— Да, Игорь Викторович.
— Илоночка, сделай нам кофе, — от его обращения к работнице я удивлённо заломила бровь, — Чёрный и со сливками.
— Хорошо, Игорь Викторович.
Связь оборвалась, и Лазарев откинулся на спинку своего кресла, переплетая пальцы рук в замок на животе.
— Отлично выглядишь, — неожиданно сказал он, не сводя с меня взгляда, — Подстриглась?
— Немного. Ты тоже хорош, для бывшего наёмника, — съязвила я с ехидной улыбочкой.
Игорь удивлённо приподнял брови и широко улыбнулся:
— А как должен выглядеть бывший наёмник?
— Мне было бы легче, если бы ты спился и отрастил брюхо, — почти серьёзно ответила я, закинув ногу на ногу.
Боковой разрез на моей юбке раскрылся, обнажая бедро, и Лазарев, естественно, уставился глазами именно туда. Я хмыкнула и поправила юбку, радуясь, что нежный лавандовый цвет ткани делал своё дело и выигрышно оттенял мою светлую кожу. Игорь ослабил галстук и перевёл взгляд на моё лицо.
— Так какими судьбами? — серьёзно вопрошает он.
— Я не могу зайти в гости к старому другу?
— Ну, не такой уж я и старый, — отшутился он.
— У тебя можно остановиться? — когда я произнесла эти слова, дверь открылась, и в кабинет вплыла «Илоночка».
Она поставила две чашки на стол и бросила на меня озадаченный взгляд. Игорь не ответил на мой вопрос, обратившись вместо этого к своей работнице:
— На сегодня есть встречи?
— Бухгалтер должен приехать в четыре, — ответила та, вытянувшись как по струнке.
— Отправь его к Агееву, я сейчас уеду.
— Хорошо, Игорь Викторович. Это всё?
— Да, всё. Иди, — Лазарев кивнул на дверь, и девушка послушно побрела в заданном направлении. Он перевёл свои голубые глаза на меня и кивнул на мою чашку, — Кофе.
Обхватив тёплую посуду пальцами, я отпила глоток и с трудом сдержала стон удовольствия:
— Вкусно. Ты её из бара перехватил? — с улыбкой спросила я.
— Нет, из института. Но кофе варит отменный, — подняв свою чашку, он подмигнул мне, — По делам в Питере?
— Вроде того, — я снова сделала глоток, и мобильник в кармане моего пиджака завибрировал.
Увидев номер Артёма, я невольно ухмыльнулась.
— Да, — ответила я, сняв трубку.
— Привет. Ты не хочешь сходить сегодня куда–нибудь? В кино, или поужинать? — почти уверенно начал он, но в его голосе слышались напряжённые нотки.
Я улыбнулась ещё шире:
— С удовольствием, Артём, — взгляд Лазарева приморозил меня к креслу, и я с огромным трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться, — Но я не могу. Я не в Таллинне.
— Вот как, — пробормотал голос в телефоне, — А где ты?
— В Санкт–Петербурге.
— Опять?
— Да, есть неоконченные дела. Но, когда вернусь, мы обязательно сходим в кино. И поужинаем, — добавила я, отпивая кофе и глядя в холодные глаза Игоря, — В августе выходит один фильм, который я хочу посмотреть.
— Комедия? — с настороженностью спросил Артём.
— Нет.
— Драма? — ещё более натянуто проговорил его голос.
— Нет, — я невольно рассмеялась, — Фантастика. «Элизиум», — название фильма вызвало у Лазарева короткую усмешку, — Но если хочешь, сходим на комедию или драму.
— Фантастика мне больше нравится. А когда ты вернёшься?
— Недели через две, может — три, — «А может, никогда»: но я не озвучила эту мысль вслух.
— Смотри, не попадай там под пули, — засмеялся Артём.
— Не попаду.
— Давай.
— Пока.
Отключив телефон, я убрала его в карман пиджака и уставилась на Лазарева с широченной улыбкой.
Один, два, три…
— Кто звонил?
Какой нетерпеливый.
— Друг.
— У тебя есть друзья? — прищурился он.
— Ну, я же зашла к не–старому другу в гости, — я развела руками, — Значит, есть.
Он замолчал, продолжая сверлить меня глазами. Я допила свой кофе и приподняла брови в немом вопросе. Лазарев на него не ответил, только быстро опустошил свою чашку и коротко бросил:
— Поехали.
Ловко поднявшись на ноги, он обошёл стол и протянул мне ладонь, чтобы помочь встать. Я вложила пальцы в его руку, и он тут же с силой их сжал, дёрнув меня вверх. Возмущённо вздохнув, я поправила юбку и презрительно фыркнула.
Ревнивый какой, только посмотрите.
В приёмной я бросила беглый взгляд на Илону, и сразу же отвела глаза. Пока мы шагали по коридору, один из кабинетов распахнулся и оттуда вышел высокий худощавый парень со светлыми, почти белыми, как у волка, глазами.
— Игорь Викторович, нашёл! — задыхаясь, проговорил он, — Нашёл Михайлова!
— Отлично, Стас. Передай информацию ребятам и Тимуру, я ухожу, — бросил Лазарев, не останавливаясь ни на шаг и подталкивая меня вперёд.
— Но, Игорь Викторович…
— Тимур всё сделает, — крикнул в ответ Лазарь в закрывающиеся двери лифта.
Когда кабина тронулась вниз, я посмотрела на Игоря с интересом. Его глаза метали молнии, и молнии эти были направлены в меня.
— Ты чего так взбесился? — сказала я, не успев подумать.
— В кино, значит, собралась? — процедил сквозь зубы Лазарев, развязывая галстук, — А на мои звонки какого хрена не отвечала?
— Я вот что–то не понимаю, ты сейчас из себя Отелло строишь по какой причине? — я вскинула бровь и скрестила руки на груди, — Ты мне кто: брат, сват? Может обманутый любовник?
— Почему не отвечала? — он сделал шаг ко мне, и я невольно попятилась назад, упираясь спиной в холодную стену лифта.
— Не хотела! — взвизгнула я, выпрямив одну руку, чтобы остановить его приближение.
Это было бесполезно, потому что останавливать Лазарева — всё равно, что останавливать снежную лавину. Или цунами. Или извержение вулкана. Или несущийся на тебя грузовик, до отказа нагруженный брёвнами. В общем, остановить Лазарева — невозможно, пора признать это как аксиому.
Когда его руки легли по обе стороны моих плеч, заключив меня в ловушку, он наклонил лицо и заглянул мне в глаза.
— Почему не отвечала? Только честно, — снова повторил он, усмехнувшись на последнем слове.
— Не могла, — тихо сказала я, опустив глаза в пол.
— Почему не могла?
Вот попугай, заладил: «Почему, почему?»
— Не знаю. Не могла и всё. Узнал, что хотел?
Вскинув голову, я прошелестела носом по его колючему подбородку и поморщилась от щекотки. Игорь наклонился ещё чуть ниже, и коротко поцеловал меня в губы, а потом тихо сказал прямо мне в рот:
— Узнал.
Сменив гнев на милость, он широко улыбнулся и выпрямился. Очень вовремя лифт остановился, створки раскрылись, прогнав по замкнутому пространству свежий воздух. Я вздохнула полной грудью и качнула головой, а потом уставилась на Лазарева:
— Что?
— Соскучился, Сладкая, — с насмешкой бросил он, пропуская меня вперёд, — Соскучился.
Глава 20
Я устал от чужих городов,
Я устал колоть этот лёд.
Я хотел бы уснуть,
Но нет времени спать.
И опять за окнами ночь,
И опять где–то ждут меня,
И опять я готов идти.
Опять…
Когда в моём доме впервые появилась женщина, то есть — Ольга, я не чувствовал неловкости. Не чувствовал, что привычный уклад жизни рушится, почва уходит из–под ног, что меня захомутали и теперь я обязан жениться и всё такое. Мне даже было любопытно, к чему это приведёт, и я с интересом наблюдал за дальнейшим развитием событий. Ну, или наших отношений, давайте будем честными.
Сейчас я испытал дикий восторг, когда она по–хозяйски распахнула дверь дома (моего дома), шагнула внутрь, и направилась к кухне, сбрасывая на ходу свои туфли. Я, почти привычным жестом, поднял их и отшвырнул в прихожую.
То ли недолгая разлука так на меня повлияла, то ли магнитные бури, но я не мог оторвать от неё взгляда, как только она переступила порог моего кабинета. Собранная, сдержанная, с лёгкой улыбкой на аппетитных губах и кокетливым глубоким разрезом на юбке, отчего при ходьбе её бедро обнажалось. Я триста раз проклял всё на свете, что ехал в машине перед ней, а не рядом с ней. Хотя, с другой стороны — хорошо, что я не видел этой светлой кожи на её ножке, мог бы не сдержаться. Я, конечно, не насильник, но от флюидов, которые испускает эта женщина, башню срывает капитально.
Она включила кофеварку, заправив её не менее хозяйственным жестом, и улыбка на моём лице достигла критических размеров. Пока она носилась по кухне, изучала содержимое холодильника и вытаскивала из него какие–то продукты, я просто наблюдал. Наблюдал за тем, как плотно обтягивает ткань юбки её задницу; наблюдал за тем, как вырез белоснежной шёлковой блузки чуть расходится, когда она двигается, и, конечно, наблюдал за этим разрезом на бедре, будь он неладен.
— Проголодалась? — произнёс я, подпирая щёку рукой.
— Есть немного, — промычала Оля, намазывая сливочное масло на хлеб.
Следом за маслом последовал толстый, нет — толстенный, слой печёночного паштета. О вежливости Сладкая, по всей видимости, забыла, потому что есть начала жадно, перепачкав пальцы в вязкой субстанции коричневого цвета.
— Охренеть, как вкусно, — промычала она с набитым ртом, — Я обожаю российский паштет.
От грубого словца, которое вылетело из её уст, я слегка опешил, а потом засмеялся. Она дожевала свой бутерброд, проглотив последний кусок как питон, и принялась ковыряться в коробке пальцем, соблазнительно его облизывая.
Я мысленно простонал, а потом не выдержал:
— Сладкая, не делай так, пожалуйста, — проскулил я, закрывая глаза рукой.
Она тихо ойкнула и затихла. Я посмотрел на неё сквозь пальцы и снова засмеялся, увидев выражение её лица — выражение нашкодившего ребёнка, которого застукали за чем–то нехорошим.
— Откуда у тебя привычка есть руками? — спросил я серьёзно, когда она принялась отмывать свои пальцы от паштета и масла.
Оля ненадолго застыла, а потом повернула голову и тихо сказала: