Твою–то мать. Никогда в жизни я не ощущал такого настойчивого желания кого–либо убить. И не просто пристрелить, а задушить голыми руками. Проблема в том, что возможная жертва уже мертва.
Что же я наделал тогда, пять лет назад? Куда отдал сладкую и что с ней сделали? И главное — зачем? Для чего? Наказать? Проучить? Зачем так жестоко?!
Из груди вырвался тихий рык, и я уронил руки, а вместе с ними и голову на стол. Интерком противно пропищал, я не глядя нажал на кнопку селекторной связи.
— Игорь Викторович, — заверещала Илона, — Тимур Маратович здесь. Пропустить?
— Да, — устало ответил я, откидываясь на спинку стула.
За дверью послышалась возня, а потом громкий голос Тимура рявкнул на мою секретаршу:
— Ты совсем охренела, коза?! Мне ещё разрешение спрашивает.
— Тимур, заткнись! — крикнул я, подскочив с места и подходя к двери. Открыв её, я увидел трясущуюся Илону и Тима, пускающего искры ярости, — Илона, сделай нам кофе.
— Хо–хо–хорошо, — промямлила, заикаясь, она, — Я же не специально, вы не предупредили о визите, и я по правилам…
— Правила для клиентов, дура, — снова взвыл Агеев, — А я блять, партнёр и эту фирму открывал вместе с ним. Блондинка тупорылая, где ты её нашёл только, — продолжал бушевать Тимур.
Втолкнув его в свой кабинет, я хлопнул дверью перед его носом и повернулся к Илоне.
— Не обращай внимания.
— Игорь Викторович, да я же не хотела… — всхлипнула она, опустив голову, но держа спину ровно, как по струнке.
— Илона, не реви. Всё в порядке. Кофе.
Она снова всхлипнула и подняла на меня полные слёз глаза.
— Ты всё сделала правильно, а он просто дебил, — я подмигнул, и она натянуто улыбнулась.
— Я всё слышу! — послышалось из–за двери.
Коротко усмехнувшись, я кивнул моей секретарше и тихо шепнул:
— Слабительного в его чашку можешь подсыпать, разрешаю. Только мне знак подай.
Илона медленно, очень медленно растянулась в зловещей улыбке, и я прикрыл рот кулаком, чтобы сдержать смех. За дверью моего кабинета что–то упало, послышалось смачное матерное ругательство.
— Кофе, — снова приказал я, входя в кабинет.
Тимур сидел на стуле, закинув ноги на стол. Ничего не разнёс, только несколько стопок бумаг валялись на полу.
— Так, голубь мой сизокрылый, — начал я, занимая своё законное место, — Перед Илонкой придётся извиниться.
— С какой–такой радости? — прорычал Тимур, злобно сверкая глазами.
— Во–первых, она — женщина. А ты её козой, дурой, блондинкой тупорылой, — я покачал головой и бросил ему укоризненный взгляд, — Нельзя так. Что она тебе сделала?
— Бесит она меня. Не нравится. Что–то в ней не то, — Тимур прищурился, — Не доверяю.
— Тебе и не надо, она мой работник. Я доверяю, этого достаточно. Хорошая девчонка, а ты её чмыришь. С красным дипломом, между прочим, институт закончила.
— Да мне похер. Не нравится и всё. Не буду извиняться.
— Агеев, тебе скоро сорокет стукнет, а ты как маленький, — я вздохнул и взъерошил волосы на макушке, — Извинись. И ноги со стола убрал.
Он послушно скинул свои нижние конечности на пол, и тяжело вздохнул. Зажмурившись, он сцепил в замке руки на животе.
— Как съездил? — кивнул он в мою сторону.
— Хорошо.
— Как Ольга?
Чуть помедлив, я ответил:
— Хорошо.
— Что, не срослось? — Тимур расплылся в ухмылке, — Не твоя она женщина, Лазарев. Помяни моё слово.
— Не твоё это дело, Агеев, — огрызнулся я, — Сами разберёмся.
— Разбирайтесь, только без крови и мяса. Я за вами подчищать не стану.
— Нарыл что–нибудь на Светловых?
— Ничего нового. Умерли в пожаре в 2001. Дочь пропала без вести за несколько дней до этого. В 2007 всплыла в Киевском морге. Передоз, — сухо выдал он информацию.
— Скорее всего, они обменялись документами, — пробормотал я, припоминая рассказ Ольги, когда мы ехали в машине, — Вряд ли кто–то делал анализ ДНК. А почему настоящую Морозову никто не искал?
— Детдомовская, — пожал плечами Тимур, — Восемнадцать стукнуло уже, кто таких будет искать? Её ловили пару раз за проституцию, но данные оперативно подчистили. Стас, конечно, всё раскопал, но там большие люди замешаны, не подкопаешься.
— Ратный тоже замешан?
Тимур кивнул.
— Значит, так они и познакомились, Ольги наши. Вот бывают совпадения, — протянул я, глядя на дверь, за которой послышался стук каблучков.
— Да, бывают, — Тимур поморщился, едва дверь распахнулась.
Илона подошла к столу с небольшим подносом, и поставила на стол две чашки. Мою она незаметно толкнула вперёд и ехидно мне улыбнулась.
— Ваш кофе, — пропела она, стараясь не смотреть в сторону Агеева.
— Спасибо, Илоночка, — я посмотрел на Тимура и вскинул брови.
Тот пожевал губы и прищурился, бросая на меня грозный взгляд.
— Я могу идти? — ворвался в наш безмолвный диалог тонкий голосок.
Нащупав пяткой ногу Тимура под столом, я надавил на неё каблуком на туфле. Тот даже не поморщился, но вздрогнул и послал мне свой фирменный убийственный взгляд. Я надавил сильнее, и он побагровел, но всё–таки открыл рот:
— Извини.
Довольно улыбнувшись, я посмотрел на Илону. Та опешила, и виновато покосилась на его чашку с кофе. Я фыркнул и улыбнулся ещё шире, а потом кивнул:
— Можешь идти.
Она поплелась из кабинета с выражением растерянности на лице. На несколько секунд застыв в дверях, она бросила на меня взгляд полный ужаса и открыла рот, чтобы что–то сказать, но я коротко отрезал:
— Иди, Илона.
Тимур уже опустошил свою чашку первым глотком, и я отчаянно сдерживал смех, сцепив зубы. Мы поговорили с ним о делах насущных буквально пятнадцать минут, пока не раздались громкие, неприятные бурлящие звуки.
— Что за? — Тим схватился за живот и нахмурился.
Я готов был разразиться диким хохотом, но прикусил щёку изнутри, чтобы сдержаться. Агеев посидел ещё пару секунд, а потом подскочил с места, опрокинув стул, и пулей вылетел из кабинета. Глядя в открытую дверь, и его спину, исчезающую за поворотом коридора, я не выдержал и громко заржал. Из приёмной донеслось хихиканье и фырканье, а потом и Илона засмеялась звонким заливистым смехом.
— Что ты ему подсыпала? — вытирая слёзы сказал я, выйдя в приёмную.
— Магнезию, — вертясь на кресле, ответила Илона.
— Сколько?
— Два пакетика, — она сверкнула белозубой улыбкой и снова захихикала.
— Срать он будет долго, — констатировал я, глядя в ту сторону, куда исчез Тимур.
Илона фыркнула и тихо засмеялась, прикрыв лицо руками. Потом она затихла, подняла на меня голову и посмотрела виноватыми глазами:
— Если бы я знала, что он извинится, я бы этого не сделала.
— Да ну тебя, Илона, — я закатил глаза, — Ему полезно. Я не скажу.
— Надеюсь, — серьёзно сказала она, — Он же мне шею свернёт, если узнает, Игорь Викторович.
— Не узнает, не переживай, — я подмигнул ей, и она улыбнулась, — Есть встречи на сегодня?
— Нет. Завтра у вас два клиента до обеда и летучка, а потом до выходных ничего нет.
— Хорошо. Я поеду домой.
— До свидания, Игорь Викторович.
— До свидания.
С широкой улыбкой на лице, я вернулся в кабинет и вытащил ключи от машины Агеева из верхнего ящика. Посмотрев на брелок несколько секунд, я подумал и решил, что пора обзавестись новой пташкой, раз уж прошлая канула в небытие. Точнее, она взлетела на воздух, но, не суть.
В общем, я спустился вниз и вышел на парковку за зданием. Сев в машину, я завёл её и развязал галстук. Расстегнув верхние пуговицы рубашки, я включил кондиционер и поехал в автосалон, отгоняя от себя назойливые мысли о Морозовой.
Может, стоит позвонить? Скорее всего, сейчас она на работе, за месяц наверняка много дел накопилось. Надо было вчера скинуть эсэмэску, что я добрался домой. И поблагодарить за бутерброды и кофе, которые в дороге, пусть и короткой, но оказались не лишними.
Устало вздохнув, я улыбнулся мысли о том, что впервые в жизни как мальчишка думаю о том, позвонить кому–то или нет.
Другие раздумья, в особенности мой разговор с врачом, я засунул куда поглубже и постарался не вытаскивать это на поверхность. Ничего, кроме холода и настойчивого желания взять в руки винтовку они не вызывали.
Глава 17
Где–то есть люди, для которых есть день и есть ночь.
Где–то есть люди, у которых есть сын и есть дочь.
Где–то есть люди, для которых теорема верна.
Но кто–то станет стеной, а кто–то плечом,
Под которым дрогнет стена.
— Что было потом? — ровным голосом сказала я, глядя в широко распахнутые светло–серые детские глаза.
— Ну, он… — она замялась, ища подходящее слово, — Начал тыкать мне… И было больно.
Шариковая ручка в моей руке треснула, но девочка упорно смотрела на меня, не моргая. Сделав глубокий и размеренный вздох, я прикрыла глаза на секунду и выдавила из себя улыбку.
— Всё в порядке, Алина. Ты можешь идти к маме, — стукнув пальцем по поверхности стола, я отвела взгляд в сторону.
Она быстро моргнула и спрыгнула со стула. Дверь в помещение для допроса распахнулась, внутрь вошла следователь и рыдающая мама девочки. Подхватив её на руки, она удалилась из комнаты.
— Вы же понимаете, что эти показания для суда ничего не значат, — сухо сказала я, бросив на статную женщину в форме тоскливый взгляд.
— Понимаю, — она вздохнула и села на то место, где только что сидела кудрявая белокурая Алина.
Восемь лет. Твою мать, ей всего восемь лет…
— Оль, неужели ничего нельзя сделать? Мы должны его посадить, — её голос задрожал, и я увидела, с какой силой она сжала пальцы в кулаки.
Я поставила локти на стол и уронила лицо в ладони.
Думай, Морозова, думай.
— Я не знаю ни одного законного метода, чтобы что–то сделать, Ляль. Я не знаю.
Выругавшись, она повторила мои действия, и уткнулась лицом в свои руки. Так с