А ГОРЛО СОБСТВЕННОЙ ПЕСНЕ.
Анна видела лишь оскал старушки, слышала только ее голос. Это правда. Я проклята…
– Анна, пошли отсюда. – (Слова Аттиса вывели Анну из оцепенения.) – Она просто чокнутая.
Яга тем временем принялась напевать:
Хрустящие колечки соскальзывали с тонких губ старушки, по краям поросших редкими волосками.
– Почему бы тебе не затащить ее, – она кивнула на Эффи, – в какой-нибудь проулок и не пощупать за всякие места? Ведь ты этого так хочешь! Не правда ли?
Аттис зарычал, а затем кинулся к Эффи, притянул ее к себе и поцеловал – так страстно! – словно их губы только и ждали что этих поцелуев… Аттис начал срывать с Эффи рубашку.
– Я никуда не пойду, – сказала Эффи.
Анна моргнула и поняла, что Аттис – бледный как полотно – по-прежнему сидит рядом с ней.
– О нет, Эффи Фоукс, еще как пойдешь, но не найдешь там ничего хорошего. Страх движет всеми вами даже сейчас. Я вижу его внутри вас – он тикает как сумасшедший. Будет ли он, – старушка кивнула на Аттиса, – всегда рядом с тобой, Эффи Фоукс? Или будет рядом с кем-то другим? – Яга улыбнулась мрачной улыбкой.
– Просто расскажите нам все, что вам известно. Если только вам известно хоть что-нибудь. – Эффи вызывающе выпятила подбородок, а затем, выпучив глаза, открыла рот.
Что ты ей показываешь?
– Хо, а ты не так уж и глупа. Твой умишко так же остр и светел, как зеркало! – Яга снова посмотрела на Анну.
– Так вы что-то знаете? – Девочка цеплялась за свои вопросы, как за спасательные круги в бушующем море, разливающемся все сильнее. – О проклятии? Пожалуйста, не молчите!
– Проклятие. Не пустое слово, правда? Оно бесконечно, глубоко, как сама земля. Крошечная тюрьма. Я в курсе всех проклятий, Эверделл. Я знаю, когда именно было наложено каждое из них. Я вижу их даже сейчас – они заливают этот мир черным дождем, увлажняя почву для наших кошмаров.
– Все это не имеет никакого смысла, Анна, – с громким вздохом сказал Аттис.
– Это ты не имеешь никакого смысла. Твое существование не имеет никакого смысла, – зарычала на него старушка. – Но ты ведь уже знаешь это, не так ли? – Ее губы расплылись в ужасной, полной жалости улыбке.
Аттис посмотрел на свои руки.
– Отсчитай мне сдачу! – рявкнула Яга на Анну. Затем она достала откуда-то маленькую сумочку и высыпала ее содержимое на стол: по нему заплясали медные и серебряные монетки. – Маленькими столбиками, пожалуйста, маленькими столбиками. Стройными, как оловянные солдатики.
– Говорят, вы знакомы с Семеркой, – сказала Эффи.
Анна же тем временем начала складывать монеты в столбики. Большинство было девочке незнакомо – ей определенно встретилось несколько шиллингов, но прочие монеты были, скорее всего, иностранными.
– Люди много болтают, – ответила старушка и вновь принялась напевать:
– Чем больше она молчала,
Тем больше она замечала,
Чем больше она замечала,
Тем дольше она молчала.
Так, может быть, стоит и нам поучиться
У этой неглупой и опытной птицы?[40]
– Они мертвы? Но они ведь вернутся, да? – продолжала настаивать Эффи.
– Покровительницы небес. Природа в женском обличье. Хранительницы языков. Хорошее внутри всех нас, – хихикнула Яга. – О, Семерка непременно вернется. Но теперь уже слишком поздно, не так ли? На этот раз они сильно напортачили.
– Что значит «слишком поздно»? – спросила Эффи.
Монета, которую держала в своей руке Анна, внезапно обожгла ей палец, оставив на нем что-то вроде клейма. Девочка вскрикнула от боли. Аттис повернулся к ней, но клеймо тут же исчезло, как будто его никогда и не было.
Яга повернулась к девочке, жадно пожирая глазами страх Анны:
– Нам всем должно быть страшно, потому что они возвращаются. – Голос старушки теперь был низким, медленным и доносился будто не от нее. – Всем нам. Ведьмам. Женщинам. Мечущимся душам – свободомыслящим, глубокомыслящим, коровам, что взобрались на небеса[41]. Всем угрожает опасность. Особенно про́клятым. – Тонким пальцем старушка ткнула в Анну. – Уже одни только рыжие волосы выделяют тебя из толпы. – Она подалась вперед и схватила прядь волос девочки. – Если снова наступят темные времена, сбрей их, сбрей их все.
Анна почувствовала, как ее душу заволок настоящий ужас.
– Не бойся, дорогуша. У тебя красивый череп, тебе пойдет быть лысой, – заверила ее Яга. – Что ж, мне пора.
– Подождите! – взмолилась Анна. – Кто возвращается? Охотники? Почему про́клятые находятся в опасности?
Старушка засмеялась, причмокивая губами.
– Ты сама знаешь, Анна, – ответила она. – Сюжет. Одной маленькой истории. Маленькой, как ключ. Люди думают, что все эти россказни безвредны, но это самое опасное оружие, которым обладает человечество.
– Какие россказни?
– Ах! Да самые обычные. Пророчества, например. Охотники всегда любили пророчества. Они давали им ощущение предназначения, причину сверкать своими начищенными ботинками.
– Какие пророчества?
Но Яга уже встала из-за стола, рассыпав столбики монет, которые так тщательно сортировала Анна. Старушка вынула из кармана десятифунтовую банкноту, отдала ее официантке и направилась к выходу.
– Она сумасшедшая. Анна, не бери в голову всю эту чушь, что она тебе наговорила! – крикнул Аттис вслед Анне, которая бросилась за старушкой на улицу.
– Яга, в чем мое проклятие? Я ведь ничего не добьюсь, пока не буду знать наверняка.
– Откуда волк знает, для чего ему зубы?
– И как это должно мне помочь?
– Если я тебе помогу, ты ничему не научишься. – Яга схватилась за свою тележку. – Изучай свои сны, потому что они ничего не стоят. Следуй за ними на опушку леса и затем туда, где тебя зовут не Анна, а проклятия квакают, словно лягушки.
Анна вцепилась в тележку обеими руками. Эффи с Аттисом тем временем вышли из кафе на улицу.
– Я никуда не уйду, пока вы мне не поможете, – заявила Анна.
Губы старушки расплылись в тонкой кривой улыбке.
– ЛАДНО. – Она театрально вскинула руки вверх. – Три вопроса. У тебя есть право задать три вопроса и получить три правдивых ответа, ибо правда – это золото в наступающие дни темноты. Скоро все станет ложью.
И хотя вопросов у Анны было далеко не три, а сотни, если не тысячи, девочка решила не упускать своего шанса выяснить хоть что-то.
– В чем состоит мое проклятие? – спросила она.
– Если я скажу, избежать тебе его не удастся. Вместо этого я загадаю тебе загадку. – Старушка прочистила горло. – Правда скрыта на листе. Зеркало прячется внутри зеркала. Зеркало – это ключ.
Анна мысленно повторила загадку Яги. В ней было не больше смысла, чем во всех остальных ее словах.
– Как мне его остановить? – спросила девочка.
– Требуется лишь одно мгновение, чтобы наложить проклятие, и понадобится вся жизнь, чтобы его прожить, – скорее всего, довольно короткая. Только две вещи в целом мире могут снять проклятие. Магия того, кто его наложил, и более мощное заклинание. К сожалению, мало что может сравниться по силе с проклятием.
– Разве моя мама умерла из-за проклятия?
– О да, да, и ты умрешь по той же причине. Играя с любовью, ты играешь со смертью. – Яга захохотала, и ее открытый рот показался Анне бездонным.
Девочку охватил страх, от которого она не могла убежать, – как можно убежать неизвестно от чего?
– При чем тут любовь? – спросила она.
– О, все проклятия начинаются с любви.
Анна подумала о ненависти тети ко всему, что связано с любовью, о ее предупреждениях и внезапном интересе к Питеру… Неужели их семейное проклятие началось с любви?
Яга подошла к девочке и прошептала ей на ухо:
– Все, что тебе нужно, у тебя уже есть. А теперь оставь старуху в покое.
Анна заметила в витрине магазина у себя за спиной отражение Эффи с Аттисом – он душил девушку точно так же, как отец душил мать Анны.
Девочка резко обернулась, больше всего на свете желая лишь одного – чтобы кошмарное видение исчезло.
– В чем дело? – спросил ее Аттис.
– Все в порядке.
Анна повернулась к Яге, но старушка была уже далеко – она спешила вниз по улице, толкая тележку перед собой, а люди разбегались, чтобы дать ей пройти.
На обратном пути между ребятами повисло ошеломленное молчание. Разум Анны все еще тонул в темном омуте глаз странной старушки.
Внезапно Аттис захихикал каким-то неестественно высоким – по сравнению с глубиной его обычного голоса – смехом:
– Ненавижу фразу «я же говорил», поэтому попытаюсь переформулировать. Я оказался прав. Эта женщина – настоящая психопатка. Сбежавшая из психушки строгого режима. Проклятия, пророчества, загадки… Какая чушь!
– Однако она весьма могущественная, надо отдать ей должное. – Бледная как полотно, Эффи переводила взгляд с Аттиса на Анну и обратно. – Те видения-химеры, которые она нам показывала, вы ведь тоже их видели?
Они завернули за угол и оказались на главной улице Брикстона, где их встретила огромная толпа людей. Анне пришлось обходить ее стороной, и ребята разделились. Впрочем, девочка была благодарна за внезапную паузу в их разговоре – она не хотела отвечать на вопрос Эффи. Ей не хотелось описывать свои видения. Интересно, что видела Эффи? Анна повернулась и встретилась с Эффи взглядом. На секунду между ними разразилась безмолвная битва. Ни одна из них никогда бы не призналась в своих видениях. Анна вспомнила сплетенные тела Эффи и Аттиса, руки Аттиса на шее Эффи – подобные образы было не так-то просто выкинуть из головы.
– Надо отдать ей должное, драматизировать она умеет, – мрачно заметил Аттис. – Анна, надеюсь, ты не восприняла ее слова всерьез?