– Скажите, сеньоры, – спросил вполголоса Доминико, – этот молодой человек, должно быть, Карл де Пуа?
– Почему ты так думаешь?
– Он очень похож на старика-пленника.
– Да, это его сын, – отвечал с грустью Бомануар. – Бедный Виргиний! Он так им гордился. Но герцог Монморанси не уйдет от мщения! – вскричал старик, и глаза его заблистали. – Клянусь вот этим святым крестом, – прибавил он, указывая на крест, висевший у него на груди, – мы отомстим злодею и освободим его жертву.
Барламакки, который также находился здесь, поднес к губам Карла де Пуа пузырек и влил ему в рот несколько капель жидкости. Молодой человек очнулся, точно пробудился от долгого тяжелого сна. Его лицо хотя и выражало страдание, но было покойно. Увидав Доминико, он вздрогнул и начал его расспрашивать о самых мельчайших подробностях, касающихся ареста его несчастного отца.
Доминико передал ему все, даже разговор, который вел герцог Монморанси с заключенным. Доминико не умолчал и о том, что герцога страшно стесняет клятва, данная им королю – не убивать графа де Пуа, и что Монморанси употреблял все средства, дабы чаша страдания узника переполнилась, и он сам лишил себя жизни.
– Для этого, – продолжал Доминико, – злодеи оставляли около заключенного сосуд с ядом и острый кинжал.
Рассказ этот произвел глубокое впечатление на все собрание, в особенности страдал сын заключенного.
После некоторого молчания Бомануар сказал:
– Не печалься, друг мой Карл, мы постараемся вырвать из когтей палача Монморанси твоего отца. Я товарищ и брат по оружию короля Франциска – я сам тебя поведу к нему, и, надеюсь, он исполнит твою просьбу.
– Я готов повиноваться вам, – отвечал молодой человек. – Вы мой второй отец и руководитель, но не могу не выразить некоторого сомнения. – И затем, обратившись к собранию, продолжал: – Господа, я не имею права призывать к себе на помощь все силы вольных каменщиков – ведь это мое личное горе, мое несчастье. Я могу лишь некоторых из вас просить помочь мне.
– Почему некоторых, мы все идем! – единодушно отвечали присутствующие.
– Ты был не прав, друг мой, – сказал Бомануар, – предприятие, на которое ты идешь, одинаково близко сердцам всех каменщиков, так же как и твоему. Нельзя не разделять желания сына освободить отца.
Карл искренно поблагодарил всех, и на лице его хотя еще видны были следы грусти, но оно уже начинало принимать оживленное выражение, в глазах засветился луч надежды.
VIII. При дворе Франциска I
Между тем как придворные интриганы употребляли все зависящее от них, чтобы завладеть душой Франциска I и распоряжаться его благосклонностью, Монморанси желал лишь извлечь пользу из гибели заключенного им графа де Пуа путем конфискации его имущества.
В то время еще не существовало Тюильри; короли Франции жили в Лувре, где были сосредоточены все сокровища искусства. Франциск I обратил дворец в настоящий музей. Король был постоянно в долгах; он всегда нуждался в деньгах для осуществления своих фантастических замыслов, войн и любовных похождений. Франциск I имел удивительную способность находить деньги там, где их вовсе не было. Записки Бенвенуто Челлини о придворной жизни Франциска I и его времяпрепровождении чрезвычайно интересны. Главным образом обращает на себя внимание отношение короля-куртизана к красавице Диане, разыгрывавшей роль благочестивой перед дофином и в то же время бывшей любовницей короля-отца; и то и другое в угоду благочестивых отцов иезуитов.
Диана де Брези известна в истории королевских куртизанок. Она была необыкновенно красива, хитра, кокетлива и бесстыдна до наглости. Бесхарактерный старый волокита Франциск I, живший для женщин и умерший за одну из них – за красавицу Фероньер, – понятно, должен был находиться под обаянием опьяняющих чар Дианы, этой сирены, которую знатоки сердца человеческого иезуиты выбрали орудием своей цели.
В данный момент мы войдем в покой красавицы фаворитки и послушаем ее беседу с августейшим любовником.
– Вот как, мой милый повелитель, – говорила, улыбаясь, Диана, – вы делаете честь ревновать меня?
– Черт возьми, графиня, – отвечал Франциск, – что же вас тут удивляет – вы так прелестны, и даже корона менее дорога мне – Бог меня прости, – чем ваши атласные ручки, иногда меня ласкающие. Когда я не вижу вас – я не живу! И вы хотите, чтоб я не был ревнив, да разве это возможно?
Король Франциск I, как известно, очень любил мадригалы и некоторые из его сочинений, как, например, «Послание к г-же Агнессе Борель», попали в историю. Поэтому галантный король и при этом удобном случае разразился комплиментами своей красивой фаворитке.
– Право, вы ошибаетесь, ваше величество, – отвечала Диана, – при дворе есть много женщин гораздо красивее меня…
– О, с этим я не могу согласиться, – отвечал страстный любовник, – вы не только красивейшая женщина французского двора, но и целого мира.
– Будто бы? Ваше величество, – продолжала сирена, – а мне казалось, что вы осчастливили вашим благосклонным вниманием некоторых придворных дам?
Стрела попала в цель. Куртизанка намекала на интригу короля Франциска с герцогиней де Шатору.
– Черт возьми, – вскричал он, – знаете, Диана, если вы поклялись рассердить меня, вы вполне в этом преуспели! На мою пламенную любовь к вам вы отвечаете упреками. За мимолетную неверность, сделанную из любви к вам же.
– Из любви ко мне? – вскричала Диана. – Право, это любопытно: соблаговолите, ваше величество, объяснить мне.
– Очень просто, мне иногда приписывают то, чего я и в мыслях не имею.
– Будто бы?
– Разумеется.
– Но, ваше величество, согласитесь же, что вы очень галантный государь…
– О графиня, я иначе не могу себя вести. Если бы я не одаривал некоторым мимолетным вниманием других женщин и был бы хорош только с вами, вообразите, что бы сказали при дворе и в целом Париже?
Диана от души расхохоталась.
– Право, вы так мило защищаетесь, мой очаровательный повелитель, что судья и менее снисходительный, чем я, простил бы вас.
– Но, графиня, – продолжал король, – вы забыли, что обвиняемой, прежде меня, явились вы.
– Но, ваше величество, вы не имеете никаких оснований посадить меня на скамью подсудимых.
– Напротив, обвинение есть и очень веское – сын мой, принц Генрих, вчера был у вас и долго разговаривал с вами!
– Но, ваше величество, в моем общественном положении я не могу отказать в приеме в моем доме принцу Франции, я никак не отвергаю факта, что его высочество удостоил меня посещением. Если бы я захотела скрыть этот визит, я бы не приняла принца с официальной пышностью, он мог прийти ко мне по потаенной лестнице, а не по парадной, не сопутствуемый громким возгласом мажордома: «Его высочество монсеньор – дофин Франции!»
– Но вы не можете отвергать того, что сын мой признавался вам в любви и клялся отомстить сопернику, если он его узнает?
– И этого я нисколько не отвергаю, но тот, кто передал вам наш разговор, напрасно не сказал, что именно я отвечала на объяснения в любви вашему сыну!
– Нет, мне этого не сказали, и мне было бы чертовски любопытно знать, как вы приняли его объяснения?
– Я ему отвечала, что Диана де Сент-Валье, вдова наместника де Брези, честная женщина, и что такою она останется на всю ее жизнь, и что даже королевская корона не в состоянии была бы заставить меня нарушить мой долг. Но вы знаете, Франциск, все это была ложь, – продолжала со слезами на глазах куртизанка, – я не была честной девушкой, ни верной женой, ни добродетельной вдовой. Мою честь, мою верность я пожертвовала одному человеку, которого люблю больше всего на свете, и этот человек меня обвиняет! – вскричала она, заливаясь слезами.
Если бы Диана не была так прекрасна, ее доводы едва ли убедили бы короля, но обворожительная красота сирены, ее глаза, полные слез, сделали свое дело.
Августейший любовник упал перед ней на колени.
– Простите, божественная Диана, – молил он, покрывая ее руки поцелуями. – Я виноват, и сам не знал, что говорил. Можно ли вас осудить за то, что ваша необыкновенная красота кружит всем головы! Чем виноват мой сын, этот бедный мальчик, если вы произвели на него такое же впечатление, как и на меня? Простите, я повел себя, как грубый эгоист. Скажите, что я должен сделать, чтобы ваши прелестные глаза мне снова улыбались.
– Вы заслуживаете того, чтобы я вечно сердилась на вас, злой человек, – сказала Диана, грозя ему пальчиком. – А я, бедная женщина, слишком влюблена и не понимаю вашу политику… Но я должна просить вас об одной милости.
– Диана! Скажите, что бы это ни было, даю вам слово дворянина…
В эту минуту раздались несколько тихих ударов в дверь, заставивших Франциска встать.
– Какой черт там надоедает, – пробормотал он. – Ах! Это ты, Тасмин, – проговорил он более ласково, узнав своего верного слугу, посвященного во все его тайны.
– Государь, один дворянин принес это письмо и умоляет ваше величество сейчас же прочесть его.
– Тебе хорошо известно, что сегодня я не принимаю никого, пусть этот дворянин придет завтра.
– Государь, человек, о котором я говорю, товарищ по оружию в войне вашего величества в Италии, а именно маркиз де Бомануар.
– Бомануар! – воскликнул король. – Мой лучший друг! Непреклонный, гордый человек, никогда не позволявший себе просить что-нибудь у меня! О, верно, дело серьезное, если он явился ко мне.
Сказав это, король немедля распечатал письмо.
«Государь, – писал старый дворянин, – во имя нашего братства по оружию и во имя чести Вашей и спасения души, умоляю не отказать мне в минутном приеме. Всякое промедление будет неисправимо и гибельно.
Маркиз де Бомануар».
– Маркиз прав, я должен его выслушать, – сказал Франциск. – Он не явится с пустяками… – И, подойдя к графине, поцеловал ей руку. – Прелестная Диана, ваш раб на минуту оставляет вас, дабы выслушать важное дело. Я тотчас же вернусь и попрошу вас объяснить мне, чем могу быть вам полезным и приятным.