Сибилла попыталась выдернуть руку:
— Мы совсем недавно говорили о нападении на Триполи, а он тоже христианин!
— Только по названию, — сказал де Ридфор. — На деле он такой же неверный, как все магометанские собаки.
— Не лезь куда не следует, Сибилла, — сказал Ги. — Это мужские дела. — Его пальцы больно впились в её запястье.
— Если ты считаешь, мой милый, что таким способом меня можно запугать, — значит, ты плохо меня знаешь, — сквозь зубы процедила она. — Отпусти меня.
Мгновение они в упор смотрели друг на друга, затем хрупкое равновесие их совместной жизни со щелчком восстановилось — и Ги разжал пальцы.
Повернувшись спиной к Сибилле, он вновь принялся мерить шагами комнату.
— Ты сама не знаешь, о чём говоришь!
— Нет, знаю, и куда лучше тебя, потому что всю жизнь провела у трона.
— Но король теперь — я!
— Однако ты должен слушаться моих советов. Мы правим вместе, разве ты забыл? — Сибилла вновь обернулась к де Ридфору, который всегда поддерживал её. — Мой лорд, подумай над этим, мне кажется, что другого пути у нас нет.
Лицо рыцаря расплылось в медленной усмешке — словно перед Сибиллой вдруг открылась западня.
— Моя королева, я с куда большей охотой прислушался бы к твоим словам, если бы ты уже тайно, за спиной его величества не обратилась к Саладину.
У Сибиллы перехватило дыхание. Она остолбенело смотрела на де Ридфора, не готовая к такому удару, не в силах отыскать в голове ни одной мысли. Ги рывком развернулся к ней, лицо его стремительно багровело.
— Что? Что такое? Что он говорит? — В два прыжка он пересёк комнату, схватил Сибиллу за плечи и встряхнул. — Что ты натворила?
— Отпусти меня! — крикнула она.
— Сир, — сказал де Ридфор, — у неё истерика. Запри её, ради её же блага, прежде чем она причинит вред себе и другим.
У Сибиллы вырвался вопль ярости и унижения; она вырвала руку из крепкой хватки мужа и с такой силой ударила его по лицу, что ладонь у неё онемела.
— Пусти!
Ги шатнулся и разжал руки; освободившись, Сибилла попятилась от него. Однако мужчины стояли между ней и дверью. Путь к бегству был отрезан. Она могла лишь с ненавистью смотреть на этих двоих, единых в своей победной мужской силе и тупости.
Ги выпятил челюсть:
— Это правда? Ты сговаривалась с Саладином за моей спиной?
Сибилла не видела смысла в покаянии; она одарила жёстким взглядом де Ридфора:
— Ты меня предал, мой лорд. Правду говорят, что предательство — вторая натура тамплиера.
Магистр усмехнулся, на сей раз показав зубы.
— Правду говорят, что грехи мужчины угоднее Господу, чем все добродетели женщины. Моя королева, ты предала всех нас.
— Пусть остаётся здесь, если это место ей так по душе, — сказал Ги. — Я перееду в другой дворец, в городе.
Он развернулся и вышел. Де Ридфор мгновение помедлил, наблюдая за Сибиллой; она повернулась к нему спиной. Миг спустя она услышала его удалявшиеся шаги — и скрежет ключа, повёрнутого в замке.
Немного погодя к ней прислали Алис, Жоли и нескольких служанок. Дверь на лестницу по-прежнему была заперта. От такого многолюдья в тесной комнатке стояла духота; девочка ныла и плакала, служанки злились. Сибилла сидела у окна и смотрела на крыши Иерусалима.
Трава, которая каждую зиму вырастала на крышах, теперь иссохла и выгорела добела. Сибилле смутно вспомнились слова из Библии — что-то об увядании надежд.
Теперь она понимала, что де Ридфор задумал этот ход много лет назад, с самого начала, с тех пор как она впервые заговорила на совете мужчин и он поддержал её. Всё это время он втайне готовился в один прекрасный день продать её ради собственной выгоды.
А она помогла ему. Она стала женой Ги, потому что он ничего не знал о Святой Земле, потому что она могла управлять им и использовать его, — и теперь в Святой Земле был король, который ничего не знает о королевстве и будет послушной куклой в руках всякого, у кого достанет сил приручить его.
Сибилла вспомнила, что как-то Ги напомнил ей брата. При этой мысли к глазам её подступили слёзы.
— Ты не хочешь поужинать, дорогая моя? — шёпотом спросила Алис.
— Нет, — сказала Сибилла. — Уходи.
Её брат предвидел это. Она вспомнила некоторые речи Бодуэна, которые когда-то так злили её. Теперь её сердце ныло, словно свежая рана; с новой болью она тосковала по брату, словно умер он только вчера.
Нет, она не станет сидеть взаперти, подчиняясь силе.
Она может отправиться к матери. Агнес сейчас в Наблусе. Будут бесконечные нотации, неодобрительные взгляды, — но мать поможет ей, в этом нет сомнения. Помогут и другие. У неё есть друзья повсюду, даже среди тамплиеров. У неё есть своя партия — как у Ги. Как у Триполи. Как у Керака. Мысленным взором Сибилла увидела, как королевство раскалывается на всё более мелкие кусочки — и со всех сторон к ним подступает Саладин.
И всё это натворила она. Оглядываясь назад, Сибилла понимала теперь, как всё, что она ни делала, вело королевство именно по этому пути. Но она ведь не хотела этого, она стремилась совсем к иным целям.
Броня великих замыслов растрескалась, и она, Сибилла, оказалась нагой и умалившейся.
Она не останется в Иерусалиме. Нет, она не станет предпринимать ничего, что принесло бы королевству новые розни и опасности, — но в Иерусалиме не останется, не будет смиренно и покорно служить своему мужу.
За окном, на улице у ворот, проехал отряд тамплиеров.
Тогда Сибилла вдруг вспомнила о Раннульфе, и нестерпимая тоска охватила её, голод, затаившийся в глубине сердца, — никогда прежде она не испытывала ничего подобного. Она поднялась, прошла через комнату, взяла на руки дочь и крепко прижала к себе — ей так надо было почувствовать рядом живое, тёплое, любящее существо.
Однако одного этого ей было недостаточно. С дочерью на руках Сибилла вернулась к окну и остановилась, неотрывно глядя поверх городских крыш на Храмовую Гору.
Де Ридфор спустился по извилистой каменной лестнице, которая вела со двора Храма к конюшням — огромной пещере под углом стены. В конюшенном дворе он увидел Раннульфа Фицвильяма и Стефана л'Эля — они рассёдлывали коней.
Магистр вошёл в тень пещеры:
— Ну? Что вы узнали?
Раннульф повесил седло на крюк; подошёл сержант и забрал его, чтобы почистить.
— Саладин ещё не двинулся и покуда не сможет двинуться. Он всё ещё собирает войско.
— Он нападёт на нас или на Керака?
Рыцарь взял тряпку и щётку и принялся чистить коня.
— Он везёт с собой осадные машины. Но он уже испробовал эти машины на Кераке и не выщербил из стен ни камешка.
— Ну да это не важно, — сказал де Ридфор. — У меня есть для тебя другое дело. Королева сбежала.
— Что?! — Раннульф выпрямился. Стефан вынырнул из-за конского крупа и впился внимательным взглядом в де Ридфора.
— Король — ради её же блага — запер её, а она взяла и сбежала, точно глупая девка, да, впрочем, кто она ещё, как не глупая девка? Я хочу, чтобы ты нашёл её и вернул мужу.
Раннульф повернул голову и через плечо глянул на Стефана; потом снова повернулся к де Ридфору:
— Обет запрещает мне иметь дело с женщинами.
— Плевать я хотел на твой обет! Я тебе приказываю. Со всеми твоими осведомителями ты найдёшь её запросто, и кто ещё может с этим управиться, я просто не представляю. — Он одарил Раннульфа презрительным взглядом. — Возьми с собой десятка два солдат — они защитят твою непорочность от этой женщины.
— Хорошо, мой лорд, — сказал Раннульф.
— Нельзя оставлять их здесь, — сказал мальчик.
— Возьми деньги! — зло прикрикнул на него отец. Подобрав юбки, Сибилла выбралась из повозки.
Алис восседала на мешках с зерном, лежавших грудой за спиной возчика. Лицо её было залито слезами. Она крепко прижимала к себе Жоли, озираясь с таким видом, словно вокруг повозки бушевало пламя, подбираясь к самым бортам. Сибилла нашла свои башмаки, обулась и сняла с пояса кошелёк.
— Спасибо тебе, — сказала она. — Я никогда не забуду твоей доброты.
Возчик что-то глумливо буркнул. Он не испытывал к ней ни капли почтения. С требовательным видом он протянул к Сибилле грязную широкую ладонь. Она говорила простолюдину, что она — королева Иерусалимская, но он ей явно не поверил.
Зато поверил мальчик. Он стоял возле волов, уставясь на неё круглыми глазами. Впрочем, он ведь видел, как Сибилла пришла к ним, разодетая в шелка и атлас; он слышал её рассказ, он уговорил отца привезти её сюда и добыл грубую сирийскую одежду, которую сейчас носила Сибилла.
Она положила серебро на ладонь возчика.
— Спасибо, — повторила она. — Ты можешь идти.
— Я могу идти! — передразнил её простолюдин, качая головой. — Я могу идти!
Сибилла помогла Алис спуститься с повозки; девушка крепко прижимала к себе Жоли, прикрывая лицо краем покрывала. Они были на задах караван-сарая, между жилым домом и конюшнями. Мальчик убежал в дом и вернулся с хозяином, кряжистым сирийцем в тюрбане, с закатанными до локтей рукавами.
— Что ещё такое? — Хозяин остро глянул на Сибиллу, на возчика, на повозку и обратился к возчику: — Кто эти женщины?
Возчик хохотнул:
— Вон та говорит...
— Я сама всё скажу, — перебила его Сибилла, одарив таким взглядом, что он сразу смолк и только сердито сверкал глазами. Она повернулась к сирийцу: — Мне нужна комната, отдельная комната для меня и моей подруги. Караван, идущий в Аскалон, ещё не останавливался здесь?
Хозяин покачал головой, поджимая губы; прищуренные глаза с хитрецой оглядывали её.
— Может, будет сегодня к вечеру, а то и завтра. — Он вытянул руку. — За комнату — три микеля.
Мальчик что-то хотел сказать, но отец грозно глянул на него. Сибилла поняла, что три микеля за комнату — цена непомерная. Развязав кошелёк, она вынула шесть серебряных монет и одну за другой положила их на ладонь хозяина.