И тени баснословные спустились
С Олимпа на погибель Илиону.
Прекраснее же всех был Агамемнон.
Скажи! Ужель, едва домой пришедший,
Он был женой погублен и Эгисфом?
Так это было.
Горе вам, Микены!
Проклятье за проклятьем Танталиды
Пригоршнями бросают в тьму времен!
Как травы сорные, тряся главами
И семена стократно расточая,
Они убийц единокровных внукам
Родят для вечной распри! Но открой,
Что из признаний брата от меня
Испуг застлал кровавой пеленою.
Как рода славного последний сын,
Беспечный мальчик, избранный судьбою
Быть мстителем отца, как избежал
Орест расправы? Или тот же рок
Его окутал неводом Аверна?
От смерти спасся ль он? Жива ль Электра?
Они живут…
О солнце золотое!
Дай мне лучи твои сложить к стопам
Зевесовым! Бедна я и нема!
Быть может, ты гостила в царском доме
Или сроднилась с ним еще тесней,
Как твой восторг прекрасный выдает,—
Тогда смирись душой и будь тверда!
Вдвойне печально, радости вкусив,
Отчаянью и горестям отдаться!
Ты знаешь лишь о смерти венценосца?
Иль не довольно этой вести мне?
Лишь половина бед тебе известна.
Чего мне ждать? Орест, Электра живы.
За Клитемнестру не страшишься ты?
Ей страх мой и надежды не помогут.
В стране надежд не увидать царицы.
Иль кровь свою, отчаясь, пролила?
Нет, но своя же кровь ее сгубила.
Не говори загадками. Мне страшно!
Вкруг головы моей тысячекратно
Крылами бьет безвестная беда!
Иль я назначен прихотью богов
Быть вестником беды, что так хотелось
Мне схоронить в беззвучно-тусклой тьме
Подземной ночи? Нехотя склоняюсь
Пред волей уст твоих! Лишь для тебя
Я боль признанья вновь переживаю:
В тот день, как пал отец, Электра сына
Спасла от рук убийцы. Строфий взял,
Зять Агамемнона, в свой дом Ореста
И вместе с сыном воспитал своим.
Пиладом звался тот. Его с пришельцем
Чудесная соединила дружба.
Они росли, и крепло в них желанье
За подло умерщвленного царя
Злодеям отомстить. В чужой одежде
Они в Микены принесли молву
Печальную о гибели Ореста
И урну с прахом. Вестников царица
Учтиво приглашает во дворец,
И там Орест своей сестре открылся.
Электра пламя мести разожгла,
Уже истлеть готовое вблизи
От матери священной! Тихо брата
Она свела на место, где отца
Настигла смерть и еле зримый след
Его бестрепетно пролитой крови
Еще алел пророческим пятном.
На языке неутомимой злобы
Она ему твердила об убийстве,
О торжестве убийц неотомщенных,
О рабском жребии своем, о вечной
Опасности, что им теперь грозила
От матери, Эгисфовой жены.
И тут она дала ему кинжал,
Уже не раз разивший в этом доме.
И Клитемнестру сын ее убил.
Бессмертные, чьи радостные дни
На вечно юных облаках проходят!
Затем ли я вблизи от вас, благие,
Вдали от земнородных протомилась
Так долго за ребяческой игрой,
За раздуваньем пламени святого,
Затем ли я невинным сердцем здесь,
Как пламя, в безмятежной чистоте
Обители небесной растворялась,
Чтоб беды дома моего пусть позже,
Но тем ужасней пережить! Но как
Он, неутешный, как Орест живет?
О, если б мог ответить я: он умер!
Гневливо встал из крови пролитой
Дух матери
И крикнул дочерям подземной ночи:
«Не дайте преступнику ускользнуть!
Терзайте убийцу! Дарю его вам!»
Они глядят орбитами пустыми
С орлиной алчностью вокруг себя,
Они в берлогах черных оживают,
Из всех углов их спутники ночные,
Сомненье и Раскаянье, ползут.
Пред ними вьется Ахеронтов дым,
Встает в его медлительных клубах
Все то же нестерпимое виденье,
Преступника смущая и страша,
И, вправе сеять смерть, они ступают
На луг, покрытый божьими дарами,
Откуда их проклятье отлучило,
И с хохотом спешат за беглецом,
Чуть переждут и вновь его теснят.
Несчастный, сходный рок тебя настиг:
Ты чувствуешь, как тот беглец-страдалец.
Как — сходный рок? О чем ты говоришь?
Братоубийством осквернен и ты;
Твой младший брат поведал мне о том.
Я не хочу, чтоб ты, душа святая,
Обманута была признаньем ложным.
Хитросплетенье лживое чужому
Чужой бросает, к кривде приучен,
Петлею под ноги. Меж нами здесь
Да будет правда!
Знай! Я Орест. Преступной головою
Клонюсь к могиле я и смерти жду.
Во всех обличьях мне она желанна,
Безвестная! Тебе и другу я
Желаю возвращенья — не себе.
Ты, вижу я, живешь здесь против воли:
Так в добрый путь! А я останусь здесь.
Пусть со скалы низринется мой труп!
Пусть кровь моя, пролитая в пучину,
Проклятье диким скифам принесет!
Бегите! Там, на греческой земле,
Вы жизнь начнете сызнова свою.
Так ты ко мне спускаешься, Свершенье,
Святая дщерь зиждителя вселенной?
Как грозен твой неуследимый вид!
Едва доходит взор до рук твоих,
Несущих с олимпийской высоты
Кошницу с ароматными плодами.
И как царя по дорогим дарам
Мы узнаем (ему ничтожным мнится,
Что для других — богатство), так богов
Распознают по мудрым и благим,
Заранее обдуманным даяньям.
Вы знаете, чем смертных одарить!
Вы видите грядущего предел,
От нас сокрытый звездным хороводом
Или туманом! Вы мольбам спокойно
Внимаете, вас торопящим дать
Желанное! Но не сорвет рука
Бессмертного плодов, еще не зрелых.
Увы тому, кто хочет горький сок
Вкусить до урожая, смерти вкус
Не различив! Не дайте ускользнуть,
Как мертвой тени, радости нежданной,
Вдруг посетившей, бедную, меня!
Вдвойне меня утратой не казните!
Ты за себя молись и за Пилада,
Не оскверняясь именем моим!
Иль, не спася убийцу, призовешь
Проклятие и беды на себя.
Моя судьба с твоей неразлучима.
Нет, нет! Дозволь сойти без провожатых
Мне в царство мертвых! Не стремись фатой
Проклятого убийцу заслонить:
Не скрыть его от взора темных чудищ.
Нет, близость непорочная твоя
Лишь оттеснит, но не прогонит их!
Они железной не дерзнут стопою
Ступить сюда, в святилище богини,
Но слышу я вдали, то здесь, то там,
Их нестерпимый хохот! Волки рыщут
Так возле дерева, где бедный путник
Скрывается. Они лежат и ждут
Убийцу! Чуть покину я твой кров,
Они, тряся змеиными главами
И прах взметая, ринутся за мной
И вновь добычу станут настигать!
Орест! Иль глух ты к дружескому слову?
Храни его для тех, кто друг богам!
Они тебя надеждами дарят.
Сквозь чад и дым я вижу тусклый блеск
Реки подземной, к аду уходящей!
Электра — не одна твоя сестра?
Одну я помню, старшую унес
Не злой, как мнилось нам, а добрый рок —
Досрочно! — от невзгод, наш дом потрясших
Оставь расспросы! К хору не примкни