Пресса также думала, что идет обычная погоня за убийцей. На следующий день после того, как Годлиман сообщил в деталях о происшедшем, большинство газет в своих вечерних выпусках напечатали эту информацию. В утренние выпуски, предназначенные для Шотландии, Северной Ирландии и Северного Уэльса, информация не успела попасть, но на следующий день были краткие сообщения. Убитый в Стоквэле проходил как разнорабочий под вымышленным именем, приводились анкетные данные самого общего характера, намекалось на возможную связь данного убийства с гибелью Юны Гарден в 1940 году. В качестве орудия убийства прямо указывался стилет.
В Ливерпуле две газеты быстро прознали про мертвое тело, найденное в поезде, и обе задались вопросом, не замешан ли и здесь лондонский убийца со стилетом. Они навели в этой связи справки в местной полиции, но дело закончилось так же быстро, как началось. Редакторы получили телефонные звонки от главного констебля, в результате по данному поводу в газетах не появилось ни строчки.
В общей сложности было задержано сто пятьдесят семь высоких брюнетов, похожих на Фабера. Все, за исключением двадцати девяти, смогли доказать свое алиби, с остальными беседовали представители контрразведки. Двадцать семь призвали в свидетели родителей, родственников, соседей, которые подтвердили, что они родились в Британии и жили здесь в двадцатые годы, когда Фабер точно был в Германии.
Оставшихся двоих доставили в Лондон и подвергли вторичному допросу, на этот раз допрашивал сам Годлиман. Оба были холостяками, не имели живых родственников, кочевали с места на место, подолгу нигде не останавливаясь. Первый – хорошо одетый, с виду приличный человек, который безуспешно пытался убедить, что он постоянно ездит по стране, нанимаясь на временную работу, вроде сезонного рабочего. Годлиман прямо заявил ему, что в отличие от полиции обладает правом упрятать за решетку любого вплоть до окончания войны. Однако пустячные дела его не интересуют, к тому же показания являются сугубо конфиденциальными и не выходят за стены Военного министерства.
Услышав такое, мужчина сразу сознался, что он мошенник, и дал адреса девятнадцати пожилых женщин, которых обманул, украл драгоценности, причем сделал это за последние три недели. Годлиман передал его полиции.
Он чувствовал себя свободным от любых обязательств, имея дело с профессиональным обманщиком и вором.
Последний подозреваемый также раскололся достаточно быстро. Его тайна заключалась в том, что он по сути не холостяк, во всяком случае, уже долгое время. У него жена в Брайтоне. В Бирмингеме тоже. И еще в Колчестере, Ньюбери, Эксетере. В один день все пятеро предъявили брачные свидетельства. Многоженца отправили в тюрьму, где он сидел и ждал суда.
Годлиман по-прежнему спал в конторе, розыск продолжался.
Бристоль, вокзал Темпл Мида:
– Доброе утро, мисс. Пардон, что отвлекаю, вы не посмотрите здесь кое-какие снимки?
– Эй, девочки, пришел бобби, хочет, чтобы мы взглянули на его карточки.
– Ладно, мой хорошие, я серьезно. Просто скажите, видели вы его или нет?
– А он ничего, смотрится что надо. Была бы не прочь с ним познакомиться.
– Вряд ли захочешь, если узнаешь, что он натворил. Вы тоже посмотрите, пожалуйста.
– Никогда его не видела.
– Нет, не встречались.
– И я нет.
– Послушайте, когда вы его поймаете, спросите, не хочет ли он дружить с хорошей девочкой из Бристоля.
– Ну, девочки, вы даете… вам просто выдали штаны и оформили на должности носильщиков, а вы уже думаете, что и вести себя надо, как мужики…
Паромная переправа в Вулвиче:
– Мерзкая погода, констебль, правда?
– Точно, капитан, но, думаю, в открытом море сейчас еще хуже.
– Что-нибудь хотите? Или только на тот берег?
– Хочу, капитан, чтобы вы взглянули на одно лицо.
– Тогда давайте я сперва надену очки. Нет, нет, не волнуйтесь, на реке вдаль я вижу отлично, но когда нужно рассмотреть что-то очень близко, пользуюсь очками.
– Ну что? Напоминает кого-нибудь?
– Нет, абсолютно никого.
– И все же, если вдруг он вам попадется, сразу дайте мне знать.
– Безусловно.
– Все. Счастливого рейса.
– Спасибо. Если бы не эта чертова погода.
Лондон, Лик-стрит, 35, микрорайон Е1:
– Сержант Райли, какая встреча!
– Прости мое нахальство, Мейбл, служба. У тебя сейчас кто на постое?
– Все уважаемые приличные люди. Ты же меня знаешь, сержант.
– Да, конечно, вот, собственно, почему я здесь. Не может так быть, что один из твоих приличных в бегах?
– С каких пор сержант Райли ловит уклоняющихся от призыва в армию?
– Я этим не занимаюсь, Мейбл. Но кое-кого ищу, и если он здесь, то, скорее всего, сказал, что находится в бегах.
– Послушай, Джек, если я тебе поклянусь, что всех своих постояльцев хорошо знаю, ты уйдешь и перестанешь меня допрашивать?
– Гм… А почему я должен кому-то верить?
– Да все потому же, из-за 1936 года, когда нам вдвоем было хорошо, помнишь?
– Однако ты выглядела тогда моложе, Мейбл.
– Ты тоже, Джек.
– Хорошо, сдаюсь. Лучше посмотри на фото. Если этот тип появится, пошли мне весточку, договорились?
– Обещаю.
– И ни в коем случае не тяни.
– Ладно, надоел со своими наставлениями.
– Мейбл… он зарезал тут одну, приблизительно твоего возраста. Это я так, к слову.
В кафе «У Билла» на шоссе А 30, около Бэгшота:
– Привет, Билл, мне как всегда: чай и два куска сахара.
– А, констебль Пирсон, приветствую вас. Гадкая погода сегодня.
– Послушай, Билл, что у тебя на той тарелке? Ракушки из Портсмута, что ли?
– Да это булочки с маслом, вы же знаете.
– Не может быть! Тогда дай мне парочку. Спасибо… Вот что, ребята. Кто не хочет, чтобы его грузовик обыскали сверху донизу, пусть лучше сразу выходит… Так-то лучше. А теперь взгляните на фотографию.
– Зачем вам нужен этот парень, констебль? Забыл включить фары вечером?
– Постарайся не острить, Гарри, и передай фото по кругу. Кто-нибудь из вас подвозил этого типа?
– Только не я.
– Я тоже.
– Нет, констебль.
– Никогда не видел.
– Спасибо, ребятки. Если увидите, сообщите. Пока.
– Констебль?
– Да, Билл?
– По-моему, вы забыли заплатить за булочки.
Бензоколонка Сметвика в Карлайле:
– Доброе утро, миссис. Можно вас на минутку?
– Да, сейчас подойду, только рассчитаюсь с этим джентльменом… с вас двенадцать фунтов, шесть пенсов, сэр. Спасибо. Всего доброго…
– Как дела?
– Ужасно, как обычно. Чем могу быть полезна?
– Зайдем в помещение, ладно? Есть разговор.
– Пойдемте.
– Внимательно посмотрите на фотографию и скажите, не обслуживали ли вы недавно этого человека?
– Совсем не трудно. Сейчас у нас с клиентами туго. Да, точно, он заправлялся у меня.
– Когда?
– Позавчера утром.
– Вы уверены, что это он?
– Дайте еще раз взгляну. Конечно, мужчина старше, чем на фото, но лицо одно и то же.
– Какая была машина?
– Серая такая, с брезентовым откидным верхом. Двухместная. Спортивного типа. Да, там у подножки висела запасная канистра. Ее я тоже наполнила.
– Помните, как был одет мужчина?
– Смутно… вроде что-то из рабочей одежды.
– Высокий?
– Да, повыше вас.
– Где тут телефон?
Вильяму Дункану шел двадцать второй год. Это был высокий малый ростом более пяти футов, вес 150 фунтов, парень отличался крепким здоровьем. Такие показатели возникли не на пустом месте: Вильям почти все время проводил на открытом воздухе, его абсолютно не интересовали сигареты или спиртное, в общем, вел благопристойный образ жизни. И все-таки в армию его не взяли.
Казалось, он рос нормальным ребенком, может быть, лишь немного запаздывающим в развитии, пока в возрасте восьми лет его мозг не потерял способности развиваться дальше и остался на прежнем уровне. Вроде, никакой психической травмы, ушиба, сотрясения, поэтому непонятно, что явилось истинной причиной срыва. Какое-то время явно никто ничего не замечал, и в десять лет его считали немного умственно отсталым, в двенадцать – стали подозревать, что дебил, в пятнадцать все стало окончательно ясно, а в восемнадцать его уже вовсю звали Полоумный Вилли.
Родители Вилли входили в малочисленную фундаменталистскую религиозную группу, членам которой разрешалось жениться или выходить замуж только за своих же братьев и сестер по вере (возможно, это и послужило причиной слабоумия Вилли). Они, естественно, молились за него, но так как это не помогало, его повезли к врачу-специалисту в Стерлинг. Доктор, пожилой уже человек, дал ему несколько тестов и потом печальным тоном констатировал, сверкая очками в позолоченной оправе, что у парня мозг восьмилетнего ребенка и сделать ничего нельзя, так сказать, медицина бессильна. Родители продолжали за него молиться, но начали думать, что такой ребенок послан им Богом, чтобы испытать их веру, поэтому окончательно определились, что Вилли – блаженный и с нетерпением ждали дня, когда встретят его в раю в здравом рассудке, уже после исцеления. Однако пока он на земле, ему нужна работа.
Восьмилетний мальчик может разве что пасти коров. Какая-никакая, а работа, поэтому Полоумный Вилли стал пастухом. Малый пас своих коров в тот день, когда впервые заметил ту машину.
Он сразу решил, что там влюбленные.
Насчет влюбленных Вилли был в курсе. То есть знал, что такие существуют и проделывают друг с другом разные интересные штучки, специально выбирая места потемнее, например, густые кусты, кинотеатры или автомобили; подобные вещи держатся в секрете, болтать не принято. Итак, Вилли поспешил быстрее отогнать коров от кустов, за которыми стоял припаркованный двухместный «моррис», модель «Каули», 1924 года выпуска (впрочем, относительно автомобилей познания Вилли также были на уровне восьми лет). Он изо всех сил старался не заглядывать в машину, чтобы быть подальше от греха.