Крестьянка и ребенок горько заплакали. Лакей посмотрел на них и сказал:
— Но сердце у меня не из камня, попробую одно средство, доложу господину, слово которого имеет такое же значение, как и слова самого синьора Лукко. Подождите меня здесь, — добавил он и поспешно ушел.
Просители остались, с трепетом ожидая решения своей участи. Лакей вскоре возвратился и пригласил их следовать за ним. Все, в том числе и нищий, пошли за лакеем по длинным узким коридорам, устроенным в подземном этаже. Почти в самом конце лакей отворил дверь в длинный зал со сводами и маленькими окнами, выходящими внутрь двора. — «Войдите», — сказал он и скрылся. Просители вошли и с ужасом отступили назад. Перед ними стоял их страшный мучитель управляющий.
— А, мои ангелочки! — вскричал он, злобно улыбаясь. — Как мне приятно видеть вас здесь. Вы пришли жаловаться на меня синьору Савелли, не подозревая, что и в римском его палаццо я имею некоторое значение. Очевидно, вы несколько ошиблись в расчете, ну да это ничего, мне очень приятно здесь вас видеть.
Нищий с любопытством наблюдал всю эту сцену. Он видел, какой ненавистью загорелись глаза крестьянина, как побледнела его жена и заплакал ребенок. Тем не менее крестьянин, почтительно склонив голову, стал просить своего мучителя о помиловании.
— Господин управляющий! — говорил он. — Мы не с жалобой на вас пришли сюда, мы хотели просить синьора оказать нам какую-нибудь помощь в нашем безвыходном положении.
Нищий подумал про себя: «Эти несчастные пришли целовать руку, ограбившую их!»
Управляющий злобно расхохотался и сказал крестьянину:
— Значит, ты обдумал мое предложение и готов мне повиноваться? Прекрасно. Тебе известны мои условия. Половину капиталов, оставленных твоим покойным братом, ты должен предоставить в мое распоряжение.
— Капиталы! — вскричал крестьянин, от страха побледнев. — Но великий Боже, откуда же я их возьму? Еще раз клянусь моим ребенком, я сказал вам сущую правду, синьор. Покойный брат мне гроша медного не оставил.
— О негодный лжец! И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? Ты, при твоей бедности и хитрости, мог дать какому-то бродяге-монаху кров и пищу, не рассчитывая получить от него наследства? Рассказывай эти сказки кому-нибудь другому, а не мне. Я тебе советую отдать мне половину полученного капитала, и тогда я оставлю тебя в покое. Ну, так скажи-ка мне, где спрятан твой капитал?
— Но, Боже милосердный, как же я вам могу отдать то, чего не имею? — спросил сквозь слезы крестьянин. — Я умираю с голода, у меня нет и сольдо, чтобы купить кусок хлеба, а вы говорите о каком-то богатом наследстве. Наша бедность ужасна; моя жена и ребенок умирают с голода. Сжальтесь над нами, синьор управляющий.
При этих словах женщина и ребенок стали на колени и кланялись управляющему. Но тот был не из чувствительных. Не обращая внимания на просьбы и слезы женщины и ребенка, он ударил в металлическую доску и заявил:
— Здесь мы имеем кое-какие средства заставить тебя говорить иначе. Позови ко мне Гуерччио, — обратился он к вошедшему слуге, — скажи ему, что тут для него есть работа.
Крестьяне с ужасом видели, что тиран готовит им пытку. Едва дыша, они стояли молча, не смея выговорить ни слова.
Явился Гуерччио с физиономией висельника. Его сопровождали четверо сбиров, которые вошли на двор дворца вместе с крестьянами и нищим.
— Гуерччио, — приказал управляющий, — свяжи мне этого молодца и бей его, пока я тебе не скажу остановиться. Но помни, если ты будешь стегать его не в полную силу, я с тобой разделаюсь по свойски, а это дело поручу другому.
— Не беспокойтесь, синьор, я исполню мою обязанность добросовестно, как всегда.
Гуерччио указал сбирам на крестьянина. Прежде чем связать его, они посмотрели на нищего, но, не получив от него никакого знака, связали крестьянина, и Гуерччио начал его стегать. Зал огласился криками, раздирающими душу. Но управляющего нисколько не трогало это. За стенами палаццо крики не могли быть слышны, а внутри к ним все уже привыкли. Между тем управляющий, рассматривая четырех сбиров, сказал:
— Я вижу новые лица, откуда они взялись?
— Они пришли во дворец только сегодня утром. Это бандиты, которые не хотели познакомиться с виселицей, — отвечал палач, грубо расхохотавшись.
Управляющий вполне удовлетворился этим ответом.
— Если ты не перестанешь кричать, — сказал он, обращаясь к ребенку, — я тебя велю бросить вон в тот колодец, видишь там в углу?
Ребенок со страхом прижался к юбке матери и замолчал.
— Управляющий! — вдруг произнес нищий. — Ты, кажется, не думаешь о том, что делаешь? Ты, кажется, забыл, что правит Сикст, он может найти не совсем законными твои поступки, и тебе может быть неловко!
— Это кто такой?! — заорал во весь голос управляющий. — Как он сюда прошел? С кем, отвечайте!
Крестьянка подошла к рассвирепевшему тирану, склонила голову и тихо проговорила:
— Простите, добрый синьор, мы его встретили возле ворот палаццо, он сжалился над нами и проводил нас сюда.
— И я над ним сжалюсь! Погодите, имейте терпение! — кричал рассвирепевший управляющий. — Как только кончишь с этим мужиком, принимайся за его защитника; скрутите-ка его, как следует.
Четверо сбиров переглянулись между собой. Между тем Гуерччио, подойдя к управляющему, сказал вполголоса:
— Однако смотрите, и эта расправа может так же не понравиться синьору Лукко, как расправа с жидом, умершим под пыткой…
— Ты, верно, не понимаешь, кто тут распоряжается? — отвечал со злобой деспот, не ожидая с этой стороны сопротивления. — Синьор Лукко, римский губернатор, папа могут командовать, где хотят, но здесь распоряжаюсь я. Довольно шутить, Гуерччио, начинай-ка с нищего, отлупцуй его хорошенько, пускай идет, расскажет Сиксту.
— Сикст здесь! — вдруг раздался грозный голос.
В одно мгновение нищий сбросил бороду, парик и рубища, скрывавшие его одежду, и перед изумленными зрителями явилась величественная фигура папы Сикста V. Четыре сбира, мнимые бандиты, тотчас же вынули мечи и подошли к папе, готовые защитить его. Но в этом не было нужды; Гуерччио и управляющий пали ниц перед его святейшеством.
— Встаньте, — сказал папа, — и позовите ко мне синьора Лукко! А вы, бедные, — обратился папа к крестьянам, — успокойтесь, вашим несчастьям пришел конец. Сикст берет вас под свою протекцию, и горе всякому, кто осмелится вас тронуть!
В это время прибежал Лукко Савелли, он даже не успел переодеться. Целуя туфлю папы, он говорил:
— Святейший отец! Какая честь для моего дворца. Простите, я не знал, не приготовился достойно встретить вас.
Сикст поднял его и сказал:
— Оставь твои извинения, Лукко Савелли; я пришел сюда не как папа, чтобы быть встреченным с почетом, но как судья. Савелли, в твоем палаццо происходят страшные вещи, и ты их терпишь. Ты, верно, забыл, что царствует Сикст V.
Римский князь задрожал всем телом.
— Ваше святейшество, я вам клянусь… — бормотал он.
— Не клянись, несчастный! А лучше постарайся исправить зло, которое ты допустил. Видишь этих крестьян; они пришли к тебе просить защиты от злодейства твоего управляющего. И вместо защиты претерпели истязание здесь теми же, на кого пришли жаловаться. А когда я, переодетый нищим, возвысил голос в защиту их, управляющий хотел расправиться и со мной.
— Разбойник! Ты умрешь от моей руки! — вскричал Савелли. бросаюсь на управляющего с обнаженным кинжалом.
Сикст остановил ею.
— Он действительно большой негодяй, — сказал пала, — но его дурные дела касаются и тебя, Савелли. Ты должен был прекратить их, ты не мог не слышать вопли жертв этого злодея, и не унял его. Я бы должен наказать тебя за это, но ты, Савелли, молод, я знаю, что сердце у тебя не дурное. Я готов удовлетвориться тем, что ты сам примешь необходимые меры, дабы я мог забыть все эти беззакония.
— Ваше святейшество, с этих пор я всю мою жизнь посвящу, чтобы сделать вам угодное, — отвечал тронутый Савелли.
— Помни же о своем слове, — сказал папа, — ну а теперь вот моя сентенция, — прибавил он. — Управляющий будет повешен; строгость приговора вполне оправдается его преступлениями. Все его состояние ты, Савелли, должен отдать этим несчастным крестьянам, которых твой негодный управляющий заставил так много страдать. Гуерччио присоединяется к команде, которая, по моему приказанию, ждет здесь, около палаццо. А ты, Савелли, не забудь данное обещание, иначе горе тебе!
Затем, обратившись к крестьянам, папа продолжал кротким голосом:
— Дети мои, вы теперь богаты, старайтесь употребить на добрые дела ваш достаток и, когда увидите бедняка, не забывайте, что и вы еще недавно были такими же.
Сказав это, папа направился к выходу.
Управляющий, находившийся до этого времени в каком-то оцепенении, точно на него столбняк напал, вдруг пришел в себя и бросился в ноги папе.
— Ваше святейшество, помилосердствуйте, — молил он, — оставьте мне жизнь, позвольте искупить раскаянием все мои грехи.
— Помилосердствуйте! — вскричал, останавливаясь, папа. — А ты проявил милосердие к несчастным, которые попали в твои руки? Ты услышал их мольбы, утер их горючие слезы? Ты был глух ко всему. Обратись к твоим жертвам, если они тебя простят, и я наказывать не буду.
Услыхав эти слова папы, крестьянка взяла за руку ребенка, бросилась к ногам его святейшества и вскричала:
— Святой отец, простите этого несчастного, оставьте ему жизнь; он раскается.
Папа был тронут.
— Ты просишь за этого человека, — сказал он взволнованным голосом, — который только что хотел замучить до смерти твоего мужа?
— Но и муж мой ему прощает, — говорила крестьянка, — окажите нам еще и эту милость, святой отец, — простите его.
— Однако, если бы я не подошел, твой муж был бы замучен, а ты и твой ребенок умерли бы с голоду.
— Теперь мы уже не будем нуждаться в куске хлеба. Провидению было угодно послать вас, святой отец, спасти нас, и, если бы управляющий не поступил с нами так жестоко, мы бы не имели того счастья, которым вы нас наградили. Простите его, святой отец, умоляю вас, довершите ваши благодеяния!