— Но, извините меня, Феличе, — отвечала герцогиня, — вы ведь должны понять мою горячность, дело идет о чести фамилии Фарнезе и о том, чтобы дать святой церкви достойного папу, который возвратил бы ей ее прежнюю славу и могущество.
— Успокойтесь, герцогиня, Святой Дух снизойдет на кардиналов и внушит им их обязанности, они изберут достойного наместника Христа, — сказав эту ничего не значащую фразу, генерал францисканцев встал, давая этим знать, что аудиенция окончена.
Герцогиня ушла разгневанная. Перетти опять принялся читать Макиавелли.
IIВыборы папы
Всякий раз, когда приходится поднимать завесу прошлого, скрывающего от нас все ужасы римской курии[80], и цитировать авторитетных современников, описавших нравы и обычаи католического духовенства того времени, — невольно появляется боязнь, что читатель заподозрит автора в преувеличении, до такой степени невероятна вся эта мрачная история. Между тем трудно подозревать в пристрастии посланников венецианского сената, состоявших в ту эпоху при святом престоле. Наконец лучшим доказательством того, до каких колоссальных размеров дошло растление нравов римского духовенства — есть Реформация. Ни один еретик не смел подумать о том, что делали католические священники, монахи, епископы и папы. Достаточно припомнить Лукрецию Борджиа[81], дочь папы Александра VI и в одно и то же время его любовницу, чтобы иметь понятие, какой пример собой давали подчиненным, именовавшие себя наместниками Христа Спасителя. На Трентском соборе занимались исключительно вопросом изыскания способов к исправлению нравов духовенства и, видя полнейшую невозможность достигнуть цели, решили дать духовенству любимое иезуитское правило: «Если ты не можешь отрешиться от порока, то по крайней мере скрывай это». Но и подобное решение пришлось не по вкусу духовным иерархам, они не хотели расстаться с прелестью свободно отправляться в дом к светским гражданам и открыто посягать на нравственность их жен и дочерей. Монахи восставали против Реформации главным образом потому, что она лишала их женских монастырей, этих гаремов, существовавших исключительно для монахов. Фанатик и инквизитор по призванию Пий V хотел огнем и железом исправить нравы духовенства, но не преуспел в этом. Времена Александра VI и Сикста IV[82] были слишком близки. Последний, как передает Платина[83], открыто дарил придворным Ватикана молодых девушек. Папа Боккампаньи тоже был далек от мысли исправить нравы духовенства. После правления папы Сикста V, с особенной строгостью преследовавшего порок, достаточно было нескольких дней правления папы Иннокентия XI[84], чтобы вернулись все прелести правления Сикста IV и Александра VI. Эти краткие сведения, извлеченные нами из истории, были необходимы, чтобы дать понятие читателю, при каких условиях состоялось избрание Перетти на папский престол.
Незадолго до конклава, во дворце Урбино на площади Венеция у испанского посланника графа Оливареса, или правильнее у кардинала Медруччио, вечером собралась компания князей церкви с четырьмя куртизанками для оргии и обсуждения текущих событий. Здесь председательствовал кардинал Медруччио, один из могущественнейших сановников святой коллегии, правая рука католического короля Испании на конклаве; многие богатые синьоры из римской аристократии, писатели, известные под названием umanisti, по заказу смеявшиеся и над Богом, и над дьяволом, несколько куртизанок, без которых не обходилась ни одна оргия, и между последними знаменитая красавица Диомира. О ее похождениях рассказывали целые истории. Говорили, будто в ранней юности Диомиру похитил герцог, от которого она убежала в Рим, где пленила всех князей церкви и вошла в моду. В числе обожателей Диомиры называли племянника папы Григория XIII, Джиакомо Боккампаньи, генерала папских войск. Все эти господа, для которых сундуки святой церкви были открыты, осыпали горстями золота красавицу-куртизанку.
На вечере, о котором идет речь, рядом с Диомирой сидел молодой человек лет тридцати со светлыми волосами и рыжей бородой — тип германца; он весело улыбался. Это был племянник австрийского императора Рудольфа II[85], Андреа, кардинал святой апостольской церкви. Около него сидел испанский посланник граф Оливарес, мужчина средних лет, с черствым выражением лица. Кардинал Медруччио, исполнявший обязанность хозяина, маленький, вертлявый, нервный, тоже средних лет, старался занимать гостей. И, наконец, кардинал Деза, знаменитый злодей в истории католической церкви. Прежде чем получить пурпуровую мантию, Деза занимал пост главного инквизитора в Испании и своей страшной жестокостью перещеголял даже легендарного Торквемаду[86]. Кардинал имел лет пятьдесят пять от роду, совершенно лысый, с крючковатым носом, он походил на хищную птицу. Фанатик и деспот вместе, Деза был глубоко развращен, хотя и никогда не прощал ни малейшей ошибки ближнему. Желая приобрести популярность, он всегда был одет в простую сутану доминиканца. Таковы были собутыльники этой оргии.
Гостеприимный хозяин не ленился подливать вино в кубки, отчего головы кружились и развязывались языки; всем было очень весело. В особенности австрийскому кардиналу Андреа, который время от времени прикладывался губами к красивому плечу Диомиры. Один из его поцелуев был настолько громок, что возбудил общий хохот.
— Его высочество ведет дела быстро! — вскричал кардинал Медруччио. — Можно надеяться, что мы в скором времени будем иметь архигерцогиню… конечно, временную.
Андреа расхохотался и сказал:
— Вещь весьма вероятная, потому что я еще не вполне посвящен и могу жениться.
— Ну на это я не могу согласиться! — вскричала Диомира. — Несколько дней провести с таким прекрасным мужчиной — пожалуй, но постоянно его видеть около себя — слуга покорная, я не вынесу этого!
— Как, Диомира, — с иронией сказала одна из второстепенных куртизанок, — если бы его высочество удостоил сделать тебе предложение, ты бы отказала?
— Представь себе: да, отказала бы. Я вовсе не хочу подвергаться участи куртизанки Империи, отравившейся от страшной скуки, сочетавшись законным браком с синьором Адом.
— Браво! — вскричал австрийский кардинал, снова целуя Диомиру в плечо. — Да вы не только прелестнейшая из женщин, но и самая умная. Если бы я был императором, я бы взял вас, конечно, не в супруги, но…
— Но в качестве друга, — добавил кардинал Медруччио.
— Нет, в качестве первого министра. Я бы хотел иметь около себя дипломата вроде его превосходительства графа Оливареса.
Посланник поклонился, не поняв насмешки племянника австрийского императора. Всякий на месте Оливареса мог бы обидеться на принца, но в пустой и маленькой голове тщеславного испанца не укладывалась мысль, что кто-нибудь смеет его оскорбить. Что же касается куртизанки, то она была очень довольна комплиментом. Положив руку на шею своего любезного соседа, она улыбнулась.
Банкет продолжался без всяких инцидентов. Все очень аппетитно кушали, время от времени похваливая искусного повара. Было бы долго описывать подробно ужин. По тогдашнему обыкновению все блюда были замечательны сюрпризами. Дикий кабан являлся на стол в натуральном виде, и вдруг из его внутренности посыпались разные вкусные солямэ; павлины, изжаренные с перьями, с распущенными хвостами, предлагали гостям конфеты всех возможных цветов и размеров и т. д. и т. д. Вообще повар кардинала показал себя истинным артистом. Недаром он заявил раз своему хозяину, что признает только одного соперника — Микеланджело Буонарроти! Знаменитый художник от души смеялся, когда ему передали эти слова повара.
Вообще все способствовало удовольствию приглашенных. Молодые красавицы, самые тонкие вина и вкусные яства. Но вот кардинал Медруччио поднялся со своего места и сделал знак, что хочет говорить. В один миг все умолкли.
— Господа, — начал он, — вы, быть может, забыли цель, для которой мы все здесь собрались. Позвольте мне в двух словах напомнить вам ее. Его святейшество папа Григорий XIII в данную минуту находится при смерти; через какой-нибудь час колокол Капитолия может возвестить нам о его кончине. Следует подумать о его преемнике. Кого бы вы желали избрать на папский престол?
— Человека, который бы возобновил все строгости покойного Пия V, — сказал суровый Деза, бывший инквизитор.
— Самого верного слугу его величества испанского короля католика, — сказал Оливарес, бросая выразительный взгляд на кардинала Медруччио.
— А я, господа, — вскричал принц-кардинал Андреа, — предлагаю избрать в папы достойнейшего из достойных — Александра Фарнезе!
— Он слаб и любит наслаждения, — заметил Деза, только что осушивший свой стакан за здоровье сидевшей около него куртизанки. — Искусства и удовольствия будут ему мешать с достаточной строгостью преследовать еретиков.
— Для испанской короны выбор Фарнезе не представляет интереса, — сказал Оливарес, — так как фамилия Фарнезе уже не пользуется таким могуществом, которым она пользовалась в былые времена.
— Что касается испанской короны, — заявил кардинал Медруччио, — то его величество католический король, уполномочив меня охранять его интересы, приказал не противиться избранию кардинала Фарнезе в папы, если на то последует желание конклава, внушенное ему Святым Духом.
— Пожалуйста, оставим в покое Святого Духа, — нетерпеливо вскричал Андреа, — и посмотрим на дело, как оно есть. Кто совмещает в себе все человеческие достоинства, как не Фарнезе? Кто более его пользуется популярностью в Италии? Кто более его предан религии? В то время когда мы здесь беседуем, племянник Фарнезе герцог Пармский в союзе с моим дядей императором австрийским ведет католическое войско для защиты испанских границ. С выбором достойнейшего Фарнезе на папский престол, — горячо продолжал Андреа, — появится возможность возвратить католической церкви ее прежний блеск. Делайте, что вам угодно, благородные синьоры, но что касается меня и австрийских кардиналов, то мы подаем н