5 Тот ничего не сказал, просто повёл его через внутренний двор к конюшням.
Это была старая каменоломня, расположенная под одним из углов площади; рыцари спускались и поднимались по лестнице, вырубленной в грубом камне. У её подножия ступени заворачивали за угол, и скальная стена открывалась в огромную, неправильной формы пустоту, уходящую глубоко под самую Храмовую Гору. Некогда эта пустота была самой обычной пещерой, но из стен брали известняк на блоки, подобные тем, из которых был сложен и весь комплекс Храма, а выбирая камень, каменотёсы подпирали свод массивными столбами и колоннами и продвигали пещеру глубоко в недра горы. Рыцари называли это место Конюшнями Соломона и держали здесь своих коней. Кони были привязаны по четыре к стволам в лесу каменной колоннады. Вся большая, окутанная тенями пещера была полна шорохов от их движений, фырканья и ржания.
Рыцари оседлали коней и выехали в город. На улице яркое солнце ослепило Стефана, и он заслонил глаза рукой. Над ними вздымалась Храмовая Гора. Купол трапезной отбрасывал резкую тень до середины улицы. Они повернули влево вдоль западного края кладки — массивной стены из шлифованных каменных блоков, которые поросли похожими на бороды плетями зелени.
Неожиданно для себя Стефан сказал:
— Я всегда думал, что улицы Иерусалима вымощены золотом. Когда я впервые попал сюда, был очень разочарован.
Норманн рассмеялся и быстро глянул на Стефана. Они повернули вниз по улице. С двух сторон тянулись шеренги садов. По верху стены справа вилась тёмным шнуром череда каменных арок. Рыцари двигались в неиссякаемом потоке людей, большей частью пеших — носильщики с грузом на спинах, купцы, мелкие торговцы. Навстречу им прошли несколько пилигримов. Облачённые во власяницы, пилигримы на ходу рыдали, молились и бичевали себя, как безумные. На узкой улочке Стефан придержал коня, пропустив вперёд черноволосого спутника, и теперь ехал, ослабив повод и глазея по сторонам. Они въехали под арку ворот — и стук подков изменился, глухо застучав в темноте.
Перед ними лежала широкая рыночная площадь, один её конец перекрывала высокая арочная крыша, другой был открыт солнцу. Лавки располагались в аркадах по обе стороны площади, а в толпе мелькали носилки знатных дам и всадники на великолепных конях. За рынком, на углу, возвышалась первая из тяжеловерхих башен Иерусалимской цитадели, где жил король.
Миновав площадь, двое тамплиеров подъехали к Давидовым Вратам, главной дороге сквозь городскую стену, — двойному порталу с решётками, что, опускаясь, становились ловушкой. Стражник, сидевший на ступенях, махнул рукой рыцарям, чтобы проезжали мимо шеренг людей, ждущих своей очереди заплатить пошлину.
За воротами освещённый солнцем склон полого уходил вниз. Стефан встряхнулся и ехал теперь бок о бок со своим спутником по узкой, точно рана, белой дороге. Они обогнули клиновидную впадину с прямыми, неестественно ровными стенами. Её до половины наполняли камни. Ещё одна каменоломня. Землю усыпали обломки голубой плитки. Стефан вертелся в седле озираясь.
На кромке хребта над их головами, на фоне ослепительно синего неба выступал город цвета мёда. Стефан видел над крышами купола Храма, а слева вдали открывалась небу глава Храма Гроба Господня. Были и другие шпили и купола, которые он не мог распознать, — и все их замыкала в себе жёлтая стена.
Под стеной выгибался прорезанный тропами склон. Его покрывали могилы, плоские камни, каменные короба, изящные маленькие усыпальницы с островерхими крышами; а меж могил были погребены и иные вещи. Дверь с прогнутыми косяками, с притолокой, обрушенной на порог. Стена. Колонна, наполовину торчащая из земли. Пять ступеней лестницы, ведущей в никуда.
— Под этим городом есть иные города! — выпалил Стефан то, что пришло ему в голову.
Черноволосый рыцарь искоса глянул на него.
— Это древнейшее место в мире. — Он сказал это так гордо, словно выстроил его сам. — Иные постройки разрушились настолько, что никто уже не в силах заставить их возродиться.
Дорога снова выпрямилась. Впереди громоздились дома, наползая друг на друга, как плывущие по реке деревья. Не дворцы, не большие городские особняки, утопающие в садах и окружённые стенами, — это были убогие домишки и хижины, притиснутые друг к дружке, их грязные фасады поросли травой и сорняками. И всюду — в окнах, в дверях, на улицах — кишел народ: женщины толпились у колодца, мужчины на перекрёстках, сапожник стучал молоточком, медник — чеканом, женщина сидела в маленьком дворике за ткацким станком, тощая коза объедала с подоконника цветы... Кто-то прокричал: «Аль-Вали!» Впереди улица вливалась в широкую пыльную базарную площадь — сук.
Площадь эта была вытянутой в длину и с одного конца шире, чем с другого. У узкого её края находился водоём с фонтаном. Вдоль всей площади стояли крохотные навесы и прилавки, все в пятнах и царапинах, но кричаще яркие под грязью, которая покрывала дощатые строения базара. Здесь не было носилок и редко мелькали всадники. Люди толклись меж прилавков с овощами и потрошёнными цыплятами. По углам площади, там, где к ней сходились улицы, кучками собирались омерзительные нищие: протягивая руки, они заунывно клянчили милостыню.
Норманнский рыцарь ехал по площади так, словно был родом из этих мест. Отовсюду на него кричали, вопили, показывали пальцами — он не обращал внимания. Он провёл Стефана через сук к фонтану, там выпустил повод и спрыгнул с седла — тут же невесть откуда набежали маленькие голые мальчишки, на ходу сражаясь за право подержать его коня.
— Ты доверишь коня грязному темнокожему ублюдку, который даже не говорит по-французски?! — От волнения голос Стефана сорвался.
Черноволосый рыцарь одарил его косым взглядом. Пока мальчишки дрались за повод, он вытащил из-за пазухи кожаный кошель, выудил медяк и швырнул мальчугану, который выиграл бой.
Вид монеты заставил Стефана подавиться вторым опасным вопросом; он моргал, ошеломлённый, не зная, как отнестись к таким нарушениям Устава. Норманн спрятал кошель под куртку.
— Слезай, мышонок, ты что, боишься улиц?
И пошёл прочь через базар. Стефан ещё помедлил в седле, озираясь, и тогда черноволосый рыцарь кинул на него из-за плеча хмурый взгляд и нырнул в толпу.
Стефан спешился. Мальчишка схватил его повод, и он бегом припустил за черноволосым.
— Что это? — спросил он, догнав спутника.
Иерусалим, — пожал тот плечами.
Стефан схватил его за руку.
— Тогда что же там, наверху? — Он указал на крутой склон над их головами, где закрывала небо городская стена.
— Тоже Иерусалим. — Норманн повернулся к нему: — У каждого Иерусалим — свой. Есть Верхний Город, где живут только христиане. И есть этот, Нижний Город, где ютятся все остальные.
— Тогда эти люди — сарацины?
— Сарацины. Евреи. Мароны[13]. Якобиты[14].
— Почему мы дозволяем им жить здесь?
Черноволосый рыцарь пожал плечами.
— Потому что так проще, чем пытаться их изгнать. Они всё равно возвращаются, к тому же от них есть польза. А теперь идём, и веди себя тихо.
Он зашагал по многолюдному суку. За рядом, где торговали верблюдами, лавки предлагали орехи в корзинах, подносы фиников, фиги, которые гроздями свисали с жердей. Зеленели груды лимонов, алели гранаты. Черноволосый рыцарь прошёлся вдоль ряда лотков, остановился, взял горсть фиников и заговорил с торговцем — не по-французски, а на какой-то смеси пения, плевков и шипения. Торговец подпрыгивал на месте, улыбался, кивал куда-то вглубь лавки.
— Ты разумеешь в их тарабарщине? — удивился Стефан.
Норманн бросил в рот финик.
— Здешний люд не говорит по-французски. — Он выплюнул косточку.
— Значит, они должны его выучить. Мы их господа.
Рыцарь смерил его ледяным взглядом. Снова сплюнул.
— Ты меня разочаровываешь, Мыш. Это не наш Иерусалим. — В лавку вошёл низенький гибкий человечек в шляпе. — Оставайся здесь и держи рот на замке. — Рыцарь пошёл по проходу между лавками.
Стефан неуверенно огляделся. Все эти люди уставились на него — торговцы за прилавками, толпа покупателей. Он чувствовал себя слишком заметным. И сильно проголодался. Ему вдруг вспомнилось, как его спутник брал с прилавка то, что ему понравилось. Ближе всего к нему стояла большая миска с гранатами. Стефан научился есть гранаты на Кипре, по дороге сюда. Он протянул руку, взял гранат и начал его чистить.
Спустя какое-то время вернулся черноволосый рыцарь. К тому времени Стефан съел три граната и несколько просяных лепёшек. Спутник вновь вывел его на площадь, и почти сразу к ним подошёл ещё один местный, в длинном полосатом халате и тюрбане, и настойчиво начал что-то говорить. Черноволосый выслушал и, вынув кошель, бросил ему несколько монет.
— Что ты покупал? — спросил Стефан, когда человек в халате удалился.
— Сплетни, — сказал рыцарь. — Новости. Слухи. — Он подал Стефану медяк. — Видишь? Это добрая монета.
Круглая монета была размером с ладонь. Хоть погнутая и неровная, отчеканена она была хорошо, изображения на обеих сторонах чёткие и ясные — не монета, а скорее украшение. Черноволосый рыцарь указал на профиль в металлическом круге.
— Это микль. Греческая монета. Они здесь в чести. Остальные стоят много меньше, иные — вообще ничего.
Стефан брезгливо повертел в пальцах монету.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Нам запрещено иметь деньги.
— Это деньги Ордена, не мои, — сказал норманн и пошёл дальше через площадь; Стефан следовал за ним по пятам.
— По-моему, это не объяснение. Считается, что мы бедны.
Черноволосый рыцарь одарил его ещё одним из своих уничтожающих взглядов.
— Знаешь, кое в чём ты прав. Тебе не стоит даже и пытаться думать.
Стефан приотстал, но чужеродность сука охладила его. Норманн знал, как себя здесь вести; небольшое оскорбление Стефан может и стерпеть.