— Ты мог просто пристрелить меня, и бросить в том лесу, — мой голос дрогнул, и мне пришлось спрятать руки между бёдер, потому что пальцы начали дрожать.
— Ратный нашёл бы меня, — прорычал Игорь.
— Ты бывший снайпер. Ты придумал бы способ скрыться, — я пожала плечами, и поморщилась от резкой боли в правом, — Для тебя это проще простого: возьми пистолет и выстрели.
Игорь медленно моргнул, чуть расслабившись. Из меня вырвался короткий смешок, и я отвернулась от него. Через несколько минут машина сбавила скорость, и он спокойно сказал:
— Я не мог этого сделать.
— Почему?
— Я не знаю, просто не мог. Ты помнишь, что я сказал тебе, когда мы приехали в Москву?
— Помню, — сухо отозвалась я, крепко зажмурившись.
Остаток пути мы провели молча, слушая тихий рокот мотора.
Глава 13
Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне,
Нарисуй мне портреты погибших на этом пути.
Покажи мне того, кто выжил один из полка,
Но кто–то должен стать дверью,
А кто–то замком, а кто–то ключом от замка.
— Отдохнёшь с дороги? — спросила я, поворачивая ключ в замке входной двери, — Ты устал, наверное.
— Я осмотрюсь, — Игорь отодвинул меня в сторону сильной рукой и первым вошёл в мою квартиру.
Я проследовала за ним, и скинула обувь на пороге. Включив свет, я пошла на кухню, чтобы поставить чайник. Едва электронный прибор начал издавать шипящие звуки, в помещении нарисовался Лазарев.
— Ну что ты за человек, — вздохнул он, — А если бы тебя кто–нибудь поджидал?
— Зачем? — я удивлённо моргнула, уронив чайные пакетики на пол.
Присев на корточки, я схватилась за несчастный Greenfield, но на мою руку легла тёплая ладонь присевшего передо мной Лазаря:
— Оль, в тебя стреляли. Мы не выяснили кто. Тебя вполне могу попытаться убрать ещё раз.
— С чего такая забота, Лазарев? — я смотрела на него как заворожённая, отмечая тот факт, что сегодня утром он побрился и сейчас, даже несмотря на пятичасовую дорогу, от него приятно пахло каким–то ненавязчивым мужским лосьоном.
Его лицо было совсем другим без короткой бороды, которую он носил последнее время. Она была густой, чёрной и курчавой, прибавляя ему несколько лет и какой–то брутальности. Гладкое лицо, конечно же, по–прежнему осталось мужественным, но стало мягче. Правда, отголосок жестокости в холодных глазах всё равно заставлял замирать, если Лазарь двигался слишком резко. Как, например, сейчас, когда он обошёл крошечную кухню в три шага, и выглянул в окно, раздвинув жалюзи.
Поднявшись, я взяла две белые кружки из сушилки возле раковины, и бросила в них чай, предварительно вытащив их из золотистой обёртки. Поворачиваться к Игорю я не хотела, поэтому просто застыла на месте.
— У тебя мило, — сухо произнёс Лазарев, шваркнув ножками стула по полу.
Скрип половиц дал мне знать, что он уселся за стол, а стук пальцев по деревянной поверхности только подтвердил мою догадку.
— Я снимаю эту квартиру, — тихо отозвалась я, изучая незамысловатые разводы на ламинированной под светлый мрамор столешнице, — Хочу отложить немного денег, чтобы купить что–то своё.
— Ты могла забрать деньги у Ратного и его людей, — продолжая барабанить по столу, сказал Лазарь, — Они им точно больше не пригодятся.
В его голосе был короткий смешок, и меня передёрнуло. Чайник вскипел, выключившись со звонким щелчком.
— Я не хочу иметь ничего общего с их деньгами, — мой голос проскрежетал под аккомпанемент льющегося кипятка из носика, — Тебе разбавить холодной водой?
— Нет, я люблю горячий.
Взяв его кружку, я повернулась и поставила её на стол, слегка расплескав обжигающую жидкость. Свой чай я разбавила водой из–под крана, и села напротив Игоря. Он поморщился, глядя на мои телодвижения.
— Здесь хорошая вода, — пояснила я с улыбкой.
— Поверю тебе на слово, — сделав глоток, ответил он.
И как не обжёгся?
— Можешь поспать, если хочешь, — из вежливости предложила я.
Он отрицательно покачал головой, продолжая сверлить меня глазами. Я допила свой чай под его пристальным взглядом, а потом решила пройтись по квартире и навести порядок.
За время моего отсутствия на полках и всех плоских поверхностях собрался приличный слой пыли, поэтому я взяла щётку–статик и быстро прошлась ей везде, куда могла достать. Открыв окно в спальне, я вдохнула свежий воздух и улыбнулась. Странно, живу здесь всего полтора года, а чувствую себя дома.
Услышав тихий шорох за спиной, я обернулась и обнаружила Игоря в дверях.
— Порядок наводишь? — он улыбнулся, подпирая косяк, и убрал руки в карманы брюк.
— Вроде того, — я тоже невольно улыбнулась, водрузив пушистую разноцветную штуковину в корзинку на подоконнике, где я держала принадлежности для уборки.
— У тебя редко бывают гости, — констатировал он, кивнув на широкую кованую кровать в центре комнаты.
— Я не люблю гостей, — честно ответила я, поправив держатели для бумаги и подставку для письменных принадлежностей на столе.
— Ауч, это было больно, — шутливо поморщился он, — Ты мне здесь предлагала поспать?
— Да, — тихо ответила я, прикидывая, получится ли у меня сменить постельное бельё с подстреленной рукой.
— А я–то думал, это будет просевший диван, — Игорь широко улыбнулся и подмигнул мне.
В воздухе витала какая–то осязаемая неловкость. Я переступила с ноги на ногу, и прошла мимо него в прихожую за сумкой. Вернувшись обратно, я открыла шкаф с раздвижными дверьми, и достала из корзины с пустыми вешалками несколько штук.
— Здесь была только кухонная мебель, когда я арендовала её, — залепетала я, словно оправдываясь, — Хотелось спать с комфортом.
Пока я развешивала вещи, купленные в Питере, я ощущала настойчивый взгляд у себя на затылке, и мне постоянно хотелось потрогать зудящее место. Чтобы как–то избавиться от напряжения, я спросила:
— Ты поедешь поездом или на автобусе? Можно забронировать билет по интернету.
— Прогоняешь? — раздалось прямо за моей спиной.
Так неожиданно, что я взвизгнула и от страха нырнула в шкаф, аккурат между вещами. Мои руки зацепились за одежду, и она полетела вниз, образуя разноцветную кучу под моими ногами.
— Чёрт, я не хотел тебя пугать, — Игорь дёрнулся в мою сторону и дотронулся до моего плеча, но механизм был запущен.
Я сжала в руках тёмно–синюю блузку до хруста в костяшках пальцев.
— Мои вещи, — прошептала я, разглядывая бесформенные тряпки, которые стали были бесповоротно испорчены, упав на пыльный пол.
— Я помогу, — он наклонился, и поднял что–то, а потом повесил обратно на плечики.
Меня тряхнуло, и я дёрнула это обратно вниз.
— Они испачканы. Здесь пыльно, — прорычала я, смерив его гневным взглядом.
Лазарев, похоже, такой реакции от меня не ожидал и отступил на шаг.
— Оль, у тебя стерильная чистота, — осторожно протянул он, всматриваясь в моё лицо, — Ничего они не испачканы.
— Ты не понимаешь, — я закрыла глаза и глубоко вздохнула.
Потерев виски, я вышла из шкафа и пошла на кухню, чтобы взять мусорный мешок.
— Всё придётся выбросить, — заныла я, собирая одежду в чёрный пластиковый пакет, — Даже страшно представить, какие это деньги.
— Сладкая, — я снова почувствовала руку на своём плече, и стряхнула её с себя.
— Всё выбросить, — повторила я, и для убедительности кивнула.
— Оль, ты, на хрен, меня пугаешь.
— Выбросить, к чёртовой матери! — заорала я, забираясь в шкаф на четвереньках, чтобы посмотреть, не пропустила ли я ничего, — Почему ты портишь всё, к чему прикасаешься, ну почему, — прошептала я, глотая слёзы и ругая себя.
Мои нервы были оголены до предела. Я знала, что вот–вот должен наступить тот самый момент: удар, рывок за волосы или пинок под зад. И от того, что он не наступал становилось только хуже.
— Я всё уберу, я должна всё убрать, — бормотала я, стирая ладонями пыль с пола в шкафу, — Сейчас всё будет чисто, Ратмир.
— Оля! — крикнул какой–то смутно знакомый голос, и я вскинула голову.
Высокий мужчина присел передо мной на корточки, и хмурился, смотря на моё лицо. Я забилась в угол, не понимая, кто он такой и почему он находится в моей комнате.
— Оля, — чуть мягче сказал он, — Всё хорошо.
— Всё хорошо, — повторила я, обхватив колени руками.
— Вылезай оттуда. Я тебя не обижу.
— Я должна убраться, чтобы он не видел, — я покосилась куда–то в сторону. Понизив голос, я прошипела, — Он убьёт меня за бардак.
— Сладкая, он мёртв. Ратмира больше нет, — тихо сказал мужчина, посмотрев на меня своими голубыми глазами.
Они такие красивые… Как небо, проткнутое вершинами гор. Чистые, ясные, с какими–то светлыми крапинками и аккуратным серым ободком по краю. Когда–то я видела такие глаза, но я не могу вспомнить, где и когда…
— Оль, вылезай, — настойчиво повторил он, протягивая мне руку.
Я снова вжалась в угол и покачала головой:
— Нельзя прикасаться. Я — грязная, ты испачкаешься.
— Да твою ж мать, — он уронил голову на грудь, а потом резко двинулся в мою сторону.
Последнее, что я помню — это мой собственный крик, приглушённый тёплой ладонью, которая накрыла моё лицо.
Сладкая перестала вопить и обмякла. Я убрал руку с её лица, и откинул мокрые пряди с раскрасневшихся щёк. Подхватив её на руки, я в два шага уложил её на кровать и выпрямился.
«Мда» — подумал я, потирая лицо.
В общем–то, этим «Мда», пожалуй, всё сказано.
Задвинув двери шкафа, я снова бросил взгляд на Олю. Она была без сознания, и просто лежала поперёк кровати, раскинув руки. На её лице застыла гримаса ужаса, отчего её практически невозможно было узнать, но всё же — это была она.
И что теперь с ней делать? Нельзя оставлять её одну в таком состоянии. Она же не в себе. Я видел, как она напряжена с тех пор, как мы переступили порог квартиры, но то, что произошло минуту назад вышло за рамки моего понимания. Подумав ещё секунду, я быстро прошёл в ванную, и открыл шкафчик над раковиной. Ничего, кроме той самой ароматной немецкой косметики, расчёски без единого волоска, пилочек для ногтей и целой сотни лаков чёрного, как гуталин, цвета. Я моргнул на крошечные баночки, и закрыл зеркальную дверцу, бросив удивлённый взгляд на своё отражение.