В течение получаса Анна мерила шагами коридор. Выступать на сборном концерте перед всей школой тоже было страшно, однако теперь ее страх был иным. Он был абсолютным. Девочка рисковала не только быть униженной перед учителями и одноклассниками – она рисковала всем своим прошлым и своим будущим. Ее страх был настолько велик, что она была не в силах взглянуть ему в глаза, а лишь косилась на него сбоку и надеялась, что все еще сможет дышать, столкнувшись с ним лицом к лицу. Анна слишком долго избегала смотреть ему в глаза. Время вышло.
Девочка поднялась по лестнице. На площадке верхнего этажа царил полумрак, несмотря на солнце, вовсю светившее снаружи. Анна приложила ухо к двери, но вновь услышала за ней лишь тишину. Комната, где умерли ее родители. Наверняка она забита тетиными налоговыми декларациями, и когда я в этом удостоверюсь, то почувствую себя круглой идиоткой.
Не раздумывая, побуждаемая любопытством длиною в жизнь, Анна вставила ключ в замок и повернула его. Она услышала какой-то щелчок, и на мгновение ее сердце возликовало, что дверь наконец поддалась, но вдруг… ключ начал кровоточить. Замок сам собой закрылся, выплюнув ключ на пол. Кровь из отмычки расползалась по кремовому ковру темно-красным пятном.
Какое-то время девочка наблюдала за кровоточащей отмычкой, не в силах пошевелиться, пока смертельный ужас не захлестнул ее своей ледяной волной. Анна подобрала ключ с пола, однако кровоточить он не перестал. Девочка обернула его рукавом своей блузки, и она вмиг стала красной. Анна стремглав бросилась вниз по лестнице – кровь капала с ее одежды на пол, оставляя кровавые следы. Девочка бросила ключ в раковину и оставила его там истекающим кровью.
Сохраняй спокойствие, сохраняй спокойствие. Анна не могла вспомнить, что значит сохранять спокойствие. Ее сердце бешено колотилось, а страх затуманивал зрение. Она налила в миску воды, схватила тряпку и чистящие средства и побежала наверх. Вновь оказавшись перед загадочной дверью, она вытерла следы крови с замка и принялась яростно тереть ковер. Кровь не оттиралась. Анна вылила на пятно всю миску воды, прыскала всеми имеющимися в их доме спреями, неистово скребла руками, но кровь оставалась все такой же ярко-красной.
Тетя будет дома через два часа. Страх захлестывал ее гигантскими, не поддающимися контролю волнами.
Анна кинулась обратно вниз – ключ по-прежнему лежал в раковине и кровоточил. Девочка бросила взгляд на розовый куст в углу комнаты и оцепенела: каждая роза на нем зацвела, раскрыла свой рот и, казалось, выла, словно сирена «скорой помощи». Анна бросилась в столовую – и там тоже розовые кусты раскрыли свои бутоны. Она побежала в гостиную – то же самое: розы смотрели на нее, разинув свои рты в беззвучном смехе.
Девочке показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Ее ноги подкосились, она опустилась на колени, страх окутал ее разум тьмой. Стена с вышивками взирала на нее сверху вниз, однако теперь на ней висели вовсе не те работы, над которыми Анна в свое время усердно трудилась: красивый узор, цитаты из Библии, цветы превратились, превращались… превращались в проклятую метку… нити сплетались в семь кругов, в центре которых зияла темная дыра, куда засасывало ее разум…
Анна посмотрела на свои руки. Они были все в крови.
В ее глазах потемнело.
Удушающий узел
Существует целый ряд инструментов, техник и узлов, которые можно использовать для различных актов покаяния – от пытки шипами до узла смерти. Сопоставление правильного метода с рассматриваемой слабостью требует тщательного самоанализа и постоянной оценки.
Анна тонула, захлебываясь водой. Она закашлялась и открыла глаза. Тетя стояла над ней с пустым стаканом в руках. Девочка тут же вспомнила, что натворила, и посмотрела на свои руки – они все еще были в крови.
– Клеймо вины, – сказала тетя. – Вставай.
Анна встала не раздумывая. Она хотела заговорить, но поняла, что не может этого сделать. Она была не в силах сделать хоть что-то.
– Ощущение не из приятных, не так ли? – Тетя поднесла к глазам девочки нить с узлом посередине: удушающий узел. – Я сковала твою волю. Ты не оставила мне выбора, снова предав меня. Однако ты больше не предашь меня, это был последний раз. Кажется, будто ты заперта в собственном теле, правда?
Это было правдой, и все же не совсем. Анну не заперли в собственном теле, а выперли из него. Ее тело было не более чем пустой оболочкой, а жизненная сила девочки была спрятана где-то в другом месте, там, куда Анна не могла добраться.
– Комната на верхнем этаже – это испытание, простое испытание, которое ты не прошла. Тебе так хотелось попасть внутрь, не так ли? Я даже не хочу знать, откуда у тебя этот ключ. Я доверяла тебе, относилась к тебе как к взрослому человеку, а ты повела себя как ребенок. – Каждое слово было произнесено медленным, дрожащим голосом, полным разочарования. – С этого момента ты будешь делать только то, что я скажу. Ты будешь говорить моими словами, будешь думать моими мыслями и станешь наузником. Этот узел, – тетя подняла нить с узлом повыше, чтобы Анне было лучше его видно, – это конец.
Анна не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Она попыталась запаниковать, но даже в этом ей было отказано.
Тетя заставила ее весь день оттирать кровавое пятно с ковра на лестничной площадке верхнего этажа, пока пальцы девочки не стерлись в кровь. Однако пятно не оттиралось. Тетя знала, что обычными средствами от него не избавиться, что удалить его можно лишь магическим способом. Затем она отправила Анну в ее комнату. И девочка даже не знала, выпустят ли ее оттуда хоть когда-нибудь.
Отсутствие контроля над собственным телом было самым странным, самым ужасным ощущением, которое ей приходилось испытывать. И все же Анну беспокоило не столько собственное физическое состояние, сколько эмоциональное: когда твое тело тебе не принадлежит, думать свои собственные мысли и испытывать собственные чувства особенно трудно. Когда девочку переполняла печаль, она не могла плакать; когда приходил гнев, она могла лишь сидеть, уставившись в стену; она не могла бы засмеяться, даже если бы у нее появился для этого повод; невозможно было трезво рассуждать о вопросах, которые прежде сковывали ее разум похожим образом. Анне казалось, что она тонет внутри самой себя.
После целого дня, проведенного без движения, и ночи, полной пустоты, тетя ослабила узел настолько, чтобы девочка могла передвигаться по своей комнате и делать уроки, но не настолько, чтобы она была в состоянии разработать план побега.
Тетя сообщила в школу, что у Анны инфекционный мононуклеоз, и девочка сидела взаперти так долго, что в конце концов потеряла счет дням. Впрочем, это уже было не важно; теперь тюрьмой стало ее собственное тело. Данное наказание превосходило все предыдущие тетины санкции. Сон. Подъем. Учеба. Отчаянное желание разреветься. Сон. Подъем. Учеба. Отчаянное желание разреветься.
Придет ли Селена ей на помощь? Спасет ли ее, как обещала?
Через две недели Анна утратила всякую, даже призрачную надежду на помощь матери Эффи.
Как-то ночью она услышала тихий стук в балконную дверь. Анна поднялась на своей кровати и увидела стоящего на балконе Аттиса. Он смотрел на нее через балконное окно. Девочка заглянула в его глаза цвета дождя, а затем отвернулась и вновь легла обратно на свою кровать. Она не могла открыть балконную дверь; она не могла даже захотеть ее открыть. Анна решила, что Аттис может разбить стекло и силой ворваться внутрь, но он не сделал ни того ни другого.
Несколько часов спустя она вновь поднялась на своей кровати, чтобы посмотреть, по-прежнему ли Аттис смотрит на нее сквозь балконную дверь, но за ней никого не было.
Минула еще одна неделя, и время утратило всякий смысл. Не было даже смысла придавать ему значение. Анна потеряла желание учиться и теперь просто лежала на своей кровати, наблюдая, как приходит и уходит очередной день.
Она не могла точно сказать, сколько недель ей пришлось провести в своей комнате в одиночестве, прежде чем тетя наконец почтила ее своим присутствием. Свет в помещении был уже не таким ярким, из чего Анна заключила, что за окном наступил вечер. Девочка села на кровати, чувствуя слабость в ногах и руках. Тетя улыбнулась ей. У Анны не осталось сил даже на ненависть к ней.
– Я чувствую, как ты отчаянно сопротивляешься этой магии, но тебе не победить ее. Встань, подойди к зеркалу и сядь напротив, – приказала тетя.
Анна сделала, как ей было велено.
– Я знаю, ты считаешь меня жестокой. – Тетя взяла щетку и принялась осторожно распутывать волосы девочки. – Ты и я – мы всегда были друг у друга, не так ли? – В ее глазах читалась усталость. – Я приложила все усилия, чтобы действовать исключительно тебе во благо, и вот как ты меня отблагодарила. Я всегда хотела только одного – защитить тебя.
Анна не могла ей ответить.
– Скоро состоится церемония Связывания – мы вовсю готовимся к ней. Теперь ты понимаешь, что стать наузником – это правильное решение? – (Анна невольно кивнула.) – Хорошо. Ты ведь и сама понимаешь: с твоей магией что-то не так. Она должна быть связана. – (Анна снова кивнула.) – Я всегда была добра к тебе, Анна, добрее, чем следовало бы, и поэтому я напоследок еще раз предоставлю тебе свободу. Ты можешь вернуться в школу, сдать все свои курсовые работы и… пойти на выпускной бал. Питер звонил сюда почти каждый день, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь.
Анна отстраненно подумала о Питере.
– Он сообщил мне, что пригласил тебя пойти с ним на бал. Ты должна была сказать мне. Впрочем, это уже не важно. Он приедет за тобой в наш дом, так мы с ним и познакомимся. Он обещал привезти тебя домой к полуночи.
Тетя взяла нить с удушающим узлом и развязала его.
Анна почувствовала себя так, словно внезапно поднялась на поверхность воды после того, как столько времени провела в ее глубинах. Ее легкие наполнились воздухом – девочка испытала одновременно боль и блаженство. Она сделала глубокий вдох и почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Тетя подтолкнула ее вперед и опустила голову вниз: