Я уже говорила, что у нас в семье часто звучала музыка. Собиралась компания – обязательно пели. А когда Игорь видел рояль, то загорался весь. После школы он сразу делал уроки, такая была у него привычка, не оставлять «на потом». Я ему иногда предлагала:
– Игореша, иди на улицу побегай. Немного развеешься.
– Нет, мамочка, пока не сделаю уроки, никуда не пойду.
Сразу делал все уроки, а потом говорил:
– Теперь я свободен до вечера.
После этого он шел во двор гулять. Но иногда просил:
– Мама, а можно я пойду в школу и поиграю на пианино?
Я в школе в свое время тоже «играла» на пианино. Пробегала по клавишам. Думаю, пусть пойдет побренчит.
И Игорь довольно часто стал уходить в школу играть на фортепиано, но никогда не хвалился, что уже чему-то научился. Он уже закончил школу, а мы и не знали, что он умеет играть.
Сразу после школы у Игоря было первое серьезное увлечение: он познакомился с девушкой по имени Света. Она закончила училище имени Даргомыжского по классу фортепиано, у нее дома стоял инструмент.
Игорь нам говорил тогда:
– У Светы дома так хорошо, у нее пианино, я часто играю.
Однажды нас пригласили в гости на Светланин день рождения. Гости сели за стол, и вдруг Светина мама попросила:
– Игореша, сыграй нам что-нибудь на пианино.
Игорь сел за инструмент и заиграл. Отец посмотрел на меня, а я на него: неужели это наш Игорь так играет?
– А разве вы не знаете, что Игорь прекрасно играет?
– Конечно, не знаем, откуда нам знать?
Игорь засмеялся и спросил:
– Мама, а что тебе сыграть?
– Не знаю. Играй, что хочешь, а мы послушаем.
Он долго играл, а потом предложил:
– А теперь вы спойте песню, а я буду аккомпанировать.
Светин отец, две ее подружки, мы с Максимычем запели, Игорь нам аккомпанировал – и делал это настолько правильно, настолько тонко!
Бывает, что люди, аккомпанируя, немного не попадают в тональность, с Игорем такого не было. И тут я пришла в уныние: Господи, так ведь ему нужен инструмент, где же я возьму шестьсот рублей на пианино?!
Одна гостья меня успокоила:
– У моей дочки семь лет было пианино, взятое напрокат. Это очень удобно. Может быть, потом Игорю инструмент и не понадобится. Зачем же его покупать?
На другой же день мы с сыном побежали в ателье проката. Там стояли три инструмента, но таких расстроенных, старых! Вижу, Игорь подавлен:
– Игорь, выбери какое-нибудь пианино, которое хоть как-то бренчит. Потом настроим.
Он попробовал играть, и продавщица, увидев, что он очень профессионально берет аккорды, предложила:
– Подождите, не спешите, оставьте нам открытку. Я вас буду иметь в виду. Одна девочка закончила музыкальную школу и должна через месяц вернуть инструмент, мы его оставим для вас.
Действительно, через месяц пришла открытка: можно было забирать инструмент. Поехали, погрузили, привезли домой. Прокат стоил тогда четыре рубля в месяц. Это было вполне доступно, а инструмент оказался очень хорошим. Сколько радости он доставил Игорю! За ним всерьез изучалась нотная грамота, сочинялись первые песни. А нам Игорь доставил столько удовольствия! Я очень любила полонез Огинского. Когда его передавали по радио, я включала громкость на полную катушку и замирала. Еще в лагерном театре мы ставили пьесу, в которой гости танцевали этот полонез. Он мне как-то запал в душу, и до сих пор, вот уж и Игоря нет, его маленький Игорек мне играет…
Уже живя в Москве, сын приезжал в гости и первым делом играл мне этот полонез. У меня в памяти осталась такая картина: открывается дверь, появляется Игорь, разувается, босиком подбегает к пианино, открывает крышку и играет полонез Огинского, а я стою рядом, замерев от восхищения. Меня так трогала эта сыновья чуткость.
В 1974 году мы провожали Володю в армию. Тяжело провожали, я очень плакала. Посадили мы Володю на автобус и пошли домой. Игорь и говорит:
– Мамочка, можно я вперед побегу?
От вокзала до дома было два километра. Он побежал, а мы с мужем пошли потихоньку. Подходим к дому, а Игорь выходит навстречу:
– Мама, а я стихотворение написал.
Брата в армию забрали,
Ну и пусть.
Что о нем не буду плакать,
Поклянусь.
Государство наше надо ж
Защищать.
Чтобы люди все могли спокойно
Спать.
Не тужите же, родные, по нему.
Там ему не будет скучно одному.
Он же служит в мирной стороне,
Он же с нами рядом, а не на войне.
Раньше ведь служили столько лет,
Приходил домой не парень – дед.
А теперь там служат месяца,
Да и то шутя и спрохладца.
В заключение хочу сказать.
Что ему недолго воевать.
Через месяц он придет домой,
Только не такой, как прежде…
С лысой головой.
Володя служил в 1974–1976 годах в Киргизии. Я летала к нему в 1975 году, и он с гордостью показывал мне свою воинскую часть. Когда Володе удавалось получать увольнительную, он с другом уходил в горы, к водопаду. Забирался на гору и стоял на макушке: взглянешь налево – снег, направо – зелень, солнце. Он часто присылал нам письма с описанием этой красоты. Скучал по домашним. Игорь написал и отправил ему в армию такое шутливое стихотворение:
Во глубине Тянь-Шаньских гор
Ты будь примерным «мушкетером».
Не пей ни водку, ни «Кагор»,
Всегда будь с ясным, трезвым взором!
Союз нам надо защищать
От всякой нечисти и гадов,
А коль придется недоспать,
Ты недоспи, брат, знать, так надо!
Пусть воздух диких скал и гор,
Небесной синевы просторы —
Природы вытешет топор
Тебя такого же, как горы.
Даю наказ перед концом:
Не смей скучать и быть понурым.
Как ненавидишь подлецов,
Так ненавидь быть часто хмурым.
Лидер
В ранних стихах Игоря раскрывались его формировавшийся характер, его способность чувствовать несправедливость и чужую боль. Вот одно из таких стихотворений:
О КЛАССЕ
Полдень. Конец урока.
Время шепчет: «Скоро домой».
Преподаватель читает нам Блока…
Вдруг перед школой проходит слепой.
На поводке у него собака,
Самый надежный и преданный друг.
Вдруг наш остряк плоский и задавака
Смотрит в окно и смеется, да вслух.
Слепой неуверенно как-то шагает,
Тычет палочкой в мокрый снег.
Ребят это зрелище так занимает,
Что шепоту вслед звучит смех…
Смейтесь! Конечно, что ж не смеяться
Над бедным несчастным слепым стариком.
В оправдание скажете: «Не могли удержаться»,
И смех стал другом вам в деле плохом.
Сыты? Сыты! Одеты? Одеты!
Никогда не слыхали грохот войны,
Вы, обнаглевшие с жиру «кадеты»
Молодой и свободной страны!
К вам обращаюсь я, «комсомольцы» в кавычках,
Правда, и сам я не идеал,
Но вопреки моей к смеху привычке,
Героя войны я не осмеял.
Зажрались, залились, заврались, забылись,
Не помните тех, кто вам жизнь сотворил,
Кто в жизнь был влюбленный,
Но пулей сраженный,
Не дожил и недолюбил.
Ребята, давайте такими не будем.
В каждом же что-то хорошее есть.
Давайте сознание наше разбудим
И совести нашей прикажем расцвесть…
Еще одно стихотворение, посвященное нашей крестной матери – тете Лиде и написанное экспромтом на подаренной ей фотографии. Удивительно, но в этом, по сути, программном стихотворении сформулирована четкая жизненная установка: в свои семнадцать лет Игорь смог определить цель жизни, то есть сделать то, на что способны не все, даже умудренные опытом люди.
На светлую, долгую память
Себя на листе Вам дарю.
Хочу я Вам радость доставить,
Смотрите: я сценой горю!
И пусть даже внешне спокойный,
Внутри я пылаю мечтой!
Мечтою высокой, привольной,
Зовущей, толкающей в бой.
На бой с паразитами жизни,
На бой из-под рамп и софит.
Любой паразит только пискни —
Ты будешь со сцены убит.
И пусть я пишу, тетя Лида,
Не как настоящий поэт,
В словах моих правда зарыта,
А с правдой горячий привет.
Я буду к той цели стремиться,
Какой не достиг мой отец.
Я буду учиться, учиться,
Отцов доплести чтоб венец.
Осенью 1973 года произошли события в Чили. Раньше подобные события представлялись нам как? Мучения, ад, цепи, рабство, непоколебимость борцов против тирана… Существует такое понятие, как «всемирная отзывчивость» русской души, введенное Достоевским в «Речи о Пушкине» (1880 г.). Не боюсь показаться пристрастным, но думаю, что в Игоре эта отзывчивость с юных лет проявлялась в обостренной форме. Душа его болела за это маленькое государство. Так появилась песня «Ночь над Чили». Это была первая политическая песня Игоря. Кстати, она победила на конкурсе художественной самодеятельности:
Тучи землю оросили
В ночь над Чили, в ночь над Чили.
Тучи небо все закрыли,
В сумрак спрятали луну.
Море воет и бушует,
Словно гибель Чили чует,
Словно знает – жить свободно
Ей осталось ночь одну.
Точно знает – жить свободно