А там в воде картошка с мясом
Ныряет с жирной колбасой.
Спросил я папу: «Что это значит?»
А он мне: «Это просто так.
Сейчас вот выловим продукты,
А остальное все пустяк».
Пока мы воду с ним черпали,
Мой брат магнитофон чинил.
Не знаю, как с магнитофоном,
А телевизор он разбил.
Ну так и есть, и маг взорвался
И сзади стенку опалил.
Но тут мой брат не растерялся —
Магнитофон совсем добил.
Ну тут и я, от вас не скрою,
Задел нечайно самовар,
Ну он разбиться не разбился,
А вот бока себе помял.
Но тут шаги мы слышим в спальне,
Так сердце екнуло у нас,
Наверное, такого б страха
Не произвел и Фантомас.
Ну побежал навстречу папа
И объяснять ей что-то стал,
Весь гладкий, голый, как из бани,
А… тут в дверь к нам кто-то постучал.
Примерный мальчик
Детские стихи Игоря, конечно, наивны по содержанию и несовершенны по форме, но они милы и дороги моему материнскому сердцу и, полагаю, будут интересны читателю как своего рода «проба пера» юного поэта. Я их собирала, бережно хранила и переписывала в особую тетрадку, чтобы показать потом повзрослевшему сыну… После его гибели я с особым трепетом стала перелистывать и перечитывать эти бесценные для меня странички, и кое-что в его ранних стихах даже для меня стало высвечиваться по-новому…
Из школьных предметов Игорь отдавал явное предпочтение гуманитарным наукам: литературе, истории, географии – и, наоборот, терпеть не мог математику и физику. Видимо, у него это «наследственное»: я тоже никогда не любила эти дисциплины. И вот после экзамена по физике в десятом классе Игорь, расстроенный тем, как он полагал, что подвел своего любимого учителя, написал ему с отчаяния покаянное письмо в стихотворной форме.
Сегодня я неимоверно зол,
Кусаю локти и ругаюсь рьяно.
Я знаю, что я в химии – козел,
Я знаю, что я в алгебре – осел,
А в физике сегодня я прослыл бараном.
Прослыл я, как убийца всех надежд,
Надежд моего лучшего учителя.
Я отвечал невеждой из невежд,
Разоблачал нутро своих одежд
И надевал одежды я надежд губителя.
Ворочал языком я, как болван,
Забыл совсем все формулы и теоремы.
И, улыбаясь, – новоявленный баран —
Как будто в стельку стелек пьян,
Рукой дрожащей путал схемы.
И, не успев начать свой пренелепый сказ,
Успел открыть уже штук шесть иль пять Америк,
Куда-нибудь бы провалиться, скрыться с глаз,
Уж стал жалеть, что я не Фантомас,
Который смог спокойно б выйти в двери.
Все перепутав и перезабыв, имея пять болтов,
Я все надеялся сухим из моря выйти.
И плел, и плел, и плел я кучи слов,
Наверно, приплетал и эпизоды снов,
Которые я видел и не видел…
А Ломоносов на стене терпел, терпел,
Кривился, охал, ахал и косился.
Я на него смотреть никак не смел,
Но все же осмелел и посмотрел,
И тут он, заорав, сквозь землю провалился.
В гуманитарных я секу и спору нет,
Наук же точных ум мой избегает.
Простите ж, Юрий Алексеевич, мне мой ответ,
Простите и сведите злость свою на нет.
А я – башкой о стену – может, полегчает.
Сохранились четверостишия, варианты-наброски этого стихотворения:
ФИЗИКА
Физика – наука интересная,
Увлекательная физика, зовущая.
Но всему причина мысли пресные,
Мысли мои, день и ночь поющие.
Сколько, сколько я им раз приказывал:
«Бросьте, мысли, петь, учите Ньютона»,
А они со сценой крепко связаны,
Рампами и гаммами окутаны.
Но настанет время долгожданное,
Искуплю вину я пред наукою,
Сочиню я оперу эстрадную,
В ней гитара будет только штукою.
Физика же будет в ней за главного
Со своими выводами, вводами,
Музыка специально будет плавная…
Игорь уже в школьные годы не был обделен вниманием лучшей половины человечества. Одно время он дружил с девушкой по имени Лена. Их объединяла и общность интересов: вместе ходили в театральный кружок в поселке Первомайский (кстати, занятия вел очень опытный режиссер, серьезно относящийся к работе с детьми, он преподавал им азбуку произношения и т. д.). Но, как известно, в юности чувства непостоянны: увлечение вскоре прошло. При расставании с Леной Игорь подарил ей стихотворение «Зима и Лето»:
На краю земного света
Много, много лет назад
Встретились Зима и Лето.
Встали, смотрят и молчат.
Восхищаясь жарким Летом,
Вдруг промолвила Зима:
«Ты прекраснее рассвета,
Ты загадочней, чем тьма.
Каковы твои озера!
Глубоки, чисты, свежи.
Неба синие просторы,
Колоски пшеницы, ржи.
Соловьи в садах цветущих
Заставляют сердце петь,
И загадочные пущи,
Где живет один медведь.
Зелень рощ, долин просторы,
Тихих зорь пьянящий свет.
Красотой пленяешь взоры,
Пишет о тебе поэт».
«Я тронуто твоим рассказом, —
Промолвило, вздыхая, Лето. —
Но я тебе отвечу сразу,
Что красотой и ты одета.
Ведь ты, Зима, еще прекрасней,
Твой синий снег, морозы,
Твой месяц голубой и ясный,
Тебя жалеют злые грозы.
Лишь снег пушистый и прохладный
Морозный воздух освежает.
Твой белый снег совсем не жадный,
Тебя он всюду согревает.
Мои ж дожди дадут напиться
И тут же быстро убегают.
Я не успею освежиться,
А солнце уж меня сжигает.
Своей холодной красотою
Сердца пленяешь всех и всюду. Живи!
И будь всегда такою,
Тебя я в жизни не забуду…»
Так, восхищаясь красотою,
Они друг другом любовались.
И тут же (от тебя не скрою)
Они всегда дружить поклялись.
Но, подружив деньков немного,
Зима и Лето вдруг расстались…
Но почему? А потому, что спросить
Желания природы не догадались.
У Лета вымерзли березы,
Листва от холода опала,
Поникли, почернели розы.
И песня соловьев увяла.
А Зиму бросили метели,
Мороз обиделся, ушел.
Бураны гибнуть не хотели —
Мороз с собою их увел.
Но, спохватившись, раздружились
Зима и Лето в тот же час,
Перед природою взмолились,
И та простила их в тот раз.
И вместе больше их не зрели.
Где есть одна, там нет другой.
Послушай, Лена, не могли ли
И мы такими быть с тобой?
Я – Лето, ты – Зима, похоже?
А можно и наоборот,
Ведь финиш остается тот же,
Расстройства масса и невзгод.
И я прошу не обижаться:
«Терять листы» я не хочу.
Тебе ведь суждено влюбляться.
А я?.. Мечтать я полечу!
Разгадать свою долю
Вообще, уже в ранних стихах Игоря явственно просматривается тема поиска своего жизненного призвания, той «заветной цели», к которой стремилась его юная душа и достижению которой он посвящал все свои помыслы:
ДНИ
Пролетают, пролетают
И в пространстве где-то тают
Временем опутанные дни.
И не спросит, и не спросит
Сила та, что дни уносит,
Почему остались вы одни
В мире, где люди живут,
Где люди живут.
В мире, где люди живут,
Легко захлебнуться в счастье
Или в несчастье – все равно,
Если вы не смогли отыскать
Свою дорогу в жизни,
Ведущую к заветной цели.
Стремясь «разгадать свою долю», Игорь в стихотворении, написанном им в девятом классе, подходит к интуитивному пониманию какой-то даже фатальной предначертанности своего жизненного пути:
ДОЛЯ
Сто несчастий ходит рядом,
Сто немых врагов,
Ни преграды, ни ограды, ни следов.
Жизнь, ведешь тропинкой в поле
В темные края.
Ах ты, доля, что за доля
Странная моя…
Рядом плещет морем счастье,
Сто друзей вокруг.
Все печали и ненастья
Разбежались вдруг;
И ведет тропинка в поле
В светлые края,
Ох ты, доля, что за доля
Странная моя…
Заискрились звезды в небе,
Заплясали вдруг,
Где я был и где я не был,
Ты ответь мне, друг.
Жизнь – тропинка в тихом поле,
Ночь – любимая,
Ну и доля, что за доля
Странная моя…
Сохранился вариант одного из четверостиший:
Разгадаю свою долю
В дальних тех краях.
И скажу – спасибо, доля
Странная моя…
Уже в школьные годы в Игоре пробуждалось то стремление к глубокому философскому постижению мироздания и сути человеческого бытия, что столь явственно проявилось в его зрелой поэзии. Так, сплошь испещренные написанными еще детским округлым почерком строками ли