— Нужно написать заявление с описью всего содержимого вашей клади, — суровым тоном сказала тётка.
— Хорошо, я напишу. Только можно ли, — я всунула в окошко ещё одну красную купюру, — Ускорить процесс проверки?
— Можно, — буркнула она, — Ваше имя?
— Лидия Койдула, — я хрустнула костяшками пальцев, и поймала удивлённый взгляд.
— Как писательница? — она поджала губы, зарываясь в толстую тетрадку.
— Поэтесса, — я кивнула на её записи, — Багаж я приносила за день до перестрелки, это было двадцатого мая.
— Будем искать, — промычала она, перелистывая тонкие засаленные страницы и надевая другой рукой толстые очки в пластиковой прозрачно–розовой раме.
Через полчаса я шла по зданию вокзала со своей сумкой в руках и опустевшим почти на двести евро кошельком. Обидно, конечно, но ничего не попишешь. Встречаться со связным, пока я в Питере, нельзя.
Нырнув в машину, я поставила сумку на соседнее сиденье и открыла замок. Порывшись в содержимом, я вытащила записную книжку с паспортом и спрятала их в бардачок. Подумав ещё немного, я достала из карманов сумки таблетки с рецептами и ключи от Таллиннской квартиры. Проглотив одну пилюлю, я посмотрела на часы, и решила позвонить Лазареву, чтобы узнать, когда он собирается возвращаться домой.
Вместо длинных гудков у него играла мелодия Моцарта.
— Реквием. Да ты хохмач, Игоряша, — пропела я, вместо обыденного «Алло».
— Сладкая? Неужели ты удостоила меня своим вниманием? — устало ответил он.
— Когда ты дома будешь? — мой тон был спокойным, несмотря на улыбку.
Ну нравится мне, как он меня называет. Что в этом такого?
— Соскучилась?
— У меня ключей нет. Не буду же я ждать тебя на крыльце. Я, всё–таки, не собачка, — в моём голосе появились ироничные нотки.
— Ты где?
— Вот прям подмывает ответить в рифму, — я вздохнула, — Но не буду грубить. По делам я уехала. Так — когда?
— Вечером. У меня ещё две встречи. Но, — он сделал паузу и на фоне у него что–то зашелестело, — Я могу выйти на обед и передать тебе ключи.
— Куда подъезжать?
— Ты за рулём? Оля, ты умом тронулась? — взвыл Лазарев, — Тебе нельзя водить с твоим плечом.
— У меня автомат. Место назови, я подъеду.
— Женщина, почему ты такая, — он со свистом выдохнул, — Бесишь ты меня. Давай в Мансарде, я позвоню и забронирую столик.
— Хорошо. Через час я буду там.
— Договорились.
Отключившись я невольно улыбнулась, глядя на чёрный экран моего мобильника. Выехав с вокзала, я покрутила по городу, остановившись в каком–то жилом районе и выбросив свою сумку в мусорный контейнер, а потом поехала на Почтамтскую. Мою Тойоту скушал автоматический парковщик, а сама я огляделась. Ничего не напоминало о перестрелке, кроме гвоздик и одинокой свечи на тротуаре, в том месте, где подстрелили мужчину.
Я помню, что Ратмир всегда говорил мне о сопутствующих потерях. О том, что для достижения своей цели нужно идти напролом, если надо — по головам, и относиться к жертвам на своём пути по–философски. Я понимаю, что он был прав, но сердце всё равно защемило от воспоминаний того дня.
Тот мужчина словил пулю, которая предназначалась мне. Да — он был сопутствующей потерей. И таких могло быть больше, стреляли ведь трижды. Но почему–то было жалко. Он куда–то шёл, может быть к жене и детям, может быть к любовнице, может к больной матери. Шёл себе и шёл бы дальше, если бы не я со своей вендеттой, как её любит называть Лазарев.
Вот же ж… Перепугался он тогда. Видно было по глазам. Но почему? Кто я ему и ради чего он так обо мне печётся? Нет, конечно мне это на руку — он подпустил меня близко к себе и, собственно, ради этого всё и задумывалось, но такая забота с его стороны немного… Расшатывает. Когда его нет рядом, я чувствую, что готова всадить ему пулю в лоб, и моя рука не дрогнет. Но когда он рядом…
Колено заныло, и мне пришлось перенести вес на другую ногу, чтобы не морщиться от неприятного ощущения. Я встала у входа в бизнес–центр и открыла портсигар, который я теребила всё это время в руках. Прикурив сигарету, я выдохнула дым себе под ноги и посмотрела на оставшиеся две самокрутки и одну особенную, которую храню для подходящего случая.
— Оля? — окликнули меня сзади, вынуждая обернуться.
Лазарев грациозно двигался в мою сторону, подбрасывая ключи от машины в воздух. Поймав их, он засунул брелок в карман. Я ухмыльнулась этому жесту, уж больно он был мне знаком.
— Хорошо выглядишь, — пропел Игорь, поравнявшись со мной.
— Ты тоже ничего, — ответила я, выдохнув в его сторону сладкий вишнёвый дымок, — Но чёрный тебе всё–таки идёт больше.
Он улыбнулся, и посмотрел вниз, на свою белоснежную рубашку и светло–голубой полосатый галстук. Костюм на нём был тёмно–серого цвета, и он хорошо оттенял ободок вокруг его зрачков.
— Где ночь провёл? — вырвалось у меня, пока мы обменивались взглядами.
— Ревнуешь? — он изогнул бровь и спрятал руки в карманы брюк.
— Пфф, — фыркнула я, — Нужен ты мне. Стараюсь быть вежливой.
— У Тимура был, — ответил Лазарев с серьёзным лицом, — А ты по каким делам в городе?
— По таким, которые называются «не–твоего–ума–дело».
— Язва, — буркнул он, — Пошли.
Пропустив меня вперёд, Игорь выхватил у меня из руки тлеющую сигарету и выбросил её за спину. Я поджала губы, но послушалась и направилась к лифту.
Ресторан за последние три недели не изменился. Нас так же любезно поприветствовали и пригласили к столику у окна с видом на Исаакиевский собор. Лазарев попросил воду и чашку крепкого кофе, я заказала кофе с молоком. На обед нам предложили тёплый салат с морепродуктами и несколько блюд на выбор. Я остановила свой выбор на ризотто с трюфельным тартаром, а Игорь, как мужчина, заказал мясо. Филе косули с каким–то заумным соусом.
— Когда ты снимешь швы? — не отводя взгляда от колоннады собора, спросила я, — Мне уезжать надо.
— А как же твоя месть? — ответил вопросом на вопрос Лазарев.
— Может, я передумала? — я прищурилась, и отпила свой кофе.
— Что–то сомневаюсь, — протянул он, следя за моим взглядом, — Красивый вид.
— Да, неплохой, — я отвлеклась от крыши собора и посмотрела на Игоря, — Так, когда?
— Можно на днях. Ты уверена, что не хочешь ко врачу?
— А чем ты хуже? Ты перевязки делал, швы менял. Тебе явно не впервой пулевые ранения лечить.
— И то верно, — он коротко вздохнул и приложился к своей чашке, — Ты так хочешь уехать?
— У меня есть работа, Игорь. Меня ждут дома.
— Насколько мне известно, у тебя нет мужа и выводка детишек; да и родственников тоже не имеется. Кто тебя ждёт? — фыркнул он с ухмылкой.
Я вздохнула и обвела взглядом ресторан. В обеденное время «Мансарда» битком набилась людьми. Мужчины в костюмах о чём–то беседовали с такими же мужчинами в костюмах. Женщин среди них было мало, а те, что были, больше похожи на фарфоровых кукол, которые двигались отточенными движениями и говорили не менее заученные фразы. Наше присутствие здесь как будто нарушало привычный ход вещей, хотя, в общем–то, визуально мы соответствовали интерьеру.
Идеальный мужчина в сером костюме, под стать ему женщина в шелках с идеальным макияжем и не менее идеально уложенными волосами. Почему тогда ощущается фальшь всего происходящего?
Ах, да. Он когда–то сдал меня Ратмиру, и я хочу ему отомстить.
— Лазарев, ты умеешь отвечать на поставленные вопросы? — я посмотрела на него устало, и потёрла виски.
— Сегодня посмотрю и решу, — сухо ответил он.
— Хорошо, — наш заказ приземлился на столик, — Приятного, — я кивнула на его тарелку и взяла вилку в левую руку.
Лазарь пристально посмотрел на меня, и что–то в его глазах изменилось. Я не смогла распознать эту эмоцию, но по спине пробежался холодок. Под его пристальным взглядом я принялась медленно есть, опустив глаза на деревянную поверхность стола.
Он, молча, последовал моему примеру.
Вечером я вернулась в дом Игоря, и убрала осколки на кухне. Там же он осмотрел моё плечо и вынес короткий вердикт:
— В конце недели снимем.
Он приклеил повязку обратно, и обошёл меня, бросая из–за спины:
— Но тебе нельзя вести машину. Рубцы очень тонкие, рана может разойтись.
Лазарев достал две кружки и включил кофеварку, предварительно сменив фильтр и засыпав в него свежий кофе. Затем он развернулся ко мне, и облокотился на столешницу, скрестив руки на груди.
— Есть предложения? — спокойно спросила я, распознав в его голосе недосказанность.
— Я могу тебя отвезти, — пожал плечами он.
— С чего такая щедрость? — я изогнула бровь и выпрямила спину, сцепив пальцы в замок на коленях.
— Это не щедрость, это любопытство, — Игорь ухмыльнулся. — Мне интересно, как ты будешь пересекать границу без паспорта.
— С чего ты взял, что у меня нет паспорта? — я постаралась сохранить невозмутимое лицо, но мой рот буквально зачесался от настойчивого желания улыбнуться.
— Ты сама говорила, что твои документы в сумке, а сумку мы не нашли, — Лазарев расплылся в довольном оскале.
— Мой паспорт в бардачке, — пришлось пожать плечом, сдерживая улыбку, — Мы, девочки, иногда путаемся.
Лицо Игоря застыло, и даже посветлело на один тон. По плотно сжатой челюсти заходили жевалки, а пальцы вцепились в ткань рубашки на плечах.
— Проблема с моими документами решена, — притворно вздохнула я, — А вот без машины, на которой я въехала, меня точно не выпустят. Так что, я поеду сама, на своей пташке.
— Я буду за рулём, — отчеканил он, сверля дырку глазами у меня во лбу.
— Вот ещё, — я фыркнула в ответ.
— Я сказал, что отвезу тебя, — в его голосе послышалась сталь и Арктический холод.
— Лазарев, ты меня уже достал, — я поднялась на ноги и взмахнула здоровой рукой, — Найди себе другой объект для опеки, серьёзно. Я не твоя кукла, чтобы тебя слушаться, и уж тем более…
Договорить я не успела, потому что он как–то слишком резко дёрнулся в мою сторону и накрыл мой рот ладонью, а другой рукой обхватил затылок, чтоб я не могла отодвинуться.