— Король! — презрительно и грубо повторила графиня. — Почему он не сдаётся? Ему давно уже пора отдать трон. Пора уйти в монастырь. Как он может кого-то вести? Зубы Господни, он похож на смерть в этих своих белых покровах! — Взгляд её обратился прочь, к дочери, которая под деревьями отдавала указания садовникам. — Кое-кто не думает ни о ком, кроме себя.
Любовник графини наклонился к ней, не прерывая пылкой речи, обращённой к Жослену.
— Милорд, нам нет нужды ждать, когда король поведёт нас! Мы можем отправиться в поход и сами. — Черноволосая голова Амальрика повернулась, отыскивая де Ридфора. — Милорд маршал, вы с нами? Как поступит Храм в подобном случае?
Де Ридфор рассмеялся:
— В случае удара на Дамаск, Алеппо или Эдессу? Решите хотя бы, куда именно вы хотите ударить. И обратитесь к госпитальерам — быть может, у них найдутся лишние люди. — Краем глаза он видел, что в сад как раз входит магистр госпитальеров. Де Ридфор поклонился графине: — С твоего дозволения, миледи, — проговорил он и удалился, чтобы не кланяться тому, кого считал ниже себя.
Бодуэн д'Ибелин наклонился к Сибилле и прошептал ей на ухо:
— Идём, покуда никто не смотрит.
Она подняла голову, и он тотчас поцеловал её. Сибилла засмеялась. Бодуэн вечно обнимал и целовал её. Она гибко выскользнула из обхвативших её рук и отошла на пару шагов, всё ещё глядя на придворных. Ей нравилось быть желанной, но не хотелось быть связанной.
— Что — хочешь позабавиться с соколами?
Бодуэн шагнул к ней сзади, и его рука обвила её талию.
— Хочу позабавиться с тобой. — Он снова заключил её в цепкие объятия. Через сад, отыскивая их взглядом между шёлковых платьев и котт, сфинксом смотрела Агнес де Куртенэ.
Сибилла оттолкнула любовника, чувствуя себя неуютно под взглядом матери. И спросила, тронув его за руку:
— Что ты думаешь о моём дяде Жослене?
Бодуэн д'Ибелин поднял голову, взглянув на Жослена так, словно лишь сейчас заметил его. Сказал осторожно:
— Он добрый человек и истинный рыцарь.
— Трус, — отрезала Сибилла.
— О, Сиб. — Он рассмеялся и слегка дёрнул её длинный локон. — Скажи: «благоразумный» — и будешь права. Следуя за Жосленом де Куртенэ, не погибнешь.
Сибилла сморщила носик.
— Трус, — повторила она. Жослен был её дядей, главою семьи; ежели она будет королевой — ей не обойтись без его поддержки, однако поддержка эта ничего не будет стоить.
Будет королевой. Всю её жизнь корона лежала рядом с ней и, однако, всё время казалась далёкой, далёкой до несбыточности. Брат её был таким настоящим, таким несомненным королём. Сибилле почему-то казалось, что он вот-вот перестанет болеть, что произойдёт чудо. Он добр, он герой. Бог непременно спасёт его — однажды, очень скоро, они явятся к его двору и найдут короля очищенным, каким он был прежде, прекрасным и мужественным.
Но Бодуэн не поправлялся. Кулачок Сибиллы сам собой сжался при мысли, как это несправедливо. Как жестоко. И однажды, очень скоро, она станет королевой Иерусалима. А это меняет всё.
Она оглянулась на людей, заполнявших сад, оценивая, чем они могут быть полезны ей.
Прежде всего — её мать и материнские прихлебатели, прочно занявшие все посты на службе королевству. Агнес по-прежнему смотрела на дочь поверх жухлой бурой травы сада. Сибилла улыбнулась ей, взяла руку своего любовника и поцеловала. Лицо матери стало ничего не выражающим, словно у змеи.
Мать на её стороне. Конечно же графиня считает эту сторону своей собственной.
Как раз в то время, когда Сибилла размышляла, вошёл распорядитель двора, прокричал представление, и в дверях, ведущих с галереи, появился граф Триполитанский.
Этот уж точно не на её стороне. Крупнейший из баронов королевства, он был регентом в дни младенчества её брата, и принцесса до сих пор помнила, как Триполи боролся за сохранение своего влияния, когда её брат в четырнадцать лет стал совершеннолетним, как Бодуэн использовал все — угрозы, просьбы, закон, — чтобы принудить Триполи отдать власть. Граф вошёл в сад среди роя прислужников, которые освобождали для него дорогу, и он шёл как бы в центре смерча. Его коричневая бархатная куртка не была расшита; не носил он и укращений. Говорили, что он не тратит денег — только копит. Он направился к графине, чтобы поприветствовать её.
— Что тебя так увлекло? — спросил Бодуэн д'Ибелин. — Я только что спросил, не хочешь ли ты вина. Вон, видишь — вынесли свежее.
Сибилла сказала:
— Я наблюдала за кузеном Триполи. Размышляла, как с ним быть.
— Ах, Боже мой, Сибилла, не тревожься об этом. — Бодуэн коснулся губами её уха, и его рука вновь легла на её талию. — Когда мы поженимся, я сам позабочусь о нём. Оставь Триполи мне.
— Ступай принеси мне вина, — сказала она.
Она смотрела, как Бодуэн идёт за вином — высокий, светлокудрый, красивый... и невыносимо скучный. Сибилла уже знала, что никогда не выйдет за него, но он нужен, чтобы дразнить её мать. Агнес погрузилась в беседу с графом Триполи. Сибилла снова оглядела сад, оценивая собравшихся, и тут в дальнем конце мозаичной площадки, поодаль ото всех, заметила Жерара де Ридфора.
Маршал тамплиеров глядел через сад на Триполи, и лицо его было стянуто маской злобы; судя по всему, де Ридфор готов был вцепиться зубами в горло графа Триполитанского.
Сибилла опустила глаза, скрывая внезапно вспыхнувший интерес. Вернулся Ибелин, неся по кубку в каждой руке. За ним плёлся паж с подносом сластей. Сибилла сказала:
— Я забыла, почему этот фландрийский тамплиер, де Ридфор, так ненавидит моего кузена Триполи.
Бодуэн рассмеялся:
— Женитьба де Ботрана, помнишь?
— Ах да. — Сибилле захотелось вновь взглянуть на де Ридфора, но вместо этого она опустила глаза на кубок, полный красного крепкого вина. Теперь она вспомнила: Триполи обещал де Ридфору наследницу, а потом отдал её кому-то ещё. — Значит, он не монах. Когда же он стал тамплиером?
— После этого. Да ну же, Сиб, довольно этих разговоров, давай лучше уйдём отсюда. Твоя мать так и ест меня глазами.
— Я жду брата, — сказала она, хотя и знала, что король не придёт. Было уже далеко за полдень. А это значит, что его болезнь обострилась. Сибилла выдернула руку из пальцев Ибелина и поднялась на несколько ступеней. Одарила резким взглядом Триполи, имевшего наглость быть здоровым. Потом, ощутив на себе чужой тяжёлый взгляд, повернула голову — и глаза её на миг встретились с глазами де Ридфора.
Он тут же отвернулся, однако Сибилла поняла — маршал наблюдал за ней. Она неотрывно смотрела на него — по праву будущей королевы. Оценивала его весомость. Он предводительствовал двумя сотнями рыцарей, лучшими бойцами в Приграничье. Он ненавидел Триполи и тем самым оказывался на её стороне. Сибилла отвела взгляд и увидела недовольную гримасу Ибелина.
— Ты хоть немного слушаешь меня? Я сказал: если хочешь повидать короля, отправимся туда. — Он в раздражении махнул рукой.
— Неплохая мысль, — одобрила Сибилла. В любом случае всё это надо ещё обдумать. — Пошли пажа за моим плащом и вели привести коней.
ГЛАВА 7
Храм жил по монастырскому Уставу: тамплиеры засыпали и пробуждались, молились и ели, пели хором и выезжали в дозоры по звону церковного колокола. Сейчас колокол звонил Третий час, и, как все остальные, Стефан л'Эль направился в трапезную и занял своё место в строю перед её дверями, чтобы идти на обед, — один из двух сотен равных воинов.
Равных — однако Стефан был среди них один. Все они были чужими ему. Он пробыл в Иерусалиме больше месяца, но даже те, с кем он приехал сюда, всё ещё оставались для него только лицами и именами. Он чувствовал себя здесь ненужным, неизвестным, оторванным от корней.
Поэтому Стефан обрадовался, когда в ряд вместе с ним встал, улыбаясь, Герман де Монтойя — хотя интерес Германа и насторожил его.
— Рад тебя видеть, Стефан, — сказал прецептор. — Тебя уже назначали в патруль?
— Ещё нет, сэр, — сказал Стефан. — Я обихаживал коней и приводил в порядок доспехи.
Герман пригладил усы, под которыми таилась неизменная улыбка. У него были светлые проницательные глаза.
— Что ж, — сказал он, — посмотрим. Возможно, я смогу дать тебе поручение. — И тут к ним, как назло, подошёл ещё один рыцарь.
Он не обратил на Стефана никакого внимания и без околичностей обратился к Герману:
— Я только что получил весточку из Нижнего Города. Пришёл караван из Каира. Спустись со мной в город.
Стефан отступил, оскорблённый. Это был тот самый черноволосый рыцарь, что стоял перед общим собранием — юноша позабыл его имя. Понятно было, почему столь многие ненавидят его; он был грязен и груб, да к тому же норманн.
— Я не могу никуда отлучаться, — сказал Герман, — мне надо заниматься с новичками. Возьми Медведя или Фелкса.
— Они в патруле. Не заставляй меня грешить. Мне нужен хоть какой-нибудь спутник. Кто здесь есть?
По лицу Германа мелькнуло огорчённое выражение, и на миг он заколебался; но тут в трапезной зазвонил колокол. Звали к обеду.
— Нет, — сказал прецептор, — я голоден. Вот что — возьми Стефана.
— Что? — удивился черноволосый. Стефан поражённо вскинул голову. Мимо них в зал потекли воины.
Герман заступил им дорогу, улыбаясь всем и каждому, и снова обратился к черноволосому:
— Возьми его. Он новичок в Иерусалиме. Покажи ему местные чудеса.
— Милорд, — пробормотал Стефан, — я ещё не ел сегодня. — Он в панике покосился на черноволосого рыцаря, который следил за ним с явной насмешкой.
— Он научит тебя закупать продовольствие, — заверил Герман. — Иди. Я приказываю. И обещаю, тебе будет над чем подумать.
— Я не люблю думать, — сказал Стефан. Черноволосый развернулся и большими шагами пошёл прочь, словно рад был избавиться от Стефана. — Думать так трудно...
Ему пришлось почти пробежать несколько шагов, чтобы нагнать норманна