– Завязывай со своими шуточками, мудак! – срезал его моряк, к явному удовольствию всех остальных собравшихся в комнате.
– Доброе утро, капитан, – сказал Портер.
– Доброе утро, ваше превосходительство.
– Ну что у тебя? – теперь уже с нетерпением спросил Кинкейд.
Капитан сдернул с головы фуражку и стряхнул с нее воду.
– Пропала «Мари II», – сказал он. – Я сам видел, как она зашла в гавань в тот вечер перед штормом. А вот как она покидала акваторию, не видел, но точно знаю: в море на ней выходить не собирались. И все же на месте ее нет как нет.
– Кто хозяин?
– Том Хафпенни. Я уже звонил ему. Он пришвартовал ее в тот день после полудня и больше не видел.
– Что это за судно? – спросил Блоггз.
– Небольшая рыбацкая шхуна. Шестидесятифутовая, с широким корпусом. Крепкая лодчонка. Встроенный двигатель. О том, в каком стиле она построена, можете и не спрашивать: наши рыбаки мастерят себе лодки на свой вкус, без всяких там книжек и инструкций.
– Но позвольте полюбопытствовать, – продолжил Блоггз, – это судно способно выстоять в такую бурю?
Капитан сделал паузу, церемонно поднеся спичку к трубке.
– Если бы за штурвалом стоял опытный моряк, быть может, и уцелело бы. Хотя и то едва ли.
– А далеко она могла успеть уйти до того, как разразился шторм?
– На несколько миль – не больше. Знаю точно, «Мари II» могла отчалить только вечером.
Блоггз вскочил, в беспокойстве обошел вокруг стула и снова уселся.
– Так где он может быть сейчас?
– Скорее всего на дне рыб кормит, идиот безмозглый! – Капитан произнес это не без некоторого удовлетворения.
Но одной лишь вероятности гибели Фабера Блоггзу было недостаточно. Слишком все неопределенно. От этого он ощутимо нервничал и не мог усидеть на месте. Его снедало разочарование. Он поскреб подбородок – ему давно пора было побриться.
– Я поверю, что он мертв, только когда увижу труп.
– Это едва ли.
– Пожалуйста, оставьте свои предположения при себе, – резко сказал Блоггз. – Нам нужна от вас информация, а не пессимизм.
И остальные офицеры в комнате вдруг вспомнили, что, несмотря на свою молодость, именно Блоггз здесь старший.
– С вашего позволения, давайте проанализируем имеющиеся варианты. Версия номер один: он покинул Абердин по суше, а «Мари II» угнал кто-то другой. В таком случае он, вероятно, уже добрался до места назначения, но едва ли покинул страну из-за шторма. Мы уже повсеместно привели в боевую готовность полицию, и это все, что мы пока можем сделать при таком раскладе.
– Версия номер два: он все еще в Абердине. Опять-таки здесь ведутся масштабные поиски. Мы ищем его, и больше пока ничего предпринять не можем.
– Номер три: он отплыл из Абердина морем. Кажется, мы все считаем, что такая возможность наиболее вероятна. Давайте разберем, как в таком случае могли развиваться события. Версия три «а»: он нашел какое-то укрытие или потерпел крушение либо у берега, либо на одном из островов, но выжил. Версия три «бэ»: он погиб.
Блоггз, по понятным причинам, не стал оглашать версию три «вэ»: он сумел перебраться на другое судно – скорее всего на подводную лодку – еще до того, как разразился шторм. Времени на это у него было мало, но теоретически он мог успеть. А если его подобрала немецкая субмарина, значит, все пропало и сделать они уже не смогут ничего.
– Если он нашел место, где можно переждать шторм, или потерпел кораблекрушение, – продолжал Блоггз вслух, – то рано или поздно мы обнаружим доказательства: либо саму «Мари II», либо ее обломки. Нам необходимо тщательно обследовать береговую линию прямо сейчас, а поверхность моря – как только наладится погода и в воздух сможет подняться авиация. Даже если он пошел на шхуне ко дну, все равно что-то будет указывать на это. Часть обломков обязательно всплывет.
– Таким образом, нам предстоит решать одновременно три задачи. Мы продолжаем поиски, которые уже ведутся; мы отправляем новые отряды на осмотр побережья к северу и к югу от Абердина; мы должны быть готовы начать воздушную разведку, как только погода немного улучшится.
Пока Блоггз говорил все это, он мерил комнату шагами взад-вперед. Теперь же он остановился и оглядел присутствующих.
– Вопросы, замечания есть?
К этому часу утомление овладело всеми, но неожиданный всплеск энергии Блоггза пробудил их от летаргии. Один наклонился вперед, потерев ладони, другой завязывал шнурки на ботинках, третий уже взялся за свою куртку. Теперь они оказались вновь готовы включиться в работу. Ни вопросов, ни замечаний не возникло.
23
Фабер лежал без сна. Его тело, вероятно, еще нуждалось в отдыхе, хотя он и провел в постели весь день, но мозг работал на повышенных оборотах, прокручивая возможные варианты, намечая планы действий… И подбрасывая мысли о женщинах, о доме.
Теперь, когда он оказался так близок к тому, чтобы выбраться отсюда, его воспоминания о доме сделались почти мучительно сладостными. Он думал о самых простых вещах: о колбасе, которую можно нарезать толстыми жирными кругами, о машинах, ездивших по правой стороне дороги, о действительно высоких деревьях, но более всего – о своем родном языке: твердых и точных словах, жестких согласных и простых в своей чистоте гласных, о глаголе в конце предложения, где ему и положено располагаться, придавая фразе смысловую законченность, какую сексу придает оргазм.
И стоило подумать об оргазме, как опять вспомнилась Гертруда: ее лицо под ним (вся косметика уничтожена его поцелуями), ее глаза, то зажмуренные от наслаждения, то с любовью устремленные на него, ее полуоткрытый рот, из которого то на вдохе, то на выдохе доносилось: «Ja, Liebling, ja…»
Глупости, конечно. Это он семь лет жил как монах, а у нее-то не было для этого никаких причин. После Фабера у нее могли быть еще десятки мужчин. Хотя не исключено, что она погибла под английскими бомбами, или от рук маньяков, которые посчитали ее нос на дюйм длиннее нормы, или ее сбил грузовик во время затемнения. В любом случае она едва ли помнит о нем. Вероятно, он никогда больше ее не увидит. Но она была для него важна. Она что-то для него значила, если именно о ней он сейчас вспоминал.
Обычно он не давал воли сантиментам, считал себя по натуре холодным, расчетливым и культивировал это в себе. Тоже своего рода форма самозащиты. Но сейчас, когда успех, казалось, был так близок, он позволил себе немного отпустить поводья. Нет, не ослабить бдительность. Ни в коем случае! Но самую малость предаться игре воображения.
Шторм являлся его союзником, пока бушевал. В понедельник он просто свяжется по рации Тома с командиром подводной лодки, и тот пошлет в залив шлюпку, как только море чуть успокоится. Если же буря уляжется еще до понедельника, может возникнуть небольшое осложнение в виде баркаса с припасами. Дэвид и Люси, вероятно, предполагают, что он на этой же лодке отправится назад на материк.
При этом Люси проникала в его мысли полнокровным цветным видением, которое он сам не до конца контролировал. Он видел ее поразительные янтарные глаза, следившие за тем, как он перевязывает ей палец, ее силуэт, когда она поднималась по лестнице, соблазнительный, несмотря на мешковатую мужскую одежду, ее спелые округлые груди, когда он застал ее нагой в ванной. А потом реальные события сливались с фантазиями, в которых она перегибалась через руку с бинтом и целовала его в губы, оборачивалась на лестнице и заключала в объятия, выходила из ванной и клала его ладони себе на грудь.
Он беспокойно ворочался на небольшой кровати, проклиная свое воображение, посылавшее ему мечты, подобных которым он не ведал со школьных времен. Тогда, еще до того как познать реальный секс, он мысленно выстраивал изощренные сексуальные сценарии, в которых фигурировали женщины постарше, встречавшиеся ему на жизненном пути: строгая экономка в их доме; жена учителя Нагеля – темноволосая и худощавая интеллектуалка; хозяйка деревенской лавки, красившая губы ярко-красной помадой и с презрением отзывавшаяся о собственном муже. Порой все трое могли фигурировать вместе в его особенно острой фантастической оргии. Когда же в пятнадцать лет он вполне предсказуемо соблазнил дочку горничной, затащив ее в сумрачный лес Западной Пруссии, всем сексуальным фантазиям пришел конец, поскольку они оказались несравненно лучше, чем принесший разочарование настоящий половой акт. И юного Генриха долго мучила эта загадка: где же столько раз описанный безумный экстаз, где ощущение полета, где мистическое слияние двух тел в единое целое? Поэтому фантазии стали невыносимы, напоминая ему о том, что он не сумел воплотить их хотя бы отчасти в реальность. Позже, само собой, и настоящий секс стал удовлетворять его. Он сделал открытие: оказывается, подлинный экстаз он испытывал, не получая его от женщины один, а только когда им обоим удавалось доставлять наслаждение друг другу. Этой глубокой, как он полагал, мыслью Генрих поделился со старшим братом, который тут же заявил, что никакое это не открытие, а известная всем банальность, избитый трюизм. И совсем скоро Генрих тоже это понял.
Со временем он стал очень неплохим любовником. Он находил секс интересным, а не просто актом, приносящим физическое удовлетворение. Но при этом так и не превратился в рокового соблазнителя… Завоевание женщины, победа над ней никогда не привлекали его сами по себе. Но в том, что касалось приемов, с помощью которых можно доставлять и получать удовольствие в постели, он превратился в настоящего эксперта, не разделяя, однако, популярного мнения, будто секс вообще дело техники и только. Очень многие женщины вожделели к нему, а тот факт, что он оставался по этому поводу в полном неведении, делал его только еще более желанным.
И сейчас он попытался вспомнить, сколько же всего было у него женщин: Анна, Гретхен, Ингрид, та американская девчонка, две шлюхи в Штутгарте… Он не мог вспомнить всех, но едва ли их набралось больше двадцати. Считая, разумеется, и Гертруду.