С этого момента Исламское государство в умах людей региона стало не просто борцом за что-то против чего-то, а победителем, что немедленно привело к качественному сдвигу в его отношениях с другими исламистскими группировками Ближнего Востока и Северной Африки – началось массовое принесение присяги Халифу, которое продолжается и по сей день. Безусловно, сугубо формально Абу-Бакр аль-Багдади не может считаться Халифом, так как не получил на это согласие ведущих исламских авторитетов и богословов, но в конце концов, крайне сложно говорить о формальностях в ситуации распада региона и идущих на его территории войнах, а процедура провозглашения Халифа немедленно вызвала в богословских кругах привычные и почти академические споры,[19] которые можно с любопытством наблюдать со стороны, однако очень быстро становится очевидным, что они совершенно бесплодны и в итоге приведут лишь к тому, что политические сторонники Халифата признают его легитимность, а его противники – нет. Что, в общем-то, можно было сделать и без такой дискуссии.
Возвращаясь к вопросу усложнения и качественным изменениям в военной структуре ИГИЛ, нужно отметить, что они становятся возможными только в связи с ускоренным строительством дееспособных государственных структур. Это позволяет Исламскому государству резко снизить зависимость от внешних источников финансирования и других видов помощи, сведя их до тех значений, которые исключают возможность установления внешнего бесструктурного управления. На сегодня по имеющимся данным, внешнее финансирование составляет всего лишь 5 % общего бюджета группировки, а это создает возможность для повышения уровня субъектности ИГИЛ и проведения самостоятельной политики.
Я вынужден снова вернуться к ополчению Донбасса, так как многие аналогии просто бросаются в глаза, и обойти их молчанием было бы попросту нелепо.
Донецкое ополчение, созданное во многом спонтанно и практически на пустом месте, нельзя прямо сравнивать с ИГИЛ хотя бы потому, что обе составляющие ИГИЛ – Исламское государство Ирака и Высшее командование джихада и освобождения – существовали значительно дольше, а главное, до начала полномасштабных боевых действий 2012–2015 годов. Кроме того, в Ираке еще до краха режима Саддама Хусейна была заложена мощная разветвленная и глубоко законспирированная подпольная сеть сопротивления, обладающая настолько большими ресурсами, что даже сегодня немалая часть вооружений ИГИЛ продолжает поступать с тайных подпольных складов, созданных структурами Саддама.
Поэтому ориентирование ополчения Донбасса на помощь России, включая и так называемый «военторг», является совершенно объективным и вынужденным. Командование ополчением не имело времени и сил для того, чтобы успеть захватить армейские склады с оружием, боеприпасами и техникой. Кроме того, украинская хунта сумела преодолеть коллапс власти и управления и сумела в опережающем темпе навязать ополчению соревнование, в котором ополчение было вынуждено расти и накапливать ресурсы, противодействуя набирающей обороты военной машине Украины. В этом соревновании государство обладает заведомым преимуществом, и даже в состоянии управленческого хаоса после государственного переворота в Киеве динамика роста численности и возможностей ВСУ, Нацгвардии и карательных территориальных и специальных батальонов была выше, чем динамика строительства ополчения.
Однозначно можно сказать, что без помощи из России добровольцами, гражданскими волонтерами-специалистами, гуманитарными поставками и «военторгом» у ополчения вообще не было ни малейших шансов. Неподготовленное восстание было обречено.
Но у этого есть и другая сторона: практически полная зависимость ополчения от России немедленно поставила восстание в положение объекта событий. Российское руководство получило возможность управления процессами и в короткие сроки сумело подчинить себе ополчение и зачаточные структуры гражданского управления ДНР и ЛНР. Можно даже назвать момент, с которого восстание полностью утратило даже намек на субъектность: примерно середина августа 2014 года, когда Москве удалось путем шантажа удалить из Донецка Игоря Стрелкова, а из Луганска – Валерия Болотова.
С этого момента история восстания завершилась, началась история политики внешних игроков, в руках которых и Киев, и ополчение Донбасса были лишь пешками, а колоссальные жертвы с обеих сторон и разрушения стали лишь разменной монетой, «допустимыми потерями».
Более детально этот момент и предшествующие ему процессы нужно разбирать отдельно, как и попытку дать ответ на вопрос: а возможно ли было изменить жесткую заданность событий, которые и привели к утрате субъектности и провалу восстания, но смысл отступления несколько иной: на Донбассе в силу целого комплекса причин как объективного, так и субъективного характера не удалось повторить результат, которого сумели добиться в Ираке. Так и не удалось избавиться от тотальной зависимости от внешних поставок, а значит – и от внешнего управления. Это привело к тому, что был выбран наиболее удобный способ существования возникших новых элит: просто исполнение приказов и распоряжений «сверху».
В такой ситуации нет смысла беспокоиться об идее, о конечной цели восстания, о текущих задачах. Все будет спущено от «кураторов», которые и решат, что такое хорошо, а что такое плохо.
Видимый результат тоже не дает оснований для какого-либо оптимизма за восстание: катастрофа Донбасса продолжается, территория деградирует, хаотические заявления номинального руководства псевдореспублик не имеют никакого отношения ни к реальности, ни к целям и задачам. Страдания населения носят тотальный и неизбирательный характер, что стремительно подрывает социальную базу «республик». Страх перед репрессиями как со стороны ополчения (прошедшее несколько стадий трансформации в конгломерат полунаемных структур, воюющих все чаще «по привычке», «по найму», но все меньше за идею, которой как не было, так, в общем-то, и нет), так и со стороны киевских нацистов вынуждают население либо оставаться на месте, надеясь неизвестно на что, либо бежать.
Сравнение с ИГИЛ и в этом компоненте явно не в пользу Донбасса – ИГИЛ строит государство суннитов для суннитов, и жестко следит за тем, чтобы социальная база Исламского государства не размывалась и не уменьшалась. Баасистам нужна власть и только власть – но власть бессмысленна своего без объекта управления – населения, людей. Уже поэтому все, что делают управленцы Исламского государства, направлено на создание своей собственной социальной базы, создание условий для населения государства, которое поддерживает идеологию ИГИЛ.
В этом смысле для Донбасса все выглядит иначе – отсутствие сколь-либо внятно сформулированной идеи, не говоря уже о том, что эта идея поддерживается населением региона, не позволяет создать критерий лояльности этого населения. Нет критерия – нет возможности оценить деятельность государства, а это означает практическую безвекторность приложения любых его усилий.
Речь идет не о критике – а об оценке. Она безрадостна для Донбасса (по крайней мере, на сегодняшний момент). И пример строительства Исламского государства при всем неоднозначном его характере и заведомо неприемлемых методах говорит о том, что существуют обязательные условия, без выполнения которых любая деятельность по государственному строительству обречена на полный провал. К сожалению, ДНР и ЛНР провалили выполнение всех условий и поэтому просто «плывут по течению», отдавшись на милость курирующих их политтехнологов из Кремля.
Собственно, мы и подошли к ключевому вопросу. Каковы условия, при которых возможно строительство стабильного (пусть и относительно) государства на обломках старого (или даже нескольких).
Необходимым условием государственного строительства является сочетание четырех связанных между собой ключевых факторов.
Первый фактор: наличие организационной составляющей, позволяющей проектировать (планировать) события и процессы и управлять ими в оперативном режиме.
Второй фактор: наличие конструктивной идеологии строительства и развития государства, которая разделяется значительной частью населения, и наличие идеологов, обладающих авторитетом у этой части населения.
Третий: наличие силовой составляющей, способной гибко реагировать на изменения обстановки и добиваться положительных результатов в ходе ведения вооруженной борьбы с любым противником на территории, которая должна стать основой строящегося государства.
Наконец, четвертое условие – это экономическая самодостаточность территории, способная обеспечить существование государства на всех стадиях его строительства.
Предварительным условием государственного строительства является разрушение государственного образования (или нескольких таких образований), на территории которого (или которых) и происходит строительство нового. Под разрушением нужно понимать ослабление всех организующих и отвечающих за стабильность функций «старого» государства до такой степени, что оно теряет способность контролировать свои территории и обеспечивать на них ключевые функции государственного управления – обеспечивать безопасность населения, обеспечивать нормальную экономическую деятельность, гарантировать социальный минимум и так далее.
По сути, «цветные революции», которые проектируют и проводят Соединенные Штаты Америки, направлены на дезинтеграцию «старого» государства – то есть, обеспечивают наступление предварительного условия. В том случае, если технологи «цветной революции» заинтересованы в стабилизации обстановки и создании после проведения государственного переворота относительно стабильного государства, которое отвечает их интересам, они обеспечивают и наступление необходимых условий строительства (или пытаются их обеспечить).
Так происходило в странах Восточной Европы, по которым проехался каток «цветных революций». На месте уничтоженной Югославии созданы квазистабильные, но при этом совершенно несамостоятельные новые государства, подконтрольные и зависимые от Запада. Однако Арабская весна показала, что далеко не всегда цели и задачи Запада заходят так далеко – в Ливии оказалось достаточным лишь разрушить предыдущую версию государства и умыть руки. Отсутствие необходимых условий для строительства новой Ливии привело к тому, что бесконечная катастрофа опустилась на ее территорию, и в обозримой перспективе совершенно не ясно, сколько времени понадобится для того, чтобы стабилизировать обстановку в этой стране – слишком велики противоречия между субъектами событий, среди них нет доминирующей силы, и сценарий распада страны с последующей серией длительных локальных конфликтов и войн между этими осколками более чем вероятен. Собственно, уже сейчас этот сценарий реализуется в полной мере, хотя сугубо формально Ливия все еще остается единым государством, никак не закрепляя свой свершившийся распад.