только к Мекке. Мечеть Омара была скромным деревянным строением, что вполне отвечало идеалам раннего ислама. Первое ее описание дал христианский пилигрим Аркульф, посетивший Иерусалим в 670 г. Он был немало поражен контрастом между мечетью и ее предшественником – величественным Храмом: «На том знаменитом месте, где некогда был выстроен великолепный храм… теперь сарацины выстроили из дешевого материала четырехугольный молельный дом из приподнятых досок и больших бревен над некоторыми остатками развалин»[62]. Зато мечеть была просторной: по словам того же Аркульфа, она вмещала до трех тысяч верующих. Ко времени паломничества Аркульфа многие арабы региона перешли в ислам и собирались в мечеть на пятничные молитвы.
Однако христиане Иерусалима не были обязаны переходить в ислам. В действительности обращение иноверцев в ислам не поощрялось вплоть до VIII в. Упоминавшийся выше ат-Табари процитировал в своей «Истории пророков и царей» документ, который считал «заветом» между халифом Омаром и христианской общиной Иерусалима. Документ, скорее всего, не подлинный, но он точно описывает политику мусульман в отношении покоренных народов.
[Омар] дарует им [жителям Иерусалима] безопасность, людям и их имуществу; их церквям и их крестам, больным и здоровым, всем исповедующим их веру. Мы не будем расквартировывать мусульманских воинов в их церквях. Мы не будем разрушать их церкви, не будем посягать на их убранство, их имущество, их кресты и все, что им принадлежит. Мы не будем принуждать жителей Иерусалима отказываться от своей веры и не причиним им никакого вреда.
(Tabarī, Ta'rikh ar-Rusul wa'l-Muluk 1:2405)
Евреи и христиане Палестины, как и прочие подданные-немусульмане исламской империи, получили статус «покровительствуемых меньшинств» (зимми). Они обязаны были отказаться от средств самозащиты и не имели права носить оружие. Власти же гарантировали им защиту, за которую взимали подушный налог, называвшийся джизья. В Иерусалиме этот налог, по-видимому, составлял один динар в год с семьи. Такую же сумму платили за въезд в город христианские паломники, прибывавшие из других стран; таким образом, на время пребывания в Иерусалиме они приобретали статус зимми (Gil, 1992, pp. 143–48). Эта система не была совершенной. Позднее исламское законодательство дополнилось рядом положений, довольно унизительных для немусульман. Так, зимми не могли строить без разрешения, а их культовые сооружения не должны были быть выше мечетей; им следовало низко кланяться чиновнику, внося джизью, запрещалось ездить верхом на лошади, предписывалось носить одежду только определенного вида. Хотя все это зачастую выполнялось не слишком строго, в целом немусульманам гарантировалась свобода вероисповедания, но не равенство: они были подданными мусульман, и закон обязывал их признавать главенство мусульман во всех областях жизни. Тем не менее такие правила позволяли мирно сосуществовать представителям разных конфессий и обеспечивали в основном приличное и законное обращение с подвластными народами. По сравнению с византийским законодательством, жестоко преследовавшим религиозные меньшинства – монофизитов, самаритян и иудеев, – это был, безусловно, большой шаг вперед.
Поэтому не удивительно, что христиане – несториане и монофизиты – приветствовали мусульман и предпочитали исламскую империю Византийской. Как писал историк XII в. Михаил Сириец, мусульмане «не спрашивали об исповедании веры и не преследовали за веру, как греки, народ еретический и злонравный» (Михаил Сириец 3:226, цит. по Prawer, p. 216). Православным же христианам примириться с торжеством ислама было, очевидно, труднее. Софроний, как утверждается, плакал, глядя на стоящего посреди Храмовой горы халифа Омара, и вспоминал пророчество Даниила о «мерзости запустения», а несколькими неделями позже умер от горя. Появились апокалиптические фантазии о каком-то греческом императоре, который освободит Иерусалим и подготовит почву для Второго пришествия Христа (Wilken, pp. 241–49). Христиане Иерусалима теперь были отрезаны от Константинополя, где, казалось, о них совсем позабыли. Вплоть до 691 г. пустовало место патриарха Иерусалимского, освободившееся после кончины Софрония. На глазах христиан вновь оживала и обустраивалась Храмовая гора, осквернение которой было для них так важно. Многие, наверное, пытались сделать вид, что никаких мусульман в Иерусалиме нет: христианские паломники, такие как Аркульф, едва замечают их присутствие в Святом городе. Может быть, христиане подсознательно верили, что если игнорировать «сарацинов»[63], те каким-то образом перестанут существовать. В сущности, им не составляло особого труда обманывать себя, так как они по-прежнему составляли большинство населения города и даже мусульмане признавали, что здесь живут по преимуществу зимми. Почти все святыни христиан находились на Западном холме, и он остался целиком христианским. Завоеватели-мусульмане не селились в этой части города, хотя климат там был прохладнее и здоровее, чем в их собственных кварталах у подножья Харам аш-Шарифа[64] – Храмовой горы. Мусульманам, кроме того, запрещалось входить в сохранившиеся церкви на Масличной горе и в долине Кедрона; в особенности это касалось церквей Вознесения и Гробницы Девы Марии, которые увековечивали память о событиях, почитавшихся мусульманами. Христиане могли беспрепятственно строить и восстанавливать свои церкви, и в VII–VIII вв. церковное зодчество в Сирии и Палестине достигло небывалого расцвета. Были разрешены крестные ходы, и не существовало ограничений на церковные богослужения. Мусульмане собирались в больших количествах лишь на Харам аш-Шарифе, бывшей Храмовой горе, никогда не имевшей для христиан литургического значения.
Непосредственно после взятия Иерусалима Омар по просьбе Софрония сохранил запрет на проживание евреев в Иерусалиме. Арабы, занимая новый город, обычно подтверждали существовавшие там порядки, а евреям уже очень давно не дозволялось селиться в Иерусалиме и окрестностях. Однако позднее Омар отменил первоначальное распоряжение, поскольку не видел причин, по которым следовало бы отказать евреям в праве жить в городе Давида. Халиф пригласил в Иерусалим 70 еврейских семейств из Тивериады и выделил им территорию вокруг Силоамского водоема, с юго-западной стороны Харама. При взятии Иерусалима персами в 614 г. этот район был разрушен почти до основания и с тех пор лежал в руинах. Евреи расчистили территорию, вывезли мусор, а пригодные в дело камни употребили на строительство своих домов. Им также разрешили построить синагогу поблизости от уцелевшей со времен Ирода западной подпорной стены платформы Храма. Синагога называлась «Пещерой» и, возможно, находилась в подземелье под храмовой платформой (Gil, 1992, pp. 70–72, 636–38). Согласно некоторым источникам, евреям дозволялось молиться и на самой платформе, точно так же, как христиане допускались для молитвы в мединскую мечеть. Зимми – иудеи и христиане – могли наниматься на Харам в качестве стражников или обслуги, причем они освобождались от уплаты джизьи (Gil, 1992, p. 72). Иудеи, по-видимому, охотно пользовались этой возможностью, поскольку мусульманское завоевание вселило в них новые надежды. Византийские императоры поставили иудаизм вне закона, а Ираклий дошел даже до принудительного крещения евреев. Так что евреи поддерживали мусульман, как раньше – персов, тем более что монотеистическая религия новых завоевателей была значительно ближе их собственной вере, чем христианство. Не исключено, что некоторые иудеи видели в исламе ступень на пути измаилитов (потомков Измаила) к обращению в истинную веру.
Мусульмане не только освободили иудеев от гнета Византии, но и дали им право постоянно жить в их Святом городе. Такой поворот к лучшему, естественно, вызвал к жизни апокалиптические мечтания. Особенно важным казалось то, что мусульмане приступили к очищению Храмовой горы: может быть, они подготавливают путь для Мессии, который воздвигнет новый Храм, теперь уже навечно? Еврейский поэт конца VII в. приветствовал арабов как предвестников Мессии, связывая с ними свои надежды на воссоединение рассеявшегося народа и возрождение Храма (Peters, 1985, p. 192). И даже когда стало ясно, что пришествие Мессии не состоялось, евреи по-прежнему положительно относились к исламской власти в Иерусалиме. В дошедшем до нас письме XI в. иерусалимские раввины упоминают о «милосердии» Бога, позволившего «царству Измаила» покорить Палестину, радуясь, что с мусульманами, вступившими в Иерусалим, «были люди из сынов Израиля, которые указали им место Храма, поселились с ними [в Иерусалиме и живут там] по сей день» (Gil, 1992, p. 71).
Завоевание Палестины мусульманами отнюдь не означало, что ее внезапно наводнили арабы из Хиджаза. Этнический состав населения Палестины изменился мало и сохранил присущую ему пестроту. Мусульманским завоевателям не разрешалось селиться на новых землях, и они долгое время оставались малочисленной кастой военных, жившей в особых поселениях изолированно от местных жителей. Некоторые арабские военачальники получали разрешение строить себе поместья, но только в местах, которые не были заняты. В Иерусалиме, как мы видели, мусульмане не посягали на Верхний город с его более здоровым климатом, а поселились только у подножия своего Харама, рядом с Еврейским кварталом. Иерусалим, таким образом, был по преимуществу христианским городом, с небольшим анклавом священного пространства мусульман. Пророк Мухаммад однажды сказал, что всякий, кто говорит на арабском языке, – араб, примерно так же, как те, кто говорит по-гречески, – эллины. С течением времени арабский язык сделался родным для всех жителей города, и потому сегодня мы называем их арабами, будь то мусульмане или христиане.
Мусульмане заимствовали у византийцев административное деление Палестины (по-арабски – Фаластин) на три области –