Иштван сжал зубы, чтоб не закричать. Мерзавка, ведь как спокойно об этом говорит! Отдышавшись и немного успокоившись, он продолжил расспросы.
— Какие у графини намерения? Она меня не выпустит?
— Нет, конечно, — фыркнула Доротея.
В голове юноши потихоньку прояснялось. «Нужно рассорить ее с хозяйкой, привлечь на свою сторону», — решил он, а вслух сказал:
— Странно.
— Почему? Ты ей враг, к тому же узнал ее тайну.
— Тогда отчего она не приказала убить меня? — усмехнулся Иштван.
— Не знаю.
— Зато я знаю. Она в меня влюблена.
Доротея наклонилась пониже и воскликнула:
— Глупости!
— Вовсе нет, она сама сказала.
Удар достиг цели: глаза Дорки загорелись злобой.
— Так вот почему она не позволила стражникам забить тебя насмерть, — процедила она и тут же ревниво спросила: — Ты ее любишь? Ты спал с ней?
— Шутишь? Она чуть не убила мою сестру. Меня тошнит от нее.
Дорка удовлетворенно усмехнулась и, протянув руку, что-то бросила в яму.
— Держи, это ржаной хлеб. Если кто-то хочет, чтоб ты помер с голоду, то я этого не допущу. Нужно выждать, когда затянутся твои раны, а потом мы вместе сбежим через подземный ход. Ночью принесу воду, полотно и целебную мазь.
Иштван скрипнул зубами: после того, что он увидел в эту страшную ночь, Доротея вызывала у него отвращение. Но она была нужна, чтобы спасти Агнешку, и он послушно кивнул:
— Хорошо.
И потянулись тяжелые длинные дни. Сидя на земляном полу, Иштван жестоко страдал от холода и влаги. Доротея сбрасывала ему одеяла, но их тепла хватало ненадолго, скоро они пропитывались стекающей по стенам водой и становились бесполезны. К счастью, Дорка заботилась о том, чтоб юноша не мучился хотя бы от голода и жажды. Каждую ночь она приносила ему кувшин с разбавленным вином, который спускала на веревке, еду и куски полотна, пропитанные целебными мазями. Хоть и медленно, но Иштван шел на поправку. Он уже мог вставать и даже попытался выбраться из ямы, но не смог дотянуться до края даже в прыжке.
Он уговорил Доротею помочь Агнешке. Та согласилась и мазала ее раны такой же мазью. Но это, по ее словам, почти не помогало. Девушка по-прежнему находилась между жизнью и смертью.
Иштван провел в яме не меньше недели, когда однажды услышал вдали тяжелые шаги. Он насторожился: никто, кроме Дорки, в эту часть замка не заходил, а ее поступь он знал хорошо.
Шаги приближались, и вот уже до юноши донеслись тихие голоса:
— Внимательно осматривай ямы, Януш, он может быть в одной из них.
— Я смотрю, бан Томаш, не волнуйтесь.
Иштвана затрясло: он узнал этот голос.
— Отец, — яростно зашептал он, — сюда, отец, я здесь!
Послышалось тихое «Ах!», и через несколько мгновений Томаш уже склонился над ямой.
— Пишта, сынок, это вы? Вы живы?!
— Да-да, отец, все в порядке. Дайте руку.
Но сколько Томаш ни старался, достать до его руки Иштван не смог. Тогда вперед вышел Януш, здоровенный детина-кучер, он нырнул в яму по пояс и вмиг вытащил хозяина.
— Сынок, дорогой мой, какое счастье!
Они крепко обнялись. Иштван был настолько мокрым и грязным, что зеленая бархатная накидка Томаша тут же превратилась в тряпку. Тот взглянул на сына и воскликнул:
— Что они с вами сделали, мой мальчик!
Однако юноша, который не мог прийти в себя от удивления при виде Томаша, перебил его:
— Как вы здесь оказались, отец?
— Мы с Мате Пирошем приехали под видом посланников от местных дворян. Ну, вроде как в гости, и дела заодно обсудить. Но сейчас не время об этом, мой дорогой. Нужно бежать.
— Я должен найти Агнешку, отец. Она где-то здесь.
Януш, топтавшийся рядом, поторопил:
— Бан Томаш, поспешить бы. Неровен час, кто заметит, что вашей милости нет в комнатах.
Не успел он договорить, как послышался топот, и в проходе появились стражники. Увидев пленника, один из них завопил: «Измена!», и они бросились на гостей.
Томаш выхватил шпагу, толкнул Иштвана назад и крикнул:
— Бегите, Пишта, ищите ее, не беспокойтесь обо мне!
Поколебавшись, Иштван кивнул и побежал по коридору. А Януш, расправив плечи, с грозным ревом бросился на защиту хозяина.
Вскоре Иштван увидел дверь. Он рванул ее на себя и влетел в комнату.
На кроватях лежали две девушки. Одной из них была Агнешка, в другой, присмотревшись, юноша с ужасом узнал Марию Шандор, дочку их соседей. Он метнулся к Агнеш, проверил пульс — жива! Повернулся к Марии, схватил за руку, потрогал шею… Нет, этой девушке уже ничем нельзя помочь, она умерла.
И снова природная горячность взяла верх над рассудительностью. Иштван поднял любимую на руки, и тут ресницы ее дрогнули.
— Агнешка, любовь моя!
Девушка открыла глаза. Первые мгновения взгляд ее был мутным, но вскоре прояснился и остановился на лице юноши.
— Мой дорогой, — прошептала она еле слышно. — Я знала, ты придешь!
Голова ее запрокинулась, и Иштван почувствовал, что тело девушки разом отяжелело. Он положил ее на кровать, схватил за руки, стал трясти…
— Аги! Агнешка! Ответь же!
Но сам уже понимал, что ответить она не может. Он упал на колени, уткнулся лицом в ее грудь и зарыдал, как ребенок. Его больше не волновали ни погоня, ни собственная судьба. Единственное, что он знал — его любовь умерла.
Он не слышал, как вошли стражники, не двинулся с места, и лишь когда они попытались его оттащить от Агнешки, стал вырываться, кричать, цепляясь за ее кровать. Понадобились усилия четырех здоровяков, чтобы вывести его из комнаты. Когда его вытащили в коридор и закрывшаяся дверь навсегда отделила его от любимой, Иштван потерял сознание.
И снова он оказался в неволе. На этот раз его заперли в железной клетке, поставленной в одном из ответвлений коридора, неподалеку от комнаты графини. Нередко случалось, что Эржебет, проходя мимо, останавливалась и задумчиво смотрела на юношу.
— Где мой отец? — спросил Иштван, когда она появилась возле его клетки в первый раз.
— Мертв, — улыбнулась графиня. — Можете гордиться, господин Надь, он погиб как герой. Заколол пятерых моих людей с криками «Это вам за сына».
— А Мате Пирош?
— Он тоже умер, — она мрачно усмехнулась. — Я не сомневалась, что рано или поздно он приедет, чтоб отомстить за дочь, и давно ждала его. Едва он вошел в замок, я приказала стражникам не спускать с него глаз. Ваш отец совершил ошибку, взяв бана Пироша с собой. Если б не это, я бы ничего не заподозрила.
Юноша опустил голову: за год жизни с Томашем он успел привязаться к нему. Больше разговаривать с хозяйкой Иштван не пожелал, впрочем, она тоже не спешила заводить с ним беседы.
Раз в день ему приносили еду, все остальное время он сидел в запертой клетке и предавался унылым мыслям. Агнешка умерла, отец умер…
«Зачем я здесь поселился! Лучше бы так и оставался собакой! Дошел бы до Франции, там, по крайней мере, нет таких зверств, как в этом диком краю».
Иногда к нему прибегала Дорка. Она смертельно боялась своей госпожи, поэтому появлялась, только если той не было в замке. Кроме того, графиня вручила ей ключ от клетки Иштвана, и Доротея подозревала, что это сделано неспроста.
— Она специально отдала ключи, проверяет меня. А как только я попытаюсь тебя выпустить, стражники набросятся и убьют нас обоих.
— Не надо пытаться, — покачал головой Иштван. — Мне теперь все равно.
— Это правда, что ты дворянин?
— Правда.
— И та девушка… она не была твоей сестрой, ты обманул меня, да?
— Да, — коротко ответил он.
Доротея печально вздохнула.
— Что ж, я не сержусь на тебя. Тем более, ее уже нет.
— Уходи, — процедил Иштван.
— Ты влюбился в хозяйку, да? — злобно выкрикнула она. — Она ходит тут целыми днями вокруг тебя, словно кошка.
— Убирайся и не приходи больше!
Но совсем не приходить было выше ее сил. Доротею тянуло к возлюбленному, и она появлялась, едва графиня Батори покидала замок.
Время шло, и вместе с уходящими неделями и месяцами уменьшалась и душевная боль Иштвана. Жизнь брала свое. Он стал все чаще задумываться о свободе и к началу осени решил, что пора что-то предпринимать. Тем более что от скудной еды и постоянной неподвижности юноша все больше слабел.
Конечно, он мог бы переселиться в тело Доротеи, но считал, что бежать пока рано. У него оставалось здесь, в замке, важное дело — отомстить графине за смерть несчастной возлюбленной. Кроме того, Иштван чувствовал, что не вполне раскрыл тайну Эржебет, ведь он не понимал, зачем она убивает девушек. Он спрашивал Дорку, но та говорить об этом боялась и сразу же уходила.
Несмотря на неприязнь, которую он к ней питал, Доротея была ему весьма полезна. Она приносила местные новости, а Иштван обдумывал, как можно использовать их для мести и побега.
— Что-то графиня стала очень нервной, — как-то сказала Дорка. — Не удивлюсь, если она покончит с собой.
— Туда ей и дорога.
В другой раз она сообщила:
— Преподобный Мартин приезжает.
— А кто это?
— Очень известный священник, почти святой. Вся знать ему исповедуется, вот теперь и хозяйка пожелала.
Иштван на мгновение замер, а потом схватил Доротею за руку.
— Приведи его сначала ко мне!
— И ты хочешь? — криво усмехнулась Дорка.
— Да. Так приведешь?
— Ладно, он все равно мимо тебя не пройдет.
Иштван радостно потер руки: теперь он знал, как осуществить свои планы.
Англия, Сомерсет, 7 июня 1932
Доктор Голд взял с тумбочки стакан воды и сделал несколько глотков. Викарий терпеливо ждал, когда он продолжит.
— Преподобный Мартин прибыл через три дня. Заранее предупрежденный Доротеей, я ждал его с самого утра. Признаюсь, я волновался, ведь если б мой план не сработал, выдумать другой было бы весьма непросто. От постоянного недоедания я уже с трудом держался на ногах, и голова моя соображала неважно.