Мессианское движение последователей Реувени вскоре иссякло, но это был симптом острого духовного кризиса, наступившего в еврейском мире после изгнания евреев из Испании. Период господства ислама был золотым веком для евреев аль-Андалуса, и их судьбу евреи всего мира оплакивали как величайшую катастрофу из всех постигших народ Израиля со времени разрушения Храма. В XV в. усилились и антисемитские гонения в Европе, где евреев выселяли из одного города за другим. Еврейский народ острее, чем когда-либо прежде, ощущал свою отверженность, и многие мечтали о Спасении, которое раз и навсегда положит конец их горькой разлуке с родиной и своим прошлым. Завоевание Иерусалима турками, приютившими еврейских изгнанников, породило во всей диаспоре мессианские чаяния, которые потом более сотни лет будоражили умы и сердца.
План Давида Реувени касался западной подпорной стены Харама, построенной при царе Ироде, – последнем остатке иудейского Храма. При мамлюках вдоль всей стены были выстроены медресе, и свободным оставался лишь небольшой 22-метровый участок между улицей Цепи (Тарик аль-Силсила) и Магрибинскими воротами. Раньше это место не вызывало у евреев особого интереса. Оно не имело религиозного значения – в иродианские времена здесь располагались лавки. Еврейские паломники собирались для молитвы на Масличной горе и у ворот Харама, а при крестоносцах евреи, которых изгнали из Иерусалима, иногда молились у восточной подпорной стены Храмовой горы (Adler E. N., p. 21). Однако в последние годы правления мамлюков ситуация изменилась. Евреи – может быть, потому, что молиться на Масличной горе стало небезопасно из-за постоянных набегов бедуинов, – перешли на единственный не занятый мусульманскими постройками отрезок западной стены Харама, ставший для них последней связью с прошлым.
Во время строительства городских стен, – возможно, как раз тогда, когда Синан находился в Иерусалиме и работал над проектом Дамасских ворот, – Сулейман Великолепный издал специальный указ (фирман), по которому евреям предоставлялось место для молитв у Западной стены. По преданию, именно Синан распланировал молитвенный проход у Западной стены: ему принадлежала идея снять слой земли, чтобы стена в этом месте стала выше, и выстроить параллельную стену, отделяющую участок от Магрибинского квартала[79]. Получился очень узкий проход, всего около 2,7 м шириной. Однако в этом было и свое преимущество – стена величественно возвышалась над молящимися. Очень скоро участок у Западной стены сделался центром еврейской религиозной жизни Иерусалима. Формальные обряды поклонения еще не выработались, но евреи охотно проводили здесь послеполуденные часы, читая псалмы и целуя камни. А Сулеймана Великолепного, который, скорее всего, хотел просто-напросто привлечь в город новых еврейских поселенцев, провозгласили другом и покровителем Израиля. По еврейской легенде, он собственноручно помогал расчищать участок и омывал стену розовой водой, как Омар и Салах ад-Дин, когда они восстанавливали святость Храмовой горы (Ben Dov, p. 108).
Очень скоро Западная стена обросла обычной для святых мест мифологией. Возникли естественные ассоциации с талмудическим преданием о западной стене Двира, которую, как учили раввины, не покинула Шехина и которую Бог обещал сохранить навеки (Песнь Р 2:9). Теперь эти утверждения относились к западной подпорной стене Харама. И поскольку она считалась местом Божественного Присутствия, евреи начали разуваться, прежде чем вступить в проход. Появился обычай записывать на маленьких листочках бумаги просьбы, обращенные к Всевышнему, и вкладывать эти листки между камнями кладки, дабы они постоянно пребывали перед Богом. А так как Западная стена находилась совсем близко к месту, где стоял Храм, евреи стали говорить, что именно над ней располагаются Небесные врата и молитвы поднимаются от нее прямо к Божественному Престолу. В 1658 г. посетивший Иерусалим караим из Кафы (Феодосии) Моше бен Элияху ха-Леви Ирушалми писал: «Великая святость покоится на Западной стене, изначальная святость, которая прилепилась к ней издавна и навечно» (Ben Dov, p. 69). Когда евреи входили в отгороженное тесное пространство и глядели снизу вверх на стену, возвышающуюся над ними несокрушимой громадой, они ощущали присутствие священного. Стена стала символом божественного, но одновременно и символом еврейского народа – при всем своем величии это все же были развалины, знак разрушения и поражения. «Одна и только одна стена осталась от Храма», – так продолжается рассказ Моше Ирушалми (Ben Dov, p. 69). Гигантские камни ассоциировались не только с Присутствием, но и с отсутствием. Припадая к ним, касаясь их губами, евреи обретали связь с ушедшими поколениями и минувшей славой. Подобно еврейскому народу, стена выстояла наперекор ударам судьбы. Но она напоминала и о поругании Храма – событии, которое само символизировало все трагедии, обрушившиеся на Израиль. Оплакивая Стену, евреи могли скорбеть обо всех своих потерях, прошлых и нынешних, очищаясь душой. Как и сам Храм, Западная стена, которую называют также Стеной Плача, представляла и Всевышнего, и дух еврейского народа.
Жизнь евреев в османском Иерусалиме все же была далеко не безоблачной. Так и не улеглись страсти вокруг синагоги Рамбана и примыкавшей к ней мечети аль-Умари. На протяжении 1530-х – 1540-х гг. служители мечети дважды пытались добиться закрытия синагоги, но кади Иерусалима оба раза выносил решение в пользу евреев. В 1556 г. в синагоге собиралось так много верующих, что мусульмане предприняли новую попытку изгнать соседей и пожаловались на них в суд. Главные обвинения заключались в том, что евреи нарушают закон, подражая в одежде мусульманам, – их молитвенные покрывала очень похожи на мусульманскую куфию, – а кроме того, слишком громко молятся, мешая мусульманскому намазу. В итоге в 1587 г. синагогу навсегда закрыли, хотя и с соблюдением порядка (Cohen 1984, pp. 75–85). Евреям разрешили сохранить священные свитки Торы и проводить молитвенные собрания по домам. Сходный конфликт возник вокруг гробницы пророка Самуила (Неби-Самвил) в 9 милях к северу от Иерусалима, почитавшейся и иудеями, и мусульманами. Там находилась синагога, которую охотно посещали еврейские паломники, и местные мусульмане жаловались властям, что евреи присвоили святыню и их поведение оскорбляет религиозные чувства мусульманских паломников. Правда, в этом случае кади твердо стоял на стороне евреев, и им удалось сохранить синагогу.
Источник конфликтов такого рода – подспудная неуверенность людей в силе собственной веры. Присутствие соперничающего культа в том же святом месте способно вызывать чрезвычайное раздражение. Мусульмане ощущали угрозу в многочисленности евреев, чьи молитвы вторгались в их личное пространство. А то, что обе общины почитали одни и те же места, причем каждая претендовала на обладание монопольной истиной, порождало трудноразрешимые вопросы. Кто был прав? Жалобы по поводу еврейских молитвенных покрывал свидетельствуют о стремлении мусульман отмежеваться от других религиозных сообществ во избежание возможной путаницы. Множество подобных споров возникало уже в XX в. с его усилившейся тенденцией к плюрализму, особенно когда между религиозными группами существовали и политические разногласия. Самый известный случай – конфликт между мусульманами и индуистами в древнем городе Айодхья на востоке Гангской равнины, почитаемом как святое место представителями обеих общин. Евреи стали ощущать уязвимость своего положения в османском Иерусалиме и ближе к концу правления Сулеймана начали покидать город. Внутри Иерусалима они переселялись из районов Риша и Маслах, где жили по соседству с мусульманами, в район Шараф, поближе к Западной стене. Так постепенно образовывался еврейский анклав. На исходе XVI в. Шараф уже считался особым Еврейским кварталом и отчетливо выделялся из мусульманского окружения.
При Сулеймане I обострились также отношения между мусульманами и западными христианами в Иерусалиме. Османское завоевание неодинаково отразилось на судьбе представителей разных христианских деноминаций. Греко-православные христиане, армяне и сиро-яковиты считались законными подданными османов и входили в признаваемые правительством религиозные тайфы. Францисканцы же были просто проживающими в Иерусалиме иностранцами. Они по-прежнему обитали в тесных кельях на горе Сион и владели церковью Сионской горницы (Сенакулум), но не гробницей Давида. В последние годы мамлюкской империи францисканцам удалось обосноваться и в храме Гроба Господня; восемь священников и трое послушников жили там в темном и душном подвальном помещении, постоянно страдая от головной боли и лихорадки. Еще до прихода турок францисканцам каким-то образом удалось получить под свой контроль главные святыни храма. Официальный документ о передаче святынь до нас не дошел, но францисканцы понимали, сколь ценны должным образом выправленные бумаги для подтверждения прав, и с успехом занимались сбором всевозможных актов и фирманов. Однако в 1523 г. положение монахов ухудшилось. Сулейман, который тогда еще вел свои войны в Европе, заявил, что его приводит в ужас известие о неких «религиозных франках», занимающих церковь прямо над гробницей пророка Давида и попирающих эту гробницу ногами во время своих лживых богослужений (Peters 1993, p. 223). Последовал фирман с распоряжением закрыть церковь Сионской горницы и превратить ее в мечеть. На ее восточной стене до сих пор можно видеть надпись, гласящую: «Сулейман повелитель, потомок Османа, приказал это место очистить и избавить от неверных и создать здесь мечеть, где будет восхваляться имя Аллаха». Францисканцы переехали в пекарню по соседству. За монахов попытался вступиться король Франции Франциск I, но получил отказ. Правда, султан заверил его, что остальным христианским святым местам в Иерусалиме ничто не угрожает.
Заступничество великих европейских держав оказалось важным подспорьем для францисканцев в их пошатнувшемся положении в Иерусалиме. В 1535 г. султан Сулейман заключил с Франциском I союз против императора Священной Римской империи Карла V и в качестве жеста доброй воли (турки были более сильным союзником) добавил к политическому договору торговую конвенцию – Капитуляции. Капитуляции предоставляли французам в Османской империи особые льготы, выводя их из-под юрисдикции местных властей. Король получал право назначать своего консула, который разбирал гражданские и уголовные дела между французскими купцами и вообще подданными Франции на османской территории без вмешательства исламской судебной системы. Также подтверждался статус францисканцев как главных хранителей святых мест Иерусалима (Peters 1985, p. 483). Правда, на практике из всех громких слов почти ничего не воспоследовало. Должно было пройти еще триста лет, прежде чем европейский консул действительно получил возможность постоянно жить в Иерусалиме. Предлагая французам Капитуляции, Сулейман проявлял по отношению к ним снисходительность – Османская империя находилась тогда в зените могущества. Так же поступали и следующие султаны, заключая подобные союзы с Францией и другими западными государствами. Но в историческом плане это был просчет. Позднее, когда империя ослабла, существование консульской юрисдикции позволило Западу безнаказанно вмешиваться во внутренние дела Турции, нарушая ее суверенитет.