Та отрицательно качнула головой, и уверенным голосом произнесла:
— Глок 17 Джи4 или Зиг–Зауэр есть?
— Есть, П226, — администратор даже бровью не повела, но её лицо вмиг переменилось с насмешливого на серьёзное.
— Подойдёт, — Ольга облокотилась локтем на стойку, и согнув пальцы, посмотрела на свою руку со скучающим видом.
Я понял, что растянулся в довольной улыбке, наблюдая за этой сценой.
— Сколько патронов?
Сладкая посмотрела на меня, изогнув бровь:
— Ты сколько берёшь?
— Три магазина.
— Мне столько же.
— Хорошо, проходите, я всё принесу, — Аня поднялась с места, и вышла из–за стойки, направившись на склад.
Я кивнул Ольге и повёл её по узкому коридору, продолжая широко улыбаться.
— Хорошие познания, — брякнул я, заходя в зал для стрельбы, — Удивила.
Она не ответила, окинув взглядом помещение. Я махнул рукой на ещё одну дверь, и скрылся в проёме. Заняв привычное третье направление — посередине, я вытащил мобильник из кармана джинсов и положил его на стойку.
— Из чего ты стреляешь, если выбрал пятьдесят метров? — раздалось сзади.
— А как ты думаешь? — усмехнулся я.
Она недолго помолчала, облокотившись на стенку, а потом тихо сказала:
— Винтовка, ну конечно.
Отвечать я не стал, просто приготовился ждать Аню с оружием наперевес. Она явилась быстро, вручив мне привычную красавицу Драгунова с деревянным прикладом и оптикой, которая, в общем–то, в помещении не требовалась.
— Это вам, — положив Зиг–Зауэр на стойку перед Ольгой, Аня окинула нас любопытным взглядом и удалилась.
Сладкая не стала терять время даром, и ловкими, вполне умелыми, движениями зарядила свой пистолет. Я сделал то же самое со своим оружием, защёлкнув магазин.
— Не боишься? — вдруг вопрошает она, примеряя пистолет в левой руке.
— Чего?
— Что я воспользуюсь шансом и пристрелю тебя прямо здесь, — она усмехнулась, и сняла предохранитель.
— Валяй, — ответил я, наклоняясь.
Моё лицо прижалось к холодному металлу, на коже появилось привычное ощущение давления и прохлады. Я медленным жестом погладил дуло, а потом моя рука переместилась на курок.
Выстрел прогремел в ушах, оставив после себя приглушённый звон и лёгкую вибрацию в желудке. Я посмотрел на экран видеонаблюдения за мишенями, и усмехнулся выпрямляясь.
В яблочко.
В отражении монитора я увидел женский силуэт, и повернулся. Сладкая прищурилась, обвела беглым взглядом помещение, задержавшись на секунду на камерах, а затем её глаза вернулись к моему лицу.
— Да, если ты сейчас поднимешь руку, здесь будет толпа народа, — бросил я с улыбкой, — Помощь нужна? — кивнув на Зиг–Зауэр в её руке, я оперся плечом о стенку, отделяющую направления стрельбы.
— Без тебя справлюсь, — процедила она и встала в стойку.
Проследив за её движениями, я отметил кое–что странное. Когда раздались выстрелы, один за одним, без остановки, я даже не вздрогнул. Вытянув шею, я взглянул на её монитор и тихо присвистнул.
— Метко стреляешь.
Она не ответила.
Десять патронов в центр мишени — чётко в одно место. Сказать, что это банальная удача невозможно, уж я–то знаю.
Я снова посмотрел на неё, холодно и внимательно. Она вздрогнула, поймав мой взгляд и спросила:
— Что?
— Ничего, — я пожал плечами и вернулся к своей винтовке.
Ничего, за исключением того, что стреляла она левой рукой.
— Ну? — сказал я вечером, сидя на кухне у Тимура,
— Баранки гну, — пробормотал он, — Ничего не нашёл, ключей от машины в доме вообще не было.
— Блин, — выругался я, — А в вещах есть что–нибудь?
Он отпил большой глоток и поморщился.
— Нет. Косметика, одежда, бельё красивое… — лениво протянул он, смотря мне в глаза с насмешкой.
Кажется, я неодобрительно зарычал, сжав в ладони кружку.
— Тише ты, собственник, шучу, — усмехнулся он, усаживаясь напротив, — Она не догадалась?
— Нет, вроде бы.
Я уставился на свою руку, держащую керамическую чашку. Потом нахмурился, и заговорил.
— Зато я кое–что понял, кажется.
— Это звучит интересно, — Тимур воодушевился.
— Я думаю, что в неё стреляли по её просьбе или заказу.
Ответом на это была тишина, повисшая в воздухе.
— Сегодня мы были в тире, и она отлично владеет левой рукой. Хотя говорила мне, что правша.
— Я не очень понимаю смысл этого.
— Смотри, — я отхлебнул кофе и поднял голову, — Она появляется у меня с угрозами. Я, естественно, начинаю её преследовать. В этот момент на неё покушаются в первый раз.
Агеев недоверчиво заломил бровь и прищурился. Я продолжил:
— Но ей для чего–то нужно было попасть в мой дом. И задержаться там надолго. Тогда её подстрелили, на этот раз удачно.
Лицо Тимура разгладилось, словно на него снизошло озарение.
— И ранили в правое плечо, чтобы она могла…
— Стрелять, — я кивнул и отвернулся, — Ты ведь появился в гостинице не сразу?
— Нет, она точно какое–то время лежала там.
— Тогда сходится. Если бы её хотели убить, то времени для этого было предостаточно, — резюмировал я.
— Ты мог бы послать её куда подальше, — сказал Агеев после небольшой паузы.
— Не мог, и она знала это, — я потёр лицо ладонью и нахмурился, — Она знала, что я не мог.
— А мужик в машине?
— Сопутствующая потеря, — пожав плечами, предположил я.
— Жестокий план, тебе не кажется? — Тим фыркнул, опустошив свою чашку.
— Она не различает границ жестокости. В том мире, в котором она жила… — я со свистом выдохнул, — Ты же понимаешь, что добро и зло, белое и чёрное размывается. А ей было всего пятнадцать. К тому же, кто такие мы, чтобы судить о жестокости?
Мы замолчали. За окном барабанил дождь, отбивая какую–то непонятную мелодию по алюминиевому подоконнику.
— Что будешь делать? — наконец–то спросил Тимур.
— Не знаю, — я вздохнул, — Не знаю, старик, не знаю. Скажи Стасу, чтобы следил за её мобильником.
— Хорошо.
— Ладно. Я поеду, — допив остатки своего кофе, я поднялся со стула и пошёл в прихожую.
Тимур следовал по пятам, чтобы проводить. У порога, я застыл, как вкопанный, и, обернувшись, тихо попросил:
— Тимур, что бы ни случилось. Как бы она себя не повела — не трогать. Если с её головы хоть волос упадёт — ты мне не брат больше, не товарищ.
В его глазах заплескалась ярость, тёмная, чёрная. Ничего не ответив, он кивнул.
Я вышел из его квартиры с гнусным ощущением, что только что потерял друга.
Глава 23
Группа крови — на рукаве,
Мой порядковый номер — на рукаве.
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
В посёлок я добрался затемно. Свет на крыльце привычно вспыхнул тусклой лампочкой, когда я поднялся по маленьким ступенькам. В доме было тихо, и я постарался не шуметь, решив, что Ольга уже спит.
Зайдя на кухню, я достал из морозилки бутылку «Мирной» и первый глоток сделал прямо из горла. Почему–то не отпускало какое–то тягостное ощущение, предчувствие чего–то нехорошего.
«Я могу не вернуться» — всплыли в голове брошенные тихим полушёпотом слова Ольги.
Что это значило? Почему она так сказала? Она думает, что я всё–таки её прикопаю по–тихому где–нибудь под кустом? Или, может, сама хочет наложить на себя руки?
Бред. На суицидницу она не похожа. Хотя… Что я могу об этом знать? Я не психолог, как она, не могу забраться к ней в голову.
От этой мысли стало ещё паршивее, и я снова отхлебнул. Из горла.
— Мне нальёшь? — послышалось сзади.
Так неожиданно, что я вздрогнул и резко обернулся, с бутылкой в руке. Ольга стояла в кухонной арке, обхватив хрупкие плечи руками, и переминаясь с ноги на ногу. Её бровь изогнулась в привычном саркастическом жесте.
— Ты в порядке? — спросила она.
Молча, я кивнул и поставил бутылку на остров. Дно стукнуло по каменной столешнице, звук слишком громкий для тишины и темноты вечера. Сделав два шага к шкафчикам, я достал две стопки и водрузил их рядом с бутылкой. Налив до краёв, я поднял свою и отсалютовал ею Ольге, пролив немного ледяной жидкости на руку.
Она медленно двинулась в мою сторону, и обхватила узорчатый тонкий хрусталь, пальцами с аккуратным маникюром. Опять чёрного цвета, что за страсть? Я опрокинул в себя порцию, шумно выдохнув после того, как проглотил. Оля сделала то же самое, чуть поморщившись.
— Что празднуешь? — она покрутила стопку в руках, и отставила её. Затем взялась за бутылку, налила себе, до самых краёв, — Или, наоборот, поминаешь? — ехидно бросила, кивнув на мою руку.
Я протянул её, хрупкая посуда наполнилась, и я сразу же залпом выпил. Выдохнув, я облокотился на столешницу и потёр лицо, а после запустил пятерню в волосы.
— Думаю, — всё–таки ответил я, глядя в окно.
— О чём думаешь? — в её голосе послышались нотки любопытства, а потом снова заплескался алкоголь, разливаемый по стопарям.
— Не о чем, а о ком.
— О ком? — хрипло спросила она, сразу после того, как выпила третью.
— О тебе, Сладкая, о тебе думаю, — вздохнул я, перехватив у неё бутылку.
Вернув её в морозилку, я развернулся на сто восемьдесят градусов и оказался лицом к лицу с моей гостьей. Пришлось опустить голову, потому что мой взгляд упирался в её макушку.
— И что надумал? — всё так же хрипло, даже скрежещуще, произнесла она.
Я ухмыльнулся, и обхватил ладонями её лицо. Мои большие пальцы погладили нежную кожу, я наклонился и глубоко вдохнул пьянящий запах роз и чего–то морского.
До сих пор удивляет это сочетание. Раньше от женщин пахло просто женским телом, или химическим ароматом каких–нибудь дорогих духов — зачастую одних и тех же — модных, раскрученных. От неё всегда пахло иначе. По–особенному. Так необычно, странно и врезающе в память. Может быть, поэтому не отпускает?