модели Мекки – архетипического символа святости: в этом выражался принцип таухида – святости и единства вселенной.
Одним из самых святых мест ислама после Мекки считался Иерусалим. Мусульмане всегда помнили, что священный город ахль аль-китаб был их первой киблой, тем символом, который помог им осознать ислам как отдельную религию, отринуть языческие традиции предков и искать братьев по вере. Иерусалим, сыгравший центральную роль в этом болезненном процессе отделения, занял особое место в мусульманском духовном ландшафте. Он стал символом присущего исламу ощущения живой преемственности и родства с ахль аль-китаб, – хотели того сами иудеи и христиане или нет. Мусульмане называли Иерусалим