Вышло не так чтобы скоро, но желание есть проснулось, когда в комнату внесли блюда, и их одуряющий аромат потревожил нос. Марина успела прибраться на пару с Тамарой. Стол легко вместил угощения, а к моменту, когда я с трудом сел и схватился за ложку, в дверь постучал Иван.
– Ты как?
– Худшее позади.
– Как поправишься, девочки хотели бы тебя увидеть, – сообщил он и подсел к столу. Благо, Марина заказала на пятерых.
– Это какие?
– Спасённые. Они тебе обязаны и кое-что видели. Я с ними уже поговорил, но будет лучше, если вы лично ещё раз всё обсудите.
Я медленно кивнул. Голова работает пока с трудом, но мысль уловил.
– Что с информатором?
– Смылся, – досадно цыкнул Иван. – Понял, крыса, что раз вальнули Скотовича, то и за ним придём.
– Жаль.
– Хи-хи, Игорь, тебе если кого прибить хочется, то у меня спрашивай, – хитро посмотрела Марина. – Я столько сволочей знаю. Каждому можно в груди поковыряться.
Я издал нечто похожее на смешок. Полноценно смеяться не получается ещё.
– Успела собрать коллекцию в Петергофе?
– Их всегда видать лучше. Худое дело – славиться зело.
– Ладно, – прикрыл я глаза, – поел, теперь отдохнуть надо.
Минуло несколько дней. С каждым ко мне возвращались силы, да причём такие, что беспокойство взяло. Могущество магов может расти всю жизнь, а учитывая, сколь долго мы способны существовать, получается, что нет предела росту. Но если примерно в десять-двенадцать лет от роду, мощь может скачкообразно увеличиться, то всё остальное время скорость будет только замедляться. И тут я: был Гриднем, кому слабым, кому середнячком, а теперь вдруг Боярин. Это простому люду до фени, сколько там силушки у тебя, главное долг свой верши, а перед дворянами придётся скрывать.
Только я не умею этого делать, значит надо снова на поклон к Герде.
– Опять к женщине пойдёшь? – огорошила Марина, помогающая приладить кепку ровно.
– Ты откуда знаешь?
– Это чувство такое, – пожала она плечами и переключилась на воротник плаща. Сегодня без меха надел, погода наладилась. – Просто знаю и всё.
– Прости, Морена, но рассказать о ней не могу, – проникновенно отозвался я и посмотрел ей в глаза, – для тебя будет безопасней не знать.
– Ну, я не то чтобы ревную, просто вдруг ощутила её. Ты открылся мне, не сразу, но открылся и теперь я могу точно сказать, сколько у тебя было женщин.
Я молча продолжаю любоваться её глазами и лицом.
– Она хороша собой? Хотя, чего я, ты на других и не смотришь.
– На роль женщины она подходит меньше всего, – задумчиво произнёс я, – скорее женственность осталась в ней, как часть чего-то значительно большего. Отношения у нас в основном деловые, обусловленные духовным миром.
Мы немного постояли в молчании.
– Когда ты смотришь такими глазами, у меня все мысли убегают, – улыбнулась она. – Только бы ради этого жила.
– Ни за что не уходи от меня, Морена. Иначе я потеряю часть души.
На её лице расцвела радуга эмоций. Быстрых, но ярких.
– Да и в постели лучше меня нет. Ну, правда же?
– Истинная! – охотно отозвался я и склонился для поцелуя.
В гости с пустыми руками не ходят. С Гердой же всё ещё проще: если ты не приносишь пользы – Природе ты не нужен. Поэтому мне пришлось дать пару кругов по залитым утренним светом полям и весям, находя и исправляя больные места эфирной сетки. Благо, сил у меня теперь с лихвой.
Очень необычное ощущение. Всю жизнь я только догонял, терпел ушибы и сносил поражения. Отец, дядя, брат и обе матери – их сила всегда восхищала и этот уровень казался недостижимым. И вдруг, как-то незаметно, я обрёл мощь Ётуна. Теперь мне стала понятна очевидность Громовской школы.
Всё же на Севере мы идём к такому могуществу долгие десятилетия. Подавляющая часть одарённых никогда не перешагнёт чина Гридня. А на русских землях одарённость цветёт пышно, дико, разгульно.
Герда встретила на вершине холма. Я удостоился критического взгляда, будто бы ощупавшего с головы до пят и потом уже зазвучал вердикт:
– Такой юный, а такой сильный.
– И посильнее бывают. На Руси-то.
Она улыбнулась глазами.
– Бывают. Но ко мне не ходят.
– И пусть дальше не ходят, а то нечем будет.
– Ты думаешь, я такая жестокая?
Я подошёл, склонился поцеловать руку и уже потом отвечаю:
– Нет, просто пришлось бы мне им объяснять, кто главный зверь в твоём заказнике.
Ведьма чарующе рассмеялась.
– Опыт прожитых лет просит наречь тебя дурачком, но ему противиться нутро. Приятно всё же, когда за тобой ухаживают.
Я поклонился, а Герда ответила поклоном головой.
– Ладно, Игорь, пошли расскажешь откуда у тебя столько силы…
Половину часа она внимательно слушала последовательный рассказ. Меня не тревожила какая-то вина или даже сомнения, просто Синеглазым ведьмам можно рассказывать что угодно, уж кто-кто, а они секреты хранить умеют, вторая же причина довольно прозаична – мне хочется поговорить и словно бы закрыть тему со Скотовичем. Долгое время она копилась комком ненависти и обиды, будет хорошо, если расплету и развею.
– Чтобы ты верно понимал собственный дар, я объясню, как получилось, что люди стали управлять токами эфира, – заговорила Герда. – Одарённость по сути это уродство, нормальный человек способен лишь незначительно влиять на эфирную сетку. Например, коллективными молитвами можно поправить повреждённые и загнивающие участки. По воле же Великих Сил, было положено начало родам, могущим значительно больше. Маги стали сосудами для эфира, их мысли, желания и воля обрели большую силу. Возможности у всех разные, в том числе и по объёму накопленного эфира – маны. Если ты посмотришь на свои часы, то тоже обнаружишь сосуд, только искусственный. Это изделие вышло из рук адепта Английской школы, ткань окружающего мира в них сжата в виде складок. Получилось нечто вроде мешков, способных накапливать ману. Понимаешь меня?
Я кивнул и приложился к традиционному уже чаю.
– Если ты войдёшь в медитацию и всячески рассмотришь себя, то в одном из планов найдёшь собственное вместилище – эта мерность бытия доступна лишь божественным существам, но люди тоже могут влиять на неё, если получат на то разрешение. Боги иногда благоволят вам, ну а тебе уж точно Ахриман позволит. Нужно будет сжать ткань мира наподобие того, как это сделано в них.
Ведьма показала на часы. Задумчиво и по-новому взглянул на драгоценность. Всё-таки не зря отдал баснословные деньги за неё.
– Кажется, я понял.
– Когда научишься, то это не будет составлять особого труда, – объяснила Герда. Из узкого окошка на меня упали лучи закатного солнца. Уже мягкого, можно не щуриться. – Сложность тут в другом – люди, как существа, не способны мыслить, действовать и в целом проявлять себя, как божественные. Поэтому тебе будет трудно подчинить себе ткань мира. Но тут уже всё от тебя зависит. Я помогать не буду.
– Понимаю, – смиренно склонил я голову. – Но и выхода у меня особо нет. Возвращаться к полноценной жизни с новыми силами – это значит добровольно предать себя смерти. Учёные из Академии уже точно захотят меня на разделку.
– Ты в целом постоянно рискуешь, – с ноткой осуждения, произнесла Герда.
– Ваша правда, Хозяйка.
– Негодник, – рассмеялась она.
Солнце успело спрятаться за горизонтом, когда я вышел из дома-древа. Сейчас надо несколько вёрст идти к роще Хранителей, где буду себя пытать. Нет других исходов, кроме овладения умением изменять ткань мироздания. Я обязан этому научиться.
Лесной аромат необычайно сух. За последние дни солнце успело подсушить следы недавнего шторма, теперь можно с удовольствием вдыхать новые оттенки знакомого букета. Шум листвы и ручьёв ласкает уши, разбавляют его крики зверей, а руки то и дело скользят по стебелькам и веткам.
Роща осталась неизменной. Всё так же полна лучистой силы, удивительно ровным ковром растёт трава, а в сердце скрыта лужайка с чистейшим родником. Я тут же напился и едва не застонал от удовольствия и ломоты в зубах.
Медитативный сон быстро овладел мной. Я стал искать нужный ракурс и довольно быстро узрел на тёмно-синем фоне нечто напоминающее шар с кровотоками внутри, только вместо живородящей жидкости – испускающий свет нектар. Бледно жёлтого цвета, он обильно полнит все толстые и малые жилы, мерно пульсирует и даже истекает мерцающим туманом. Как сделать в этом чудном образовании карман я не представляю.
Попробовал протянуть нечто, что можно назвать руками, хотя ни плоти, ни формы они не имеют. Просто я знаю, что инструменты для взаимодействия есть.
Сначала возникло чёткое сопротивление. Как если бы ты неподвижно лежал под прессом земли, но не замечал этого, а стоило пошевелиться, как тело сковало и начало сжимать со всех сторон.
Издалека доносится многоголосое пение. Всё усиливающийся хор, тянет букву “А” и душу взял страх, ибо это напоминает невозможно огромную волну, что падает на тебя с этим криком.
Вдруг настала тишина и всякие прочие чувства пропали. Я ощутил лёгкость. Шар маны всё также мерцает передо мной. И теперь я могу коснуться его.
Пробрала особая дрожь. Такое бывает в минуты душевной истомы, когда само естество содрогается от чувств. Но что же сейчас делать с этим?
Время в тонком мире движется иначе, поэтому нельзя точно сказать, сколько я провёл в попытке свершить задуманное. Каждый раз я тратил некоторое количество маны, учитывая в каком месте и как я сейчас лежу, эфир быстро пополнялся, но я наседал, испытывал те или иные догадки и, в итоге, понял важное – какие либо изменения с шаром маны можно провести, только когда он обезвожен. Уже потом, когда стало получатся, я сначала ждал необходимого для воздействия объёма, весь его забирал и на пустое вместилище оказывал влияние.
Выглядело так: шар уменьшился и вытянулся, напоминая скруглённое по краям полено. Затем я сложил среднюю часть, как тряпицу и снова получился шар, словно бы разрезанный. Чёрную внутреннюю плоскость нарушает только яркий светящийся узел в самой середине, связывающий обе половины.