Сладкую я нашёл в гостиной, распростёртую на матах и вертящую самокрутку в руке.
— Привет, — сказал я, застыв в проходе, — Чем занимаешься?
— Думаю, — тихо отозвалась она.
— О чём думаешь?
— Последняя осталась, — подняв сигарету в воздух, ответила Оля, — Будешь?
— Трубка мира? — улыбнулся я, сделав несколько шагов в сторону.
Когда я сел на пол рядом с ней, я почувствовал лёгкий, ненавязчивый аромат…
— Типа того, — зажав подозрительное табачное изделие между губами, Ольга подняла зажигалку, которая покоилась у неё на животе.
Едва она прикурила, я поморщился от резкого запаха жжёной травы.
— Серьёзно, Сладкая? Ты предлагаешь мне накуриться?
— Ага, — затянувшись покрепче, она задержала дыхание, надув щёки, и протянула свою самокрутку мне.
Недолго думая, я взял её и сделал первую затяжку. Лёгкие обожгло огнём, и я кашлянул два раза, прикрыв рот кулаком, а затем посмотрел на сладкую. Она закрыла глаза и улыбнулась.
— Слабак, — выдохнув густой клуб дыма, прохрипела она.
И как в ней столько поместилось?
Я протянул ей косяк, и снял пиджак, отбросив его куда–то в глубь моей… Гостиной? Потом расстегнул несколько пуговиц на рубашке, и манжеты. Устроившись рядом с Олей, я положил одну руку под голову и закрыл глаза.
Приятная истома разлилась по телу, ноги и руки стали ватными, а голова — лёгкой и невесомой. До моих ноздрей донёсся запах дыма, и я потянулся наощупь к волшебному косячку за новой порцией.
Вторая далась легче. Задержав дыхание, так учили опытные армейцы в больнице, я открыл глаза, выпустив дым кольцами. Ольга фыркнула и забрала у меня косяк.
— В чём различие между психопатом и нормальным? — спросил я, чувствуя, как лицо растягивается в идиотской улыбке.
— Неправильная постановка вопроса, — хрипло ответила Сладкая, окружая нас облаком дыма, — В психиатрии ставят различия между социопатами и психопатами. Нормальных психиатрия не наблюдает.
— Окей. Так в чём? — она передала мне косяк, и я приложился к нему, глядя, как тлеет белая бумага.
— Социопат не организован, имеет склонность к непоследовательным действиям. Часто живёт вне закона, не считается с правами других людей и организаций. Психопат, напротив, спокоен и уравновешен, внешне его практически невозможно принять за человека с расстройством личности.
— Ты прям как по учебнику, — хохотнул я, — Значит ты — организована, спокойна и уравновешена?
— По большей части, — с улыбкой ответила Оля, — Как и ты.
— Я, по–твоему, психопат?
— Ты убивал людей. Нормальным тебя точно не назовёшь, — фыркнула она, забирая у меня косяк.
— Сейчас я этого не делаю, — я нахмурился, смотря на свою руку, которая стала такой невесомой, словно её и не существовало.
— Ну, это довольно странно для твоего диагноза, — Оля затянулась и замолчала на секунду, держа дым в лёгких. Выдохнув, она продолжила, — Обычно психопаты не останавливаются до тех пор, пока их не поймают. А ловят их очень, очень редко.
— Почему?
— Психопат последователен. Свои преступления он совершает чётко и слаженно, действуя по отработанной схеме, тщательно заметая следы. Иногда профайлерам удаётся вывести его из равновесия с помощью какой–нибудь уловки в СМИ, но это редкость. Он не глуп, благодаря тому, что у психопата не развит определённый отдел мозга, который отвечает за эмпатию, — она затянулась ещё раз и протянула самокрутку мне, — Он может мыслить иначе. Продумывая каждый свой шаг и анализируя. Психопат не поддаётся эмоциям, он холоден, и благодаря этому его тяжело поймать.
— Интересно, — промямлил я.
Затянувшись, я обжёг пальцы. Перехватив самокрутку большим и указательным, я протянул её Ольге. Она взяла её, а потом достала откуда–то сбоку стакан с водой. Сделав последний глоток ядовитого дыма, она бросила косяк в стакан, и он потух с громким недовольным шипением.
Когда этот звук прекратился, и в помещении воцарилась тишина, нарушаемая только нашими глубокими вдохами, я завёл вторую руку под голову и закрыл глаза. Даже говорить сил не осталось. В ноздрях гулял резкий запах сгоревшей конопли, из головы разбежались все мысли, мышцы расслабились и тело обмякло.
— Удачный момент, чтобы меня грохнуть, — лениво брякнул я, — Я даже пошевелиться не могу.
— Я тоже, — шепнула Ольга, а потом она хихикнула, — Отличный момент, чтобы меня трахнуть. Мне насто–о–олько похер, — протяжно сказала она, и заливисто рассмеялась.
— Зачем я курил, — со стоном вырвалось из меня, — Я бы тебя трахнул. Но у меня не встанет.
— Побочный эффект конопли, — снова хихикнула Сладкая, — Никогда не верь бабам, Лазарев. Мы хитрые, изворотливые, лживые твари.
— Бубубу, — пробубнил я.
— Я серьёзно. Вот ты смотришь на меня, и что ты видишь? Маленькая, беззащитная, слабая. Одним словом — женщина. А на деле всё не та–а–ак.
Я невольно ухмыльнулся:
— Да ну?
— Ага, — коротко вздохнула Оля и замолчала.
Каким–то внутренним чутьём я определил значение этой паузы, и решил спросить:
— Как ты это сделала? — вышло почти серьёзно, но лицо продолжало жить своей жизнью и широко улыбаться.
— Не скажу–у–у, — противно пропищала она, — Тогда ты будешь знать все мои секреты, а я этого не хочу.
Я ухмыльнулся.
Ну и ладно.
Я сам не свой, сам не свой
Я весь как будто должен,
А вообще никто никому
Ничего не должен.
И никто ни о ком
Ничего толком не знает.
Всё вставляет–вставляет
Сладкая прыснула, и я открыл глаза, чтобы посмотреть на неё. Она растянулась в довольной улыбке, её лицо освещал тусклый лунный свет, льющийся из больших окон.
— Я слышала эту песню, — прошептала она, чем несказанно меня удивила, — У меня такая каша в голове, у меня такая каша в животе, у меня такая каша, вообще во мне такая каша…
Мы завыли с ней одновременно, а потом перешли на хохот. Сквозь смех, я продолжал напевать незамысловатые слова:
Я так устал, так устал,
Я весь перегружен,
А вообще никто никому
Ни для чего не нужен,
И никто ни о ком
Ничего толком не знает…
— Оль? — растянувшись на полу, спросил я, — А давай попробуем?
— Что попробуем? — после небольшой паузы, тихо переспросила она.
— Быть вместе, — произнёс я, понизив голос до полушёпота.
Я правда это сказал?
— Я не думаю, что у нас получится, Лазарев, — тем же полушёпотом ответила Оля.
— Почему?
— Потому.
— Почему?
— Потому, — настойчиво повторила она.
— Ну, ответь, — проскулил я.
— Потому, — ответила она.
Я перевернулся набок и уткнулся носом в ямочку на её шее. Прикоснувшись губами к сладкой коже, я снова улыбнулся и положил невесомую руку ей на живот, обхватив за талию.
— Давай просто попробуем, — сонно повторил я, — Вдруг получится, Сладкая.
Затем я провалился в запах её тела, сотканный из роз и морской воды. Впервые за долгие–долгие годы, я уснул с широкой улыбкой на лице.
Глава 11
Где же ты теперь, воля вольная?
С кем же ты сейчас
Ласковый рассвет встречаешь? Ответь.
Хорошо с тобой, да плохо без тебя,
Голову да плечи терпеливые под плеть,
Под плеть.
Солнце мое — взгляни на меня,
Моя ладонь превратилась в кулак,
И если есть порох — дай огня.
Вот так…
Утро встретило меня ярким солнечным светом, и крепкой рукой бывшего наёмника, обнимающего меня за талию. Я лежала на левом боку, уткнувшись носом в колючую шею. Собственно, я и проснулась от того, что нос зачесался от щетины.
Перевернувшись на спину, я медленно убрала руку Лазарева с себя и села. Голова, как ни странно, была ясной. Встав на ноги, я поплелась на кухню, и как раз, когда я искала новый фильтр для кофеварки в наполовину пустых шкафчиках, входная дверь громко хлопнула.
Выглянув в арку, я вздрогнула. Тимур застыл на пороге и уставился на меня удивлёнными глазами. Я приложила указательный палец к губам, а затем сложила ладони и поднесла их к щеке, показывая, что его дружбан ещё спит.
Видимо, Тимур меня понял, потому что он молча разулся и прошёл на кухню.
— Доброе, — осторожно бросил он, усаживаясь за кухонный остров.
— И тебе. Где у Лазарева фильтры и кофе?
— Угловой шкафчик, — указав рукой направление, Тимур вытащил из кармана перочинный нож.
Я вскинула бровь, наблюдая за его действиями, а потом, не выдержав, спросила:
— Может, тебя на маникюр записать?
Он поднял на меня глаза и отложил свою игрушку в сторону. Потом хмыкнул и кивнул в угол кухни:
— Кофе сделай, хатын.
Я послушно побрела к нужному шкафу и вытащила оттуда коробку с фильтрами и кофе. Заправив кофеварку и включив её, я села на табурет рядом с Тимуром.
— У тебя ключи что ли есть? — я скрестила ноги, и машинально потёрла правое плечо.
— Ага, — тот, не отвлекаясь от своих ногтей, спокойно вещал мне, — Заезжал к соседке Игоря.
— Татьяне? — я невольно ухмыльнулась.
— Да.
— Что интересненького узнал? — в моём голосе послышались ехидные нотки.
— Ничего.
— Печально, — я притворно вздохнула, — А чего у меня не спросили?
— А ты соврёшь, как пить дать, — Тимур вскинул голову и пристально посмотрел на меня.
Я прищурилась, и заняла воинственную позу, сложив руки на груди. Так мы просидели с минуту, пытаясь убить друг друга взглядом, пока кофеварка не пропищала.
Налив кофе, я с грохотом поставила кружку возле него и вернулась на табурет. Свою порцию Тимур выпил всего в два глотка, молча разглядывая то меня, то серую каменную плитку на полу. Затем он медленно поднялся и взял кувшин из кофеварки, водрузив его на остров. Налив себе ещё одну «чашечку», он хмуро спросил: