Пока развитие страны идет именно по пути гетерогенизации – пришельцы извне в силу различных причин, и в первую очередь в связи с качеством проводимой государственной политики, не интегрируются в наше общество. Растет социальная напряженность, вызванная этим фактором. Причем враждебность нарастает с обеих сторон – мигранты, рассчитывая на укоренение в России, испытывают оптимистические надежды в начале своего пути «сюда», которые очень быстро разбиваются о тот факт, что им здесь не рады. Шоком для многих украинцев, бежавших в Россию от нацистского государства в 2014 году, стало равнодушие и пренебрежение к ним и их проблемам со стороны государства. Несмотря на то, что госструктуры сумели в очень короткие сроки стать чуть более человечными по отношению к этим людям, во многом они, столкнувшись с российскими реалиями, принимали решение возвращаться обратно в разруху и войну, но только не оставаться на своей потенциально новой Родине.
Социальная мобильность мигрантов зачастую носит устойчивый нисходящий характер – даже высокий уровень образования и профессиональные навыки оказываются невостребованными, люди вынуждены устраиваться на работу, не соответствующую ни их запросам, ни их реальным способностям. Ограниченность движения по так называемым «социальным лифтам» даже для коренных жителей вынуждает мигрантов включать привычные способы внедрения в общество через этнические и клановые механизмы. Создаются устойчивые этнические группировки, автономно «протаскивающие» своих людей по вертикали и горизонтали, захватывая целые отрасли экономики города, региона, генерируя дополнительные социальные проблемы для коренного населения. Уже не редкость, когда улицы наших городов становятся ареной боев между чужаками, когда отношения между собой выясняют представители этнически чуждых для России группировок.
В России миграционные процессы идут по послевоенному европейскому пути. Пока они носят менее фатальный по последствиям характер, так как речь идет о массовым наплыве людей из республик бывшего СССР, которые, по крайней мере, знакомы с русским языком – однако все остальные проблемы встают в полный рост. Линия разлома между коренным населением и этночужаками расширяется – и является причиной постепенного вытеснения русских из большинства российских регионов. Пока до косовского сценария мы еще не дошли – но то, что процессы идут в этом направлении, вполне очевидно.
Специфика модернизации нашей во многом неевропейской страны по европейскому образцу объективно ведет к чрезвычайно высоким издержкам, выражающимся в углублении демографического кризиса, наплыве мигрантов без объективных предпосылок для их интеграции, гетерогенизации общества, вытеснения русских из мест их проживания, сужение ареала обитания русских. Мы должны понимать, что евромодернизация и построение капитализма в России варварскими ускоренными методами в сегодняшних конкретных исторических условиях приведет либо к окончательному крушению России как цивилизации, либо к контрреформационным процессам отказа от «завоеваний» неолиберального капитализма с неизбежной высокой платой за этот откат. «Русская весна» станет цивилизационной катастрофой значительно большего масштаба, чем «Арабская».
Безусловно, нет безвыходных ситуаций. В нашем случае – это понимание властью тупиковости выбранного пути и неизбежного при следовании по нему крушения страны по одному из двух граничных сценариев. В случае контрреформации «сверху», переосмысления модернизационной модели, ориентирования ее на российские традиции и отказ от наиболее людоедских и неприемлемых этических норм, внедряемых в нашу психику неоколонизаторами и их пособниками из числа вестернизированной и бесконечно далекой от России псевдоэлиты, могут стать приемлемым выходом из ситуации. Замена модели потребления на модель творческого развития может стать альтернативой приближающимся катастрофическим явлениям.
Однако пока, глядя на действующую власть, стоит признать, что в ней практически нет потенциальных лидеров, способных осознать и тем более решить эти непростые задачи. Как обычно, мы будем идти по самому трудному и затратному пути. И на этом пути угроза со стороны Исламского государства для нас является существенной, что безо всякого сомнения, делает вероятность столкновения с ним в той или иной форме крайне высокой.
Говоря иначе – нынешняя Россия с ее колониальной подчиненной Западу политикой неизбежно станет объектом нападения исламистов, ударной силой которых сегодня выступает Исламское государство. Россия, обладающая суверенной политикой, имеет возможность избежать такого столкновения – прямым или непрямым образом. Только суверенная Россия сможет конструировать свое будущее: вот, собственно, основной ответ на вопрос об опасности для нас со стороны молодого и крайне агрессивного Исламского государства.
Краткосрочные и среднесрочные перспективы «Исламского государства»
В принципе, все сказанное выше носит сугубо описательный характер с элементами некоторых отступлений и аналогий. История Исламского государства только пишется, еще очень многое в ней неизвестно, недостоверно, неясно. То, что лежит на поверхности, не всегда выглядит разумным и логичным, но в целом общая картина происходящего вполне однозначна.
Политика Соединенных Штатов Америки, направленная на дестабилизацию своих стратегических противников, выглядит шаблонной – под вывеской привнесения демократии и принуждения к общечеловеческим ценностям разрушаются тонкие самонастраивающиеся механизмы, позволяющие разрешать противоречия в регионах, которые граничат с территорией противников США. По сути, вопрос о Третьей мировой войне в таких обстоятельствах выглядит во многом условным – США уже ведут ее через цепь локальных конфликтов низкой интенсивности, используя точки и линии разломов, созданные в прежние годы и десятилетия.
Ближний Восток, чей сегодняшний облик определен двумя глобальными процессами – сломом колониальной системы по итогам Второй мировой войны и реализацией различных проектов (в основном социалистической направленности) в масштабах стран региона, оказался к концу ХХ века перед серьезными вызовами, которые он не смог разрешить в рамках выбранного им пути развития. Во многом неспособность в разрешении возникших противоречий носила субъективный характер. Арабские лидеры к концу XX – началу XXI века поголовно стали представлять из себя классических восточных деспотов, чьей основной задачей стало сохранение власти. Это привело к стагнации развития и идеологическому тупику.
Исламская революция в Иране (1979 г.)
Выходом из него могла стать идеология, ориентирующаяся на возврат к традиционным ценностям, и раз уж светские проекты не смогли решить стоящих перед ними задач, стал неизбежен ренессанс клерикальных проектов, первым из которых стал Иран. Иран воспринимался как некая флуктуация, исключение из правил, однако никто не рассматривал его как первый звонок грядущего краха. Ситуация казалась вполне стабильной, диктаторы – вечными, а потому Иран так никого ничему и не научил.
Соединенные Штаты, применив грубую силу в Ираке и Афганистане, запустили процессы распада сложившегося равновесия, но при этом практически сразу утратили контроль над ними. Декларируемая концепция «управляемого хаоса» подразумевает, что целью США является сам хаос, и такое положение дел их вполне устраивает. Однако подобное утверждение не выглядит достоверным: в любом хаосе всегда происходит зарождение упорядочивающих начал, и отсутствие контроля над ситуацией означает лишь то, что «хаотизаторы» своими руками создают своих новых противников, причем всегда есть вероятность того, что эти новые противники будут гораздо серьезнее предыдущих.
Скорее, речь идет именно об утрате контроля, и если взглянуть на практику действий США в оккупированных ими регионах и странах, а также в тех странах, которые оказались ими разрушены, всегда можно увидеть, что любые попытки американцев связаны с навязыванием чуждых оккупированному региону или стране стандартов и моделей, которые и оказываются нежизнеспособными.
Внешне ситуация выглядит вполне управляемой, однако любой кризис демонстрирует полную нежизнеспособность внедренных чуждых моделей управления. Ирак – не исключение. Навязанная извне демократия разрушила существующие механизмы согласования интересов и подменила их грубой силой. Принцип Ле-Шателье, работающий в динамических средах, сработал и здесь – система отказалась сохранять устойчивость и попыталась вернуться в исходное состояние. Когда этого не получилось, возник проект ИГИЛ, который предложил принципиально иной выход из сложившего положения – раз нельзя сосуществовать трем общинам Ирака, соблюдая правила общей жизни на его территории, значит, нужно закрыть Ирак как проект, и на его месте создать отдельные государства, в которых все общины страны попросту «разойдутся» в разные стороны и начнут жить по-отдельности.
Карта стран, граждане которых воюют в рядах ИГИЛ (Данные ЦРУ)
Понятно, что никакого цивилизованного развода в таких обстоятельствах ожидать невозможно, он происходит прямо у нас перед глазами и наиболее жесткими и жестокими методами. Тем не менее, процесс имеет под собой вполне объективную основу, и альтернативы ему уже не существует. Любые иные варианты сегодня выглядят более чем утопическими.
Ближний Восток закрывает одновременно два фактора, определявшие его облик до начала Арабской весны – разрушаются постколониальные границы и ликвидируются светские проекты развития. Процесс далек от завершения, и поэтому можно смело утверждать, что ближайшие годы все существующие страны региона будут вынуждены защищать свою целостность в рамках признанных границ. Это означает лишь то, что война будет продолжаться, ее расползание по региону неизбежно, разрушение прежнего миропорядка на Ближнем, а скорее всего, и на Среднем Востоке будет продолжаться.
При этом вполне логичным будет допустить, что Исламское государство, которое сегодня и является основным ударным инструментом этого процесса (но далеко не единственным), будет и далее действовать предельно рационально, что демонстрировалось его руководством в последние годы. Рациональность заключается в поиске «слабого звена», то есть – жертвами ИГ будут становиться те страны, которые в силу внутренних проблем еще до столкновения с Исламским государством выглядят ослабленными внутренними противоречиями и проблемами.