вшийся ветер. Сделав замеры с помощью радиомаяка, тот рекомендовал взять солидную поправку влево аж в пятнадцать градусов.
Продолжая снижение, самолет попал в интенсивный снегопад. Второй пилот капитан Клаус Кох включил стеклоочистители и начал отсчет высоты.
– Четыреста. Триста пятьдесят. Триста…
На высоте сто метров напряжение нервов экипажа достигло максимума. Щетки сновали по стеклу в сумасшедшем ритме, а впереди не было и намека на огни.
– Восемьдесят. Семьдесят, шестьдесят… – монотонно зачитывал Клаус показания высоты.
На сорока метрах Даммер рванул штурвал на себя и увеличил мощность двигателей до взлетного режима. Самолет нехотя пошел вверх.
– «Бруно», – назвал майор позывной Курца. – Ухожу на второй круг. Снижался до сорока метров, но огней не увидел. Попробуй ты.
– Понял, «Август». Продолжаю заход. Высота четыреста…
Трижды транспортные самолеты поочередно выполняли заходы на подготовленную взлетно-посадочную полосу. И ни разу члены экипажей не заметили внизу огней, хотя согласно докладу встречавшей наземной команды все шесть бочек полыхали ярким пламенем.
Перед четвертым заходом Даммер попросил осветить полосу зенитными прожекторами.
– Готово! – прокричал в эфир пехотный офицер. – Теперь здесь такая иллюминация, что нас заметят даже русские!
Слова офицера подбодрили, и Даммер приготовился к очередному заходу. Выпустил закрылки и шасси, вошел в глиссаду и приступил к снижению.
Штурман корректировал курс. Второй пилот Клаус снова отсчитывал высоту:
– Сто метров, девяносто, восемьдесят…
И четвертый заход оказался таким же неудачным, но теперь майор заметил промелькнувшее зарево огней.
– Вижу полосу! – закричал он в переговорное устройство.
Левый бортовой стрелок подтвердил его слова:
– Командир, и я заметил зарево! Мы прошли правее полосы метров на двести!
– Понял вас. Выполняем первый разворот, – ответил штурман и предупредил: – Последний заход, командир. Топлива осталось только на обратный путь.
– Ч-черт, – процедил сквозь зубы майор и нажал на кнопку «радио»: – «Бруно», мы выполняли заходы правее полосы. Мы только что видели ее огни – она находится левее на двести метров.
– Учту, «Август». Готовлюсь к посадке.
Во время набора высоты для пятого захода Даммер выдернул из нагрудного кармана платок и промокнул вспотевшее лицо. Потом бросил взгляд на топливомер.
Штурман был прав – в баках оставалось чуть больше половины от заправленного в берлинском Гатове топлива. Бензина пришлось залить не «под заглушку», а столько, сколько требовалось на маршрут «туда и обратно», так как оба самолета приняли на борт по нескольку тонн грузов. Здесь же, у измотанных частей 16-й армии, авиационного топлива попросту не было. Поэтому сейчас и приходилось думать об экономии топлива.
В пятый раз вернувшись на высоту пятьсот метров, тяжелый транспортник выполнил несколько разворотов. Штурман продиктовал исправленный курс. Даммер выпустил у самолета шасси и приступил к снижению.
«Последняя попытка. Последняя…» – твердил он мысленно, парируя штурвалом порывы ветра. Ни разу за свою карьеру военного летчика он не возвращался на базу, не выполнив поставленной задачи. Ни разу не докладывал командиру о неудаче, позорно пряча взгляд. Неужели пришел тот день, когда придется вкусить горечь поражения?
«Нет!» – упрямо мотнул он головой, отгоняя мрачные мысли.
И снова второй пилот стал диктовать показания высотомера:
– Триста пятьдесят. Триста. Двести пятьдесят…
Выдерживая курс, Даммер слегка подался вперед, к остеклению кабины. Так было удобнее искать огни или что-то похожее на большое светло-желтое пятно.
– Двести. Сто пятьдесят. Сто…
Даммер периодически включал посадочные фары, но мощные лучи тотчас натыкались на снежный заряд, образуя перед носом самолета сплошной белесый «экран».
– Девяносто. Восемьдесят. Семьдесят…
Сбросив перчатку с правой ладони, майор слегка увеличил мощность двигателей. Скорость снижения стала минимальной.
«Где эта чертова полоса? Где?!» – думал он, рыская взглядом по темноте.
– Шестьдесят. Пятьдесят. Сорок…
Это была высота принятия решения. Все предыдущие заходы закончились именно на этой высоте. Дальше либо вверх, либо, стиснув зубы, рисковать и продолжать снижение.
– Внимание, экипаж, – процедил сквозь зубы Даммер. – Садимся.
«Куда?!» – наполнившись ужасом, спрашивал взгляд второго пилота.
Но в этот момент впереди проявились несколько крохотных огоньков, впервые за долгий полет.
– Полоса! – воскликнул Даммер и еще крепче сжал штурвал. – Держим курс! Держим курс!..
Через несколько секунд пилоты отчетливо увидели перед самолетом две пары красновато-желтых огней на некотором отдалении друг от друга. Командир ни секунды не сомневался в том, что это бочки с горящим мазутом. Первая пара обозначала начало полосы, вторая – ее центр. А две последние бочки, по его мнению, пока еще находились за пределами видимости.
– Высота десять метров – выравнивание, – заученно продиктовал помощник.
На сей раз вспыхнувшие посадочные фары осветили заснеженную равнину, простиравшуюся в бесконечную темную даль. Несмотря на сильный встречно-боковой ветер, Даммер неплохо справился с посадкой. Основные шасси ударили о поверхность полосы, самолет слегка тряхнуло. Оторвавшись на полметра и немного пролетев, он мягко опустился и побежал по прилизанной ветром полосе.
– «Бруно», я – «Август», – позвал по радио Даммер. – Мы сели. Полоса довольно ровная.
– Понял тебя, «Август», – отозвался тот. – Снижаюсь. К посадке готов.
Второй пилот до рези в глазах всматривался в темноту. Наконец он тревожно произнес:
– Командир, я не вижу третьей пары бочек.
– Я тоже ее не вижу, – продолжая плавно подтормаживать колеса самолета, проговорил Даммер. – И еще я не увидел зенитных прожекторов, но это ничего не значит, Клаус. Мы должны были сесть, и мы сели. Сейчас свяжемся со встречающей командой и все уладим.
Глава семнадцатая
Великий Новгород – озеро Ильмень
21 августа 1945 года
Пропетляв по узкому проселку сквозь смешанный лес, старая «эмка» грязно-серого цвета выкатилась к большому озеру. Повернув, проехала вдоль илистого берега с шелестящими волнами мутной зеленоватой воды, нырнула под ивняк и… остановилась посередине разбитого лагеря.
Даже новое место не заинтересовало Анатолия так, как история с посадкой в здешних краях немецкого транспортного самолета.
– А что ж было дальше, дядя Сильвестр?! – спросил он с азартно горящими глазами.
– Дядя… – покидая автомобиль, усмехнулся тот. – Ты мне не племяш, а я тебе не дядя. Зови по-простому – Сильвестр.
– Хорошо, Сильвестр. Так расскажешь?
– Дела надобно сначала сделать. А сядем в лодку, наляжем на весла, тогда и закончу свой сказ.
Лагерь был обустроен на пологом склоне берега среди густого тенистого леса. Заметить бивак можно было лишь с открытой воды. Весельная деревянная лодка покачивалась тут же в небольшой заводи, привязанная веревкой к стволу ближайшего дерева. Чуть дальше от берега под раскидистыми дубами стоял большой шалаш, перед ним темнело округлое кострище. Огонь в нем разожгли недавно; языки пламени облизывали потемневший от сажи котелок, вода в котором только закипала.
Встречать приехавших вышел босой кряжистый мужичок лет сорока. Он был в необъятных семейных трусах и в порванной на груди тельняшке. В зубах торчала папироса, на плече висела двустволка, на поясе болтался кирзовый патронташ.
С Сильвестром и его сыном мужичок поздоровался, заискивающе улыбаясь. С Авиатором сухо и по-деловому. А на новичка воззрился с подозрительной строгостью.
– Это кого ж ко мне доставили? – справился он. – Никак новый пловец пожаловал?
– Он самый, – пробурчал Сильвестр. – Знакомься.
Мужичок протянул руку.
– Степан. Охраняю, значится, вверенное урочище. Приглядываю за лодкой, рыбачу помаленьку.
– Очень рад. Анатолий, – пловец пожал шершавую и почерневшую от солнца ладонь.
Покуда Сильвестр со Степаном болтали о делах, Егорий таскал из автомобиля в шалаш корзинки, покрытые светлой тканью. В одной позвякивали бутылки.
– Ну вот, покуда ныряешь за товаром, тут и ужин подоспеет, – дымя папироской, сказал Борька. – Уха, сальцо, свежий хлеб, яйца, овощи, самогон. Сильвестр на этот счет не жадный. Как у Христа за пазухой тут будем на полном обеспечении.
Анатолий оглянулся на огромное озеро.
– А где ж нырять-то?
– Сильвестр самолично свезет, – загадочно подмигнул Авиатор. – Окромя его, о том местечке никто не ведает.
Раздевшись до спортивных трусов, Анатолий сидел на отполированной временем деревянной лавке напротив работавшего веслами Сильвестра. Висевшее в зените солнце припекало макушку и плечи. Пловец изнывал от жары, деться от которой с лодки было некуда. Жуть как хотелось окунуться, но не плыть же в самом деле рядом?
Привычный к местной погоде Сильвестр по-прежнему был в рыбацкой куртке и словно не ощущал раскалившегося воздуха. Голову его прикрывала выцветшая панама с узкими полями, а на груди на тонком ремешке висел армейский бинокль.
Весла в уключинах мерно поскрипывали, когда Сильвестр тянул их на себя и энергичными взмахами перемещал назад. Анатолий предложил было сменить пожилого вора, да тот в ответ пробасил:
– Отдыхай за пассажира и береги силы. Твое дело – товар с глубины таскать.
Взрезая форштевнем ровную гладь, рыбацкая лодка довольно шустро удалялась от берега. Вода оказалась мутной, с зеленовато-коричневым оттенком только возле заводей и лиманов; чем дальше суденышко отплывало от бивака, тем она становилась прозрачней и холоднее. Гораздо холоднее, чем в Химкинском водохранилище. У лодочной стоянки, где Анатолий впервые опустил ладонь в набегавшую волну, она показалась теплой. Вдали от берега ее температура опустилась градуса на три-четыре.