И сводит он их вместе так: Мик нашел фабрику по производству шоколада Cadbury, которая раньше существовала под Бристолем и десятилетиями обеспечивала работой целый небольшой городок Киншем, — а с 2007 по 2011 годы переехала в польский Скарбимьерж, где то же самое производство стоило владельцам в пять раз дешевле. Автор поехал в Киншем и поговорил там с людьми, вся семейная история которых была связана с фабрикой, — и поехал в Скарбимьерж, чтобы понять, что за люди работают на этом заводе теперь. Дополнительный бонус: люди, лишившиеся работы в Англии, разумеется, голосовали за Брекзит; люди, получившие ее в Польше, разумеется, голосовали за партию «Право и справедливость». И еще один: переехав в Польшу, фабрика перестала принадлежать исторически британской Cadbury — потому что Cadbury в свою очередь купила огромная американская пищевая корпорация Kraft Foods, потом переименовавшая свою внеамериканскую часть в Mondelez. Фантастический, конечно, кейс с точки зрения экземплификации вообще всей ключевой проблематики, связанной с глобализацией.
Разумеется, в лучших традициях журналистики глубокого погружения двумя командировками и сличениями того, как устроены головы у людей по разные стороны пролива, материал не ограничивается. Мик дает подробный экскурс в историю конкретной фабрики и вообще бренда Cadbury, который и оказывается путеводителем по истории капитализма, и объясняет, почему из квакеров получались отличные предприниматели, и показывает, в чем состояла обратная сторона превращения Великобритании в хотя бы какой-то степени социальное государство. После того, как правительство взяло на себя этические обязательства, владельцам бизнесов стало проще вовсе игнорировать этическую сторону вопроса и заботиться исключительно о доходах, резонно полагая, что заботиться обо всем остальном — не их дело; как формулирует сам Мик, предприниматели теперь действовали так, будто существуют за пределами культуры.
С другой стороны, Мик подробно описывает историческую судьбу польского Скарбимьержа — поселения, которое когда-то было частью постоянно переходившей из рук в руки Силезии, а после Второй Мировой стало местом расположения одной из крупнейших баз военной авиации в странах Варшавского договора. После чего Скарбимьерж, разумеется, впал в затяжную депрессию. Она же в конце концов помогла городку (и другим подобным Польше) привлечь зарубежных инвесторов и бизнесы, которых интересовала дешевая земля — а также статус свободной экономической зоны, который позволял Cadbury получить разнообразные субсидии и платить меньше налогов; в Польше таких зон немало, поскольку Евросоюз разрешает их создание в странах, которые беднее других участников соглашения (причем в Польше они создаются не в беднейших регионах страны, где они, по идее больше нужны людям, а там, где это больше удобно инвесторам); обстоятельная история свободных экономических зон в тексте тоже есть. Впрочем, польским властям все равно нужно было предоставить новым инвесторам инфраструктуру — и строилась она в основном за счет денег того же самого Евросоюза; то есть британцы не то чтобы безосновательно жалуются на то, что они заплатили своими налогами за то, чтобы у них потом отняли работу.
Мик также указывает на интересные психологические парадоксы. Угрюмые британские работяги уверены, что Польше повезло с Евросоюзом — но в самой Польше так совершенно не думают: из-за открытых границ из страны вовсю уезжает молодежь; новым зарубежным инвесторам по барабану польская культура и польская земля; в страну прут украинские мигранты; в общем, происходящее с рабочими местами — хоть какая-то компенсация, но все равно даже среди польских чиновников доминируют ощущение экономической небезопасности и бесприютности, ощущение постоянной угрозы их укладу жизни. И немудрено, когда узнаешь, как, собственно, люди работают на всех этих заводах транснациональных корпораций — с 4 утра до 4 вечера; за гроши; одну из героинь уволили с конвейера Toyota, когда узнали, что она учится в свободное от смен время. (Кроме того, что по-своему забавно, поляки ощущают как угрозу соседнюю Украину, откуда приезжают люди, готовые на условия труда еще хуже тех, что уже существуют в Польше.)
Собственно, пример того, как была устроена работа на заводе Toyota: за восьмичасовую смену, которая начиналась в шесть утра, Анна Пастернак 445 раз повторяла одну и ту же последовательность действий, длящуюся минуту. В восемь утра ей полагался восьмиминутный перерыв, в десять утра — двадцатиминутный; в полдень — семиминутный. Ко всему этому прибавляется то, что в Польше слабые профсоюзы (еще одно конкурентное преимущество этой страны для корпораций по сравнению, например, с Британией), и менеджеры могут сколько угодно более-менее безнаказанно злоупотреблять властью и увольнять людей по малейшей провинности; на шоколадной фабрике, например, рабочих зачастую нанимают на контракты, предполагающие ежемесячное (!) продление — или непродление.
Как показывает Мик, все эти обстоятельства парадоксальным образом работают на политический успех партии «Право и справедливость»: они не столько предлагают решения, сколько прикрывают агрессивной риторикой противоречивость собственной идеологии (которая одновременно почти сакрализует свободный рынок — и при этом клянет мультикультурализм и глобализацию за то, что они не соответствуют польским традиционным ценностям). Про «Право и справедливость» и их политику — агрессивная религиозность, ограничения свободы слова и репродуктивного выбора, повышение социальных выплат пенсионерам и молодым родителям, — тут тоже много; равно как и про то, почему их конкуренты «Гражданская платформа» им проигрывают (потому же, по мнению Мика, что и новые лейбористы имени Тони Блэра — они изымают из политики культуру и идентичность подобно бизнесам, изымающим их из экономики; это партии с образом мышления корпораций).
Выводы, в общем, неутешительные: английский Киншем в кризисе; у тамошних рабочих была возможность забастовать и вообще как-то посопротивляться решению работодателей — но они забили; в город пришли новые девелоперы и строят там жилье для людей, которым слишком дорого жить в Бристоле; в процессе переезда рабочих мест сами эти рабочие места сильно ухудшились — теперь, например, пенсий не будет ни у бывших работников английской фабрики, ни у нынешних — польской. В итоге получается, что не польский рабочий класс потихоньку подтягивается к британскому уровню жизни, а наоборот — британские рабочие начинают жить так же плохо, как польские.
Ну и там, как водится, много крутых мелких наблюдений и по-своему узнаваемых подробностей — вроде польского мэра, который уверен, что миром правят американские евреи, и всякого другого в таком духе. Это была длинная ремарка, но в тексте смыслов еще на несколько порядков больше. https://www.lrb.co.uk/v39/n08/james-meek/somerdale-to-skarbimierz
Подытожим — прямо сейчас, в погоне за прибылью, корпорации прямо таки по законам Маркса, копают себе могилу, множа проблемы и вскармливая радикальные настроения, одновременно с этим буквально уничтожая свою опору, пресловутый средний класс.
В мире есть уже очевидная тенденция на свое, «местечковое» производство. При этом оно как средневековый кузнец, должно мочь делать все необходимое для общины. И такие возможности, чисто технологически, уже есть.
В этом есть и очевидные плюсы — если уж вам удастся найти человека с ютуба, который в своей дорогущей мастерской восстанавливает старую игрушечную машинку, и заказать у него, ну например, холодильник по цене автомобиля… То этот холодильник будет действительно, по настоящему хорош. Дело даже не в чисто технических данных — хотя подозреваю что в нем будет все, от автомата для льда, до «умной» начинки с возможностью апгрейда. Дело в том, что такой холодильник, как первая нокия, будет практически вечным. Еще у внуков будет стоять, после косметического ремонта. А еще его можно сделать очень персонализированным. С ручкой в форме вашего родного органа на три буквы. Я про ухо, разумеется.
Все это «запланированное устаревание» и экономия на толщине стенок трубок встанет крупным корпорациям боком, как только на рынке появятся реально заметное количество «именных» предложений.
То что сейчас мастера в основном льют на 3D принтерах фигурки, или тачают в мастерских ножи, только вопрос предложения, и спроса.
Ведь однажды кто-то начал делать мебель для кухни на заказ? И как быстро выяснилось технологии это позволяют. Конечно мебельные фабрики после этого не позакрывались, но ситуация с кухонной мебелью, согласитесь, изменилась.
К тому же сейчас постоянно понижается порог входа в сложные вещи. Теперь оператор ЧПУ не полубог с особым мистическим знанием. Хуже того, почти любой, при желании, может разобраться в AutoCAD (одна из программ-чертилок), нарисовать там деталь, и перегнать это в формат, который «читает» кремниевый болванчик. Получится, конечно, херня, но это только первые пять раз.
Ставлю шаурму, еще лет десять, и мы будем придирчиво выбирать мастера, который сделает нам не только стенку, но и, например, соберет ноутбук. Или чайник. Если конечно у нас денег на это хватит. Так что, если вы хотите профессию будущего — идите чинить бытовую технику или лифты и насосные установки повышения давления, а не в программисты.
Я знаю вы устали, но я должен сказать о последней по очереди, но не по важности тенденции. В которой вы уже во всю участвуете, хотите вы того, или нет.
Это чатики в WhatsApp.
Нет, это не мой бред отравленного никотином разума. О них, как о явлении, говорят очень мозговитые дядьки, о которых мы никогда не слышали, но которые прямо таки столпы современных социальных наук.
Вкратце, суть такова — перед лицом резкого падения доверия к правительству, и общего тренда на «местечковость», люди склонны самоорганизовываться. И лучше всего это получается с помощью соцсетей.
Это может оказаться зародышем того самого общества будущего, которое придет на смену современного.