Представителям «Мэйнмэна» в Детройте, хорошо знавшим, чем занимались «студжи» в Голливуде, передача лишний раз доказала, что Игги доверять нельзя. Черри Ванилла, уже сообщавшая Дефризу о торрисонских фортелях, заметила, что владыка «Мэйнмэна» порастерял энтузиазм насчет «нашего Ига», как он его некогда любовно прозвал. Джим и Джеймс решили сами ускорить процесс. По словам Джима, Джеймс заставил его прямо перед концертом в “Ford Auditorium” подойти к Дефризу и сказать: «Джеймс сидит на героине, и мы хотели бы переехать во Флориду [где проживала мать Джеймса], потому что мы все подсели и хотим соскочить». Сегодня Джеймс считает это заявление крайне странным. «Я не сидел, и тем более моя мама жила со Злым Полковником, он в жизни не стал бы нам помогать». Лии Чайлдерс, ненавидевший гитариста, уверен, что Уильямсон нарочно испортил отношения группы с «Мэйнмэном», вообще был человек тяжелый и вел себя непрофессионально. Мало кто из очевидцев разделяет этот взгляд, в последнее время Уильямсон как раз производил впечатление наиболее вменяемого из всей компании, но вскоре Чайлдерсу предстояло взять верх.
Кто видел, в один голос утверждает, что тот концерт был триумфальным возвращением к толпе страстных поклонников (были там и мистер и миссис Остерберг), заполнивших роскошный сидячий зал с деревянной обшивкой и канделябрами, где обычно выступал Детройтский Симфонический оркестр. Обогащенная клавишами Боба Шеффа, с Джеймсом Уильямсоном в полном мик-ронсоновском обмундировании, включая башнеподобные, до самых бедер серебристые сапоги на платформе, команда играла в основном песни с Raw Power, плюс добавленную ради праздничка “Cock In My Pocket” – причем Игги объявил, что написал ее «в соавторстве с мамой». Игги выглядел гибким и подтянутым, и присутствие Тони Дефриза его несколько приструнило, хотя он все равно непристойно обжимался с девицей из первого ряда, плевался в фанатов и, говорят, много «выражался». В результате все были в экстазе, правда, когда The Stooges (по настоянию Дефриза) не вышли на бис, некоторые обиделись и даже свистели.
Игги и сам был раздражен, что его не выпустили на бис, и, возможно, это несколько отравило атмосферу пышной вечеринки после концерта. Дефриз вел себя как крупный политик или местный профсоюзный босс; Ник смотрел, как Игги общается с поклонниками. Потом одна девица, слегка выпившая, подошла к нему, воркуя: «Игги, какой ты красивый!» – и попыталась обнять своего героя, и тут он оттолкнул ее (а рядом была лестница). «Да так, что она пролетела чуть ли не целый пролет, – говорит Кент. – Возник некоторый переполох, потому что это оказалась подруга одного из тех, кто закатил вечеринку. И вообще, я считаю, это отвратительно, так не делают».
Дефриз был в ужасе от поведения Игги, которое чуть было не испортило впечатление от триумфального шоу. Но козлом отпущения стал Джеймс Уильямсон. Лии Чайлдерс и так терпеть не мог гитариста, а когда от него еще залетела Сиринда Фокс, с которой Лии был в хороших отношениях, и последовала некрасивая разборка, Чайлдерс и вовсе решил снять с него скальп. По возвращении группы в Лос-Анджелес Чайлдерс убедил Дефриза, что Уильямсон – заводила всех безобразий, и глава «Мэйнмэна» поставил Джиму ультиматум: или он увольняет гитариста, или теряет контракт. Оставшиеся «студжи» и Лии Чайлдерс должны были голосовать: первым поднял руку Лии, за ним безропотно проголосовали против своего заклятого врага Эштоны. В конце концов Игги согласился уволить своего друга и соавтора. Джеймса выгнали из дома, не позволив даже забрать гитары и сапоги на платформе. Вне себя от горя, преданный другом, который его «толкнул под автобус ради собственной карьеры», Джеймс отправился в Голливуд, где получил в центре занятости работу киномеханика порнокиношки.
Игги, казалось, отнесся к потере соавтора равнодушно. Рикки Фрайстэк играл в блюзовом ансамбле Moonfleet и был однокашником Дэнни Шугермена в школе Вестчестер-хай. Шугермен, восемнадцатилетний парень с быстрой речью, сначала тусовался в офисе The Doors, потом стал помогать с прессой; по словам Рикки, он «очень рвался» сотрудничать с «Мэйнмэном» и притащил приятеля на прослушивание к Игги. После краткой беседы Игги предложил Фрайстэку прийти с гитарой. В назначенный день, явившись к Игги, Рикки нашел его возлежащим у бассейна со стаканчиком «курвуазье» под рев огромных динамиков: на немыслимой громкости играл альбом Сан Ра Atlantis. «Я аж прозрел, – говорит Фрайстэк. – Мы поджемовали часа два и потом зависали еще несколько часов». Игги был в своем репертуаре, «совершенно счастлив», настоящая рок-звездная житуха у бассейна.
На самом деле Игги многих тогда прощупывал в поисках нового партнера. Еще в марте Тони Дефриз говорил с Кимом Фаули. Похожий на Ларча из «Семейки Аддамс», Ким был музыкальным продюсером и завсегдатаем “Rodney’s English Disco”, и шли туманные разговоры о его возможном участии в новом альбоме Игги. Некоторое время они общались и работали над рядом песен, из которых мог бы получиться второй альбом Игги для «Мэйнмэна», в том числе над новой композицией “She Creatures Of The Hollywood Hills” («Женский пол Голливудских холмов»). Фаули было поручено поискать замену Уильямсону. Выбор пал на Уоррена Клейна, скромно засветившегося на рок-сцене Лос-Анджелеса с группой Fraternity of Man, психоделически-блюзовым составом в духе Moby Grape; главным их достижением считалась песня, попавшая в знаменитый фильм Easy Rider. Клейн, по отзыву Фаули, был человеком «с внешностью Тони Кертиса и личностью продавца обуви»; он помалкивал, но, когда лидер-вокалист говорил, смеялся во всех правильных местах. Это качество, наряду с квалификацией корневого блюзового гитариста, должно было обеспечить Клейну работу в The Stooges. Чтобы придать Уоррену блеска, его наскоро переименовали в Торнадо Тернера и спешно записали в группу. Но если Тони Дефриз был уверен, что с удалением Джеймса Уильямсона «студжи» начнут хорошо себя вести, он глубоко ошибался. В начале апреля Дефриз вместе с Тони Занеттой поехал в Японию – сопровождать Боуи в туре, и плохие новости с Торрисон-драйв хлынули бурным потоком. Сообщали, например, что их ограбили (грабеж был подстроен с целью вымутить денег на кайф) или что требуются средства на аборт для одной из иггиных малюток (почти наверняка выдумка, хотя в точности установить невозможно). «Что ни звонок, то катастрофа».
В конце концов Игги Поп, американский паренек, который когда-то очаровал Тони Дефриза, окончательно достал его. По словам Чайлдерса, «Тони всегда немного влюблялся в людей, с которыми работал. Постепенно, как во всяком романе, любовь проходит, и помидоры вянут со страшной скоростью. Дальше мы наблюдаем месть отвергнутого менеджера». В Детройте Дефриз мало что мог поделать: он подписал Игги по наущению Боуи и без согласия Боуи отписать не мог. Теперь, в первые же дни своего первого, весьма беспокойного японского тура, Дэвид был вынужден сидеть и слушать, почему менеджер хочет разорвать контракт с его товарищем. «Дефриз все говорил и говорил об этом, – вспоминает Занетта. – И Дэвид переживал, ему очень не хотелось принимать такое решение. Но там, в Японии, он был все время на грани, думал совсем о другом – и ничего не мог возразить. Так что пришлось ему, с большой неохотой, согласиться».
Вернувшись в Лос-Анджелес, Лии Чайлдерс сообщил «студжам», что контракт разорван. Он был готов к скандалу. Но, подобно нашалившим детям, которые знают, за что наказаны, они приняли это как должное – никто даже не пикнул. Лии прыгнул в бассейн и одиноко плавал там, наблюдая, как они собирают манатки и уходят.
Глава 9. Beating a Dead Horse
Рон Эштон: «Все это была нескончаемая пытка. Топтаться на месте в надежде, что что-то улучшится… вот действительно – лупить дохлую лошадь, пока не превратится в прах».
Джим Остерберг: «В том, как мы показывали себя тогда, была некоторая извращенная гордость, но нет. Это не были хорошие концерты. Нам нужен был в качестве менеджера большой человек, а Дефриза мы потеряли… ну и всё».
Скотт Эштон: «Они все подряд бросали. Фотоаппараты, пакеты с травой, таблетки, деньги, любую фигню… не только бутылки».
Скотт Тёрстон: «Все знали, что это обречено. Но группа была очень сильная, и стоять там с ними рядом и проходить через все это – очень сильный опыт. Все по-серьезному».
Джеймс Уильямсон: «Говорят, сумасшествие – это когда повторяешь одно и то же действие и думаешь, что получишь другой результат».
Медленная, болезненная, героическая смерть The Stooges началась с унижения, а кончилась градом бутылок. Унижение было больнее.
В начале 1973 года в Голливуде еще оставались какие-то поклонники Игги, и в их числе Дэнни Шугермен. Смерть Джима Моррисона в июле 1971 года оставила в его жизни пробел, Игги мог его собой заполнить, и когда их вышибли из «Мэйнмэна», Дэнни был готов взвалить группу на себя. Кроме того, им повезло найти сверхмощного концертного менеджера в лице компактного (5 футов 6 дюймов) и задиристого Джеффа Уолда, которого вывела на Игги рок-журналистка Лилиан Роксон. Уолд был мужем и менеджером певицы Хелен Редди, – как и ее подруга Лилиан, она приехала из Австралии и была убежденной феминисткой. Супруг же ее Джефф был, наоборот, крутой кокаиновый чувак из Бронкса, а деловые переговоры обычно начинал так: «Со мной шутки плохи – покалечу».
Однако перед тем, как подписать контракт с Уолдом, Джиму пришлось пройти через ритуальное унижение от рук Эйба Сомерса, юриста The Doors, который заверял контракт. «Вы счастливы должны быть, что вами согласился заниматься такой уважаемый бизнесмен, как мистер Уолд, – заявил он бессловесному Джиму. – Вы ему ноги целовать недостойны!» После такой тирады легендарное обаяние изменило артисту. Впервые в жизни, рассказывал Шугермен друзьям, он увидел, как Джим плачет. Психический ущерб от подобных унижений был очевиден; Ник Кент, в частности, считает, что весна 1973 года принесла Джиму нервный срыв: «На него свалилось столько дряни, что нервная система попросту не выдержала». В прекращении финансирования из «Мэйнмэна» была одна положительная сторона: денег на поддержку возобновленного романа с героином больше не было. Плохо то, что постепенно он стал «помоечным» наркоманом и употреблял все, что можно было достать дешево или бесплатно, пр