Однажды утром Иштван, как обычно, сидел на палубе и в который раз перечитывал взятую с собой книгу. Над рекой клубился туман, вокруг носились разноцветные бабочки, колибри и жуки, оглашая окрестности привычным гулом.
С кормы подошел Себастьян и, облокотившись о борт, тревожным взором оглядел тропический лес.
— Что-то не так, дон Гомеш? — спросил Иштван, оторвавшись от книги.
— Река слишком узкая, — мрачно ответил тот. — При желании нас достанет даже прыгнувший с берега ягуар.
Словно в подтверждение его слов, среди деревьев мелькнула чья-то тень. В следующее мгновение воздух наполнился пронзительным свистом, и судно накрыли десятки выпущенных с берега стрел.
Дон Себастьян, захрипев, упал на палубу, снизу послышались крики раненых гребцов. Иштван почувствовал резкую боль в плече, неосторожно вскочил — и вторая стрела вонзилась ему прямо в грудь. Уже теряя сознание, он увидел, как от берега отделились несколько пирог, в которые на ходу прыгали полуголые индейцы.
Иштван очнулся от жужжания какого-то насекомого. Не открывая глаз, прислушался — издали доносился смех и оживленная болтовня, но слов разобрать он не смог. Сразу же вспомнилось все случившееся на корабле. Привычной качки священник не ощущал — значит, он уже на суше. Плечо почти не беспокоило, а вот в груди ощущалось слабое жжение, дышать было больно.
Рядом раздался стон, и Иштван, повернув голову, осторожно приоткрыл глаза. Возле него лежал совершенно голый Себастьян, торс его в нескольких местах облепили какие-то листья, привязанные лианами. Похоже, капитан был без сознания.
«Что это? Его связали или таким образом дикари лечат раны?»
Иштван огляделся. Они лежали в конусовидной хижине, построенной из тонких стволов деревьев, обтянутых шкурами, сквозь которые пробивался солнечный свет. Под потолком назойливо жужжала огромная муха. Было душно, очень хотелось пить.
Переведя взгляд вниз, Иштван обнаружил, что тоже лежит голышом, обмотанный листьями и лианами. Судя по тому, что они находились на плече и груди, это были лечебные накладки, а не путы. Он осторожно пошевелил руками — не связаны.
— Дон Гомеш, — шепотом позвал Иштван.
Капитан открыл глаза, медленно повернул голову и попытался улыбнуться.
— Святой отец, — с трудом проговорил он и закашлялся.
Вдали раздался взрыв смеха, а вслед за этим послышались шаги. Чья-то рука откинула полог хижины, и вошел высокий индеец в длинной тканой юбке яркой расцветки. Он внимательно посмотрел на пленников и, заметив, что они пришли в себя, что-то гортанно крикнул.
Через минуту в хижину набилось с полдюжины индейцев, среди них была одна женщина. Они с любопытством разглядывали лежащих перед ними пленников, удивленно тыкая пальцами в свои подбородки. Не заметив в них никакой воинственности, Иштван решился на просьбу.
— Пить.
Индейцы в недоумении переглянулись, но когда заметили, что пленник жадно облизывает губы, сообразили, о чем он просит. Женщина вышла из хижины и вскоре вернулась с пузатым сосудом, явно сделанным из какого-то плода. Она передала его одному из дикарей, тот встал возле Иштвана на колени, аккуратно приподнял ему голову и позволил сделать несколько глотков. То же самое он повторил и с Себастьяном.
Снаружи послышались призывные крики, один из индейцев выглянул и крикнул:
— Има?
В ответ несколько голосов принялись что-то объяснять, перебивая друг друга. Он кивнул и обернулся к стоявшим в хижине товарищам. Ткнув пальцем в дона Гомеша, он скомандовал:
— Яутаинчис кан.
Индейцы схватили Себастьяна за руки и за ноги и потащили наружу. Капитан застонал.
— Стойте! Куда вы его несете? — воскликнул Иштван, превозмогая боль.
Он попытался приподняться, дикари помогли ему встать и выйти из хижины. Один из них указал на охапку соломы, лежавшую у входа, и знаками приказал сесть. Священник попытался сопротивляться, но его усадили силой, а рядом встали два индейца с заостренными каменными палками, похожими на копья.
В бессилии Иштван смотрел, как дикари несут Себастьяна к большому костру, возле которого их собралось не меньше сотни. Стало понятно: они попали в племя людоедов, и сейчас капитана просто съедят. Приглядевшись, он увидел, что вокруг костра разбросаны окровавленные ладони и стопы с черной и коричневой кожей. Очевидно, страшная участь уже постигла остальных их спутников.
Капитана положили на землю, и он, тоже поняв, что его ожидает, протянул руку к Иштвану.
— Помолитесь за меня, святой отец!
Тот рванулся было к нему, но охранявшие священника индейцы вновь усадили его на солому. Чуть не плача от беспомощности, Иштван перекрестил Себастьяна и принялся читать молитву.
Один из индейцев, стоявший рядом с Гомешем, размахнулся и вонзил ему в грудь деревянный меч. Несчастный капитан со стоном испустил дух, и дикари принялись вырезать из его тела самые сочные части. Иштван с отвращением смотрел на это жуткое действо, все сильнее ощущая дурноту. А когда несколько индейцев принялись жарить куски мяса над костром, а в воздухе запахло горелой плотью, его стошнило, и он снова потерял сознание.
Очнулся Иштван все в той же хижине. С ужасом вспомнил смерть дона Себастьяна и содрогнулся: никакого сомнения, его ждет та же участь. Конечно, он не умрет, успеет переселиться, но перспектива стать индейцем совсем не радовала.
Он лежал, прислушиваясь к звукам снаружи, однако вокруг было тихо. В воздухе ощущалась прохлада, сквозь шкуры, покрывающие хижину, не проникало ни единого луча, и Иштван понял, что наступила ночь. Изредка он слышал шаги и шепот где-то недалеко: видимо, его охраняли.
«Значит, эти изверги решили съесть меня завтра», — горестно подумал он.
Невеселые мысли лезли в голову. Он не знает ни слова на их языке, как же он будет разговаривать, когда переселится в тело индейца? Хорошо бы сбежать, но куда? Вокруг дикие, опасные джунгли со змеями и крокодилами. Хищных зверей он не видел, но и они наверняка тут водятся. Нет, выжить можно только здесь, вместе с людоедами. Что же делать?
Незаметно для себя он уснул, а проснувшись, увидел молодую симпатичную индианку. На ней была длинная, до колен, коричневая рубаха, на шее болтались несколько ожерелий из мелких камешков, а в длинных черных волосах виднелись разноцветные нити. В руках незнакомка держала глиняную плошку с мутно-желтым напитком.
— Упиа, — протянув ее Иштвану, прошептала девушка.
Он жадно выпил слегка кисловатую жидкость, прижал руку к груди, чтобы показать, как он ей благодарен, и случайно задел рану. Боль разлилась по всему телу, он застонал.
На красивом лице индианки мелькнуло сочувствие, она что-то пробормотала и выскользнула из хижины. А через несколько минут вернулась в сопровождении высокого седоволосого старика в светлых одеждах и что-то сказала, указывая на грудь пленника.
Тот опустился на колени, умелыми движениями размотал лианы и снял с раны листья. На изрезанном морщинами лице отразилась озабоченность.
Иштван понял, что увиденное дикарю не понравилось. Скосив глаза, он попытался рассмотреть рану. Вроде ничего страшного. Но когда старик вернулся с новыми листьями, Иштван решительно покачал головой.
— Нет!
Лекарь его понял и на своем гортанном языке принялся объяснять, что рану надо обработать. Иштван в ответ знаками попытался дать понять, что сам сможет вылечиться, если индейцы отдадут его вещи. Тыкал пальцами в ту сторону, где, по его мнению, находилась река, изображал руками свой сундук, и, наконец, старик догадался, о чем идет речь. Он вышел, а через некоторое время вернулся в сопровождении двух дикарей, которые несли сундучок Иштвана.
«Как они узнали, что это — мой?» — с удивлением подумал он и, с трудом приподнявшись, принялся выбирать нужные травы.
В сундучке сохранилось все, индейцы ничего не взяли, напротив, сверху лежала сутана, в которой он был на корабле, и кожаный мешочек с серебряной монетой, крестиком тамплиеров и кольцом.
К тому времени, как Иштван закончил разбирать сундук, в хижине набралось не меньше десятка индейцев. Все они были высокими, длинноволосыми, с коричневыми узкими лицами, совершенно лишенными усов и бород. Пленник знаками попросил разрешения одеться, и один из них, видимо, главный, согласно кивнул.
Облачившись в сутану, Иштван почувствовал себя увереннее и стал показывать, что ему необходимо вскипятить воду. Дикари засуетились, помогли ему подняться и проводили к тому самому костру, на котором вчера зажарили его спутников. Сейчас здесь все было убрано, и ничто не напоминало о жутком пиршестве. Единственное, что заметил Иштван — небольшое пятно крови на песке.
Он поспешно отвернулся и, стараясь об этом не думать, приготовил отвар в глиняной чаше. Индейцы, встав вокруг костра, с любопытством наблюдали за его действиями и тихонько переговаривались.
Когда отвар был готов, он вернулся в хижину, достал из сундука платок, смочил его целебным зельем и наложил на рану. Дикари толпой ходили за ним и ловили каждое его движение. Было заметно, что человек, сведущий в медицине, вызывает у них уважение.
Остатки отвара Иштван выпил, а потом демонстративно принялся читать найденную в сундучке Библию. Он понимал, что вечером его съедят, и всячески показывал хозяевам, что нисколько их не боится.
Бестолково потолкавшись, индейцы вскоре вышли, их сменила девушка, которая утром давала ему воды. Сейчас она принесла круглую миску с лепешками, поставила их на лежанку и удалилась.
Иштван осмотрел незнакомую еду, понюхал — пахнет неплохо. Откусив немного, он с удовольствием отметил — вкусно, и только сейчас понял, как сильно голоден. За несколько минут покончив с лепешками, он снова лег. И потянулись томительные часы ожидания.
Вдруг неподалеку послышались крики.
— Амару! Амару! — доносилось снаружи.
С трудом поднявшись, Иштван выглянул из хижины и увидел, что несколько человек стоят возле растущего неподалеку дерева, с ветки которого, покачиваясь, свисает большая змея. Один из дикарей палкой сбросил ее на землю и пришиб камнем. Краснокожие посмеялись и разошлись. «Амару» стало первым словом, которое Иштван понял на их языке.