Ерофей лежал в кузове, накрытый плащ-палаткой, смотрел в небо и молчал. Васильков сидел рядом, привалившись спиной к передку и наслаждаясь теплым солнцем, тишиной вокруг, запахами влажного весеннего леса.
Вдруг Ерофей посмотрел на Василькова и кисло улыбнулся.
– Полегче теперь нашим ребятам будет. Тяготил я их.
– Что за глупости? – возразил ротный. – С чего ты взял?
Вздохнув, он снова устремил взгляд в высокое синее небо.
– Неуклюжий я какой-то. Меня и мамаша прозвала непутевым. Всю жизнь я такой нескладный: за что ни возьмусь – все не так выходит. А ребята у нас в роте хорошие. Я ведь по-честному хотел, чтобы все было как лучше. И ни черта не получается…
Положение береговых ориентиров, по которым определялось место лежавшего на дне самолета, Анатолий запомнил железно. После убийства Сильвестра лодка трижды отплывала далеко от берега, и ему удавалось удачно привести ее к самолету. 26 августа Анатолию предстояло поработать лоцманом в четвертый раз.
Дождавшись приемлемой для погружения в воду температуры воздуха, Лоскутов и молодой пловец уселись в лодку, прихватив пустую торбу, финку, бинокль, фляжку самогона. Поправив торчавший за поясом пистолет, Лоскутов взялся за весла. Лука столкнул рыбацкую посудину с береговой отмели и, глядя вслед, осенил товарищей крестом… «Час туда, час на месте и час обратно», – прикинул он запас времени для приготовления сытного обеда. И поплелся в лес запасаться хворостом.
Самый возрастной член выездной команды банды Воропаева между тем работал веслами и четко выполнял команды молодого лоцмана и ныряльщика в одном лице. Путешествие к месту затопления немецкого самолета длилось около часа.
– Вроде прибыли, – опустив бинокль, сказал Анатолий.
– Как скажешь. – Лоскутов оставил в покое весла и поочередно бросил за борт якоря. Отхлебнув из фляжки, не забыл и про напарника: – Будешь?
– Нет, лучше после.
– Ну, с богом.
Температура воды была той же, что и день или два назад. Однако лезть в нее не хотелось из-за неприятного холодного ветра. В озерной воде будет не жарко, а после купания и подавно захочется поближе к костерку.
Пловец с тоской поглядел в небо, по которому быстро проплывала тонкая пелена облаков. Солнце пробивалось сквозь нее, но теряло тепло и становилось тусклым, бесполезным.
– Ладно… как говаривал один покойник: раньше начнем – раньше закончим, – повторил Анатолий слова Сильвестра и скинул рубаху.
Зачерпнув в ладони озерную воду, он ополоснул лицо и без раздумий прыгнул в воду.
Минут через сорок блужданий по прибрежному лесу Васильков внезапно остановился и вскинул руку. Капитан Коновалов мигом продублировал команду, бойцы группы замерли.
Незадолго до этого Сашка заметил между деревьями свежий след протектора. «Легковой автомобиль, – опустившись на корточки, определил он. – И это очень странно. Местные рыбаки – народ небогатый; на легковушках на рыбалку не ездят по той простой причине, что легковушек у них нет. И потом… какого хрена плутать меж деревьев по бездорожью, когда метрах в пятиста есть нормальный проселок от трассы до самого берега?..»
Поднявшись и подав знак капитану, он двинулся дальше по следам автомобиля.
По иронии судьбы, Сашка вновь оказался в родной и любимой им стихии. Несколько военных лет он командовал дивизионной разведкой. Не счесть, сколько дней провел на нейтральной полосе, срисовывая немецкие позиции, сколько раз хаживал за линию фронта за «языками» и разведданными. В лесу в любое время года, днем или ночью он чувствовал себя хозяином. Прекрасно маскировался и ориентировался, умел бесшумно передвигаться, по любому звуку безошибочно определял, откуда он исходит, замечал врага через частокол деревьев и густой кустарник.
Душа возрадовалась еще на околице Грязных Харчевен, где оперативники и милиционеры покинули автотранспорт и пешком направились в сторону леса. Эту необъяснимую странность в себе Александр подмечал с детства (потому, видать, и подался после школы в геологи) – будучи коренным москвичом, почему-то любил глубинку. Села, деревеньки, забытые богом местечки в пять-семь дворов, где нет почты, связи и медпункта; где понос лечат черемухой, а простуду – русской баней; где живут по законам, продиктованным суровой природной средой. В таких местечках в полной гармонии с окружающим миром обитала немалая часть советского народа. И уж точно не самая худшая его часть.
Пропетляв по автомобильным следам около сотни метров, Васильков опять остановился, прислушался… И знаком подозвал капитана Коновалова.
– Нутром чую: впереди что-то неладное, – тихо пояснил майор.
Не уловив лишних звуков, тот попытался что-нибудь разглядеть сквозь сплошную зелено-коричневую стену леса и даже приподнялся на цыпочки.
Тщетно.
– Позови людей. Можете передохнуть, оправиться, выпить воды. Но не курить и не болтать! Я вернусь через четверть часа, – распорядился Васильков и, мягко ступая по прошлогодней листве, отправился дальше.
Не пройдя и сотни шагов, он заметил в разрывах меж деревьев рябившую солнцем поверхность озера и блеснувшее заднее стекло автомобиля. Старенькая «эмка» была небрежно замаскирована срезанными ветками с подсыхавшей листвой.
Чуть ниже по пологому склону и ближе к берегу темнел большой шалаш. Перед ним горел костерок, над которым висел закопченный котелок. Возле костерка копошился парень в тельняшке и бесформенных брезентовых штанах. Орудуя топориком, он колол дровишки. На куче заготовленного хвороста майор приметил охотничье ружье, а из-за пояса «морячка» торчала изогнутая рукоять револьвера. Это насторожило и навело на мысль, что бивак разбит не простыми рыбачками. Ружьишко – вещь в диких местах полезная, особливо если в них приходится ночевать. А вот револьвер… Откуда он у молодого человека и для чего?..
Немного продвинувшись вперед, Васильков осмотрел участок берега, прилегавший к биваку. Берег был пуст, а небольшая заводь показалась вполне пригодной для стоянки рыбацкой лодки.
Вернувшись к группе, майор обрисовал капитану картину:
– Замаскированная ветвями «эмка», револьвер, ушедшая из заводи рыбацкая лодка…
– Да, все это очень странно и подозрительно, – согласился Коновалов.
– Надо окружить бивак и взять рыбачка, – заключил майор. – А там уж разберемся – причастен он к подъему со дна препарата или нет…
И все-таки тонкая облачность, закрывавшая путь прямому солнечному свету, здорово мешала. Там выше, на поверхности, или на берегу разница между ярким солнечным деньком и пасмурной погодой не ощущалась: так же светло, так же спокойно. А на глубине шести-семи метров в мутноватой озерной воде из-за этой разницы уже становилось темно. Нырнув первый раз, Анатолий, к своему удивлению, не обнаружил немецкого самолета. Пришлось подниматься на поверхность и после короткого отдыха продолжать поиски.
После второй неудачи раздосадованный пловец забрался в лодку, хлебнул из фляжки самогона и надолго вооружился биноклем.
– Ну, что? Куда грести, Толян? – нервничая и озираясь по сторонам, спросил Лоскутов.
– Не пойму… может, ориентиры освещаются по-другому… Давай метров на тридцать к северу, – поняв наконец свою ошибку, предложил Анатолий.
Лоскутов вытащил якоря, сел на весла, развернул лодку в нужном направлении и сделал несколько сильных взмахов.
– Здесь, – кивнул Анатолий. И следом за якорями прыгнул в воду.
И снова обжигающий холод, темнота на шести метрах. И раздражающая неуверенность – в какую сторону плыть, где начинать поиски?
Четырехмоторный транспортный самолет был сравним по размерам с огромным бараком или с парочкой товарных вагонов, но Анатолий наткнулся на него только с четвертой попытки, проплыв сначала три десятка метров на север, а после столько же на восток.
– Нашел! – появившись на поверхности, крикнул он. – Я нашел его, Фима!!!
Лоскутов подрулил вплотную к парню, снова заякорил судно, затем подал Анатолию свободный конец веревки, торбу и финку.
Успокоив дыхание, пловец снова ушел под воду.
Разделившись на тройки, оперативники обошли бивак с разных сторон и ровно в назначенную минуту одновременно появились из зарослей.
Ошалевший от неожиданности рыбак в тельняшке попятился и, запнувшись, сел на кучу хвороста. Его правая ладонь нашарила цевье старого охотничьего ружьишка.
Васильков выстрелил. Пуля щелкнула по отполированному прикладу, отбив от него несколько щепок.
Рыбачок испуганно отбросил ружье, но тут же опомнился и выхватил из-за пояса револьвер.
Сухо прозвучал второй выстрел. Незадачливый парнишка вычурно матюкнулся и схватился за пробитое запястье.
Не прошло и трех минут, как странный тип в тельняшке сидел со связанными руками на травянистом бугре и отвечал на вопросы Василькова. Кто таков? Откуда? Что делаешь на берегу? Где сообщники?..
Помимо спокойного и сдержанного сыщика рядом стоял капитан Коновалов. Этот громила с пятифунтовыми кулачищами недвусмысленно давал понять: будешь послушным мальчиком – поживешь, заартачишься – пожалеешь, что задержался на этом свете.
Некоторые из ответов рыбачка позволили Василькову сделать вывод, что он привел группу в нужное место. Посему трех бойцов из оперативного отряда он на всякий случай отправил патрулировать лес вблизи захваченного лагеря. Ким в это время проводил осмотр шалаша и автомобиля, а также потрошил обнаруженные личные вещи. Горшеня снимал на пленку фотоаппарата все, что могло представлять интерес для оперативного расследования.
Разматывая веревку, Анатолий опускался все ниже и ниже. Фюзеляж самолета скрывался внизу – за мутной и темной пучиной, но молодой человек точно знал: он там.
Гладкий округлый бок проступил из черноты как раз в тот момент, когда пальцы левой руки наткнулись на холодную твердь. «Вот он, родненький! – обрадовался Анатолий. – Теперь быстро отыскать вход…»
Он побывал внутри самолета больше десяти раз и неплохо представлял его форму с расположением крыльев, хвостового оперения, иллюминаторов и квадратного проема двери в грузовую кабину. При необходимости он мог бы найти вход и глубокой ночью – лишь бы лодка оказалась точно над самолетом.