— Рассказывай!
— О чем?
— Обо всем. Как ты травил индейцев, как воскрешал и заставлял работать на себя.
На лице Айа Найи мелькнуло удивление. Он явно не ожидал, что кто-то так хорошо осведомлен о его делах. Внимательно разглядывая недруга, он молчал. И вдруг поднял руки к небу и воззвал:
— Ло-о-а-а!
По толпе индейцев пробежал испуганный вздох. Боясь, что они не выдержат, Иштван подошел вплотную к сидящему колдуну.
— Оставь свои штучки, или накормлю тебя твоей же отравой.
При этих словах, как и было уговорено заранее, несколько инков шагнули вперед. Сомневаться в их решимости не приходилось. Дух Смерти опустил руки, в упор взглянув на священника. В глазах его не было и тени страха, лишь ненависть.
Иштван поднял дуло и приставил его ко лбу негра. Инки сделали еще шаг вперед, а Апу Ума, наклонившись, поднес ладонь с черными крупинками к его рту. Отблеск огня зловеще сверкнул на золотых наручах. Колдун дернулся и наконец выдавил:
— Хорошо.
Некоторое время он молчал, словно собираясь с духом, потом неторопливо начал:
— Я бокор. Родился в Сахе. У меня была жена и трое детей. Сын и две дочки. Мы жили в небольшой деревушке недалеко от Ажуды. Однажды на нашу деревню напали работорговцы…
— Что такое бокор? — перебил Иштван, сверля его грозным взглядом.
"Мерзавец, сколько народу убил! Да и я который год гнию в этой дыре из-за него!"
— Колдун, жрец.
— Понятно. Продолжай. Напали работорговцы, и что?
— И все. Жизнь кончилась. Меня и мою семью отправили на невольничий рынок.
Айа Найа с ненавистью посмотрел на Иштвана.
— Такие, как ты, белые… купили нас. Всех по отдельности. Я видел, как уводят мою жену и деток. От рынка в порт через пролом в городской стене вела Дорога Слез. Меня и сотни других негров, разлученных с семьями и с родиной, провели по ней, загрузили в вонючий трюм и отправили в Перу. Мы сидели, закованные в колодки, и едва могли пошевелиться. Мне хватило времени, проведенного в пути, чтобы понять, как с нами будут обращаться. Поэтому, когда нас перегнали в Куско, я сбежал.
Иштван оживился.
— Куско далеко отсюда?
— Тоже мечтаешь о побеге? — усмехнулся колдун. — Понимаю, каждого тянет к своим. Да, далеко. Но я смог добраться до сельвы, связал лианами несколько бревен и поплыл вниз по реке. Есть было нечего, ловил птиц, ощипывал и глотал. Как-то пристал к берегу, чтобы поискать гнездо с яйцами, и наткнулся на пуму.
— Она тебя ранила?
— Да. Но я успел разорвать ее голыми руками.
— Дальше, — скомандовал Иштван.
— Меня подобрали вот они, — Дух Смерти кивнул в сторону инков, — и вылечили. Я сказал, что колдун. Видел, с каким страхом они ко мне относятся, потребовал, чтоб построили мне дом.
— Зачем ты их травил?
— Мне нужны были люди. В одиночку сложно прокормиться. А они и работают на меня, и защищают.
Иштван чувствовал, что колдун тянет время. Он постоянно поглядывал в сторону индейцев, словно надеялся на их помощь.
— Сиди спокойно. Вздумаешь бежать — выстрелю в спину.
— От белого я другого и не ожидал, — злобно усмехнулся Дух Смерти.
— Кто такой Лоа? Твой бог?
— Нет. Всемогущий бог настолько велик, что ему нет дела до человека. Он не говорит с нами и не слышит наших молитв. Поэтому мы обращаемся к Лоа. Это дух, который есть у любого человека, животного, дерева. Он посередине между людьми и богом.
— Ясно. Теперь рассказывай, как ты поднимаешь мертвых.
— Они сами поднимаются.
— Говори!
— Они не мертвые.
Инки за спиной Иштвана изумленно ахнули. Он скосил глаза — впереди толпы стоял жрец, напряженно глядя на Айа Найю.
— Не мертвые? То есть как?!
— На моей родине их называют нзамби. Там это часто происходит.
— Да что «это»?
— В наших морях водится рыба, которая при опасности надувается, как шар, и выпускает шипы. Она ядовита. Если высушить ее икру и внутренности, растолочь их в порошок, то можно убить любого.
— При чем здесь ваша рыба?
— Я нашел подобную в местной реке.
— Понятно. Ты делал яд и подсыпал его в плошки, когда «благословлял» пищу?
Колдун угрюмо кивнул.
— То есть они все-таки умирали?
— В наших местах любой бокор знает, сколько нужно этого порошка, чтобы человек не умер, а как бы заснул. Но так сильно, что от мертвого не отличишь. Если такой «труп» откопать на следующий день после похорон, он с помощью одной простой травки оживает и становится нзамби. Он почти не может соображать, ничего не чувствует, не разговаривает, но приказы понимает и выполняет.
Индейцы зашумели, да и Иштван не верил своим ушам. Что за чушь? Такое невозможно! Но нет, он же видел оживших мертвецов собственными глазами!
— Но трупы пропадали лишь на третью ночь, — пробормотал он.
Колдун усмехнулся и снова кивнул.
— Да, но ведь тут хоронят в стене. Видимо, в земле они портятся быстрее. Сначала я этого не знал и все не мог понять, почему они не превращаются в нзамби. Первых двух пришлось убить, их ум почти не пострадал. Потом я сообразил, что здесь тело лежит в стене и попробовал забирать его позже. Вот так по опыту и определил, что поднимать «мертвецов» лучше всего на третью ночь.
— Их можно как-то вылечить? Вернуть к нормальной жизни?
— Нет, конечно.
— И долго они существуют в таком состоянии?
— Кто как. Если их вовремя кормить, то некоторые по четыре-пять лет держатся.
— А теперь скажи, почему их нельзя убить?
— Отчего же, можно. Просто они не чувствуют боли и выполняют приказ, пока способны держаться на ногах.
— Испанский форт — твоя работа?
— Конечно, — засмеялся Дух Смерти. — Ненавижу белых. Мои нзамби неплохо справились, а?
— А женщин-то зачем убивал?
— И бокору нужна жена.
— Ты спал с ними, а потом сжирал своих собственных детей…
Впервые в глазах Айа-Найи мелькнуло нечто похожее на страх.
— Одного попробовал оставить, но вскоре понял, что он растет нормальным, не нзамби.
— Ты убил его, потому что он мог тебя выдать?
Молчание.
— И ты еще смеешь рассказывать, что любил своих детей?! — возмущенно вскричал Иштван.
— Не тебе меня судить! — рявкнул Дух Смерти. — Это такие, как ты, лишили меня семьи!
Он вдруг резко свистнул, и тотчас справа мелькнула тень. Священник не успел опомниться, как прыгнувший Сапа Камаюк повалил его на землю. Ружье отлетело в сторону. Инки в ужасе закричали. Изловчившись, Иштван напрягся и оттолкнул жреца, тот упал спиной в костер и дико завопил. В то же мгновение колдун, схватив валявшийся рядом макан, вскочил и занес его над головой лежащего перед ним белого…
Грохнул выстрел, и над селеньем взмыла стая испуганных туканов. Прежде, чем рухнуть на землю, Дух Смерти успел обернуться и увидеть своего убийцу.
Вокруг стоял невообразимый шум: индейцы галдели, женщины плакали, Камаюк, волосы и одежда которого моментально вспыхнули, истошно кричал. Иштван перевел дух и подскочил к колдуну.
— Мертв.
Он наклонился было к костру, чтобы попытаться вытащить жреца, но Апу Ума решительно его отстранил:
— Нет! Пусть отправляется к Супаю!
Иштван отошел, с содроганием наблюдая, как дикарь корчится в огне. В воздухе поплыл запах горящего мяса. Обступив костер, инки смотрели на агонию жреца. Тот уже не кричал, а хрипел. Наконец послышалось что-то похожее на поскуливание, и он затих.
Иштван почувствовал дурноту. Эти вопли и запахи напомнили ему ведьму, сожженную когда-то на его глазах в Париже. Помнится, она прокляла всех, кто с интересом и равнодушием наблюдал за казнью, а потом началась давка, в которой погиб его отец.
«Я ведь был в числе зрителей, — вдруг подумал священник, — значит, тоже проклят. Быть может, поэтому мои дети умирают?»
Костер постепенно затухал, и инки осторожно вытащили почерневший труп. Иштван, очнувшись от воспоминаний, обернулся к вождю:
— Почему он это сделал, Великий Вождь?
— Душа его была трусливей лани. Он мог стать хорошим жрецом, но страх победил. Камаюк не верил тебе. Может быть, даже ненавидел. А Духом Смерти восхищался. Я видел, как Айа Найа сверлит его взглядом, и был готов стать преградой на его пути. Но не успел.
— Но кто стрелял?
Вождь усмехнулся и кивнул в сторону росшего неподалеку раскидистого фикуса. Возле него стоял Сампа Анка, все еще сжимая в руках ружье. Иштван шагнул к нему и с благодарностью обнял.
— Спасибо! Ты все это время сидел в засаде?
Юноша улыбнулся и кивнул, но тут же в глазах его мелькнула тревога.
— Что теперь будет, Амаута? Нзамби придут мстить за Духа Смерти?
— Нет, конечно. Думаю, просто умрут с голоду.
Он не ошибся. Когда двумя неделями позже Иштван и Сампа Анка наведались в дом колдуна, они нашли там полтора десятка разлагающихся трупов.
Дни складывались в месяцы, месяцы — в года, а Иштван все жил среди индейцев, не переставая надеяться, что судьба улыбнется ему, и он сможет добраться до мест, где обитают европейцы. Дикари любили «белого брата» всем сердцем, но его душа рвалась к цивилизации.
Сампа Анка женился на красивой, скромной девушке, у них родился сын. Иштван искренне радовался за друга, но каждую ночь видел во сне, как обретает вожделенную свободу.
После гибели колдуна священник стал героем племени. Сочтя момент благоприятным, он снова обратился к Апу Уме с просьбой отпустить его.
— Ты сам видишь, Великий Вождь, что я предан тебе и твоим людям. Я избавил вас от проклятия Грозных полнолуний. Почему же ты думаешь, что я выдам вас белым?
— Я верю тебе, Амаута, — вздохнул тот. — Если сердце твое рвется в Куско — иди. Но никто из нас не сможет тебя сопровождать, ведь мы сразу станем там рабами. А один ты дойти не сможешь. Даже вдесятером дорога туда трудна и опасна.
Поразмыслив, Иштван понял, что вождь прав. Ему ни в жизнь не добраться до европейцев в одиночку. Оставалось ждать в надежде на чудо.
Однажды Апу Ума предложил священнику отправиться в горы.