В двадцать тридцать, когда я оттирал очередной противень вместе с девочкой-посудомойкой, я решил, что мне пора.
Лара, в очередной раз, пообещала послать сына с хлебом и даже с суденышками мяса, к моим товарищам в подвал. Я тепло попрощался с ней, еще раз проверив, что она верно записала телефон Семена Панова, моего коммерческого директора. А еще я проверил, что она точно, ни отходя ни шага вправо-влево, прочтет Семену мою записку. Когда-то мой безопасник, Руслан Дзантиев, предусмотрел такую вероятность. Он предполагал, что кто-то из нас, из участников «малого совета» группы компаний «Максим», может оказаться в положении, в котором сообщение будет передано через третьих лиц. Для этого Руслан ввел словесную кодировку. Поэтому слово «компот» в тексте Лары должно было подтвердить Семену, что автором текста являюсь именно я. Ну а другие слова, стоящие в нужном порядке, говорили Семену, что я доверяю этому человеку и прошу ему содействовать.
В девять вечера я вышел из кафе «У Лары» и пошел в сторону дома Толика, курсанта ФСБ.
Я отлично понимал, что геолокация места моей вчерашней ночевки хорошо известна организаторам игры. Именно потому я и выяснял у Толика, есть ли у него одинокие соседки. Но увидеть двух камуфляжей, сидящих на скамеечке у подъезда Толика, я был не готов.
— Привет, бабушки. Что, наркоманов и проституток считаете? И как, кого тут больше? — Неуклюже маскирую я свое удивление.
Неужели мои визави решили пойти в клинч и, вопреки обещанию, применить ко мне сегодня вечером какие-то санкции? Или мне просто демонстрирую предсказуемость моих действий? Оба варианта — так себе.
Третий этаж налево, дверь с кирпичной обивкой в ромбик. И звонить не нужно. Дверь приветливо открыта. Не как в сериалах, где герой обнаруживает, что дверь не заперта в тот момент, когда стучит в нее, а заранее, она просто напрочь распахнута. Шаг. Второй. Комната. Все перевернуто вверх дном, полки сорваны со стен, шкафы качают от сквозняка отворенными дверями. Пол устелен тряпьем, раскрытыми книгами, раздавленными остатками дорогого германского сервиза «Мадонна».
Толик в ванне. Он лежит в одежде, руки сложены на животе. Я пытаюсь найти сонную артерию под ухом. Ничего. Ноль.
Никаких следов насильственной смерти мне, как откровенному непрофессионалу, не видно.
Почему-то я очень спокоен. Я, мать его, совершенно спокоен и это начинает меня бесить. Я умный человек. Я удачлив и богат. Я люблю жизнь и искренне ею наслаждаюсь. Почему я спокойно смотрю на труп двадцатилетнего пацана? Мальчишки, который мне помогал, и который мог бы помочь еще чертовой куче людей, стань он тем, кем планировал.
Почему-то я знаю, что двое камуфляжей на скамейке у подъезда ждут моего выхода. Они, уверен, неотрывно смотрят на деревянную дверь подъезда, чтобы не пропустить тот миг, не потерять мое выражение лица, когда я вылечу из парадной. А вот хрен вам.
Мое рацио четко говорит мне, что Толик не мог оставить пистолет, куртку-горку и балаклаву умершего в гараже охранника, и, главное, магнитный ключ-разблокиратор браслета. Он не мог оставить все это в квартире. По крайней мере я надеялся, что хотя бы ключ он всунет в почтовый ящик.
Спускаюсь на первый этаж. Почтовый ящик пуст. Он открыт и свержу, и снизу. На внешней стороне ничего не прикреплено скотчем. Шарю руками по всем углублениям почтового закутка. Пусто. Хотя…
На часах 19:36, вот очень сомневаюсь, что библиотеки тут работают допоздна.
Возвращаюсь на третий этаж. Звоню.
Снова никто не озаботился накинуть цепочку и дверь просто отворяется.
— Привет, Марина, я утром полотенце приносил. К тебе сосед не заходил сегодня, Толик? — Я улыбаюсь, широко, словно идиот, получивший мороженое. И вижу в глазах понимание. Она не удивлена. Она просто чем-то глубоко расстроена. — Можно я зайду?
— Так это на вас нам охотиться нужно? — Это первые слова, которые я слышу от Марины.
Мы сидим на маленькой кухоньке, деревянный стол буквально в метр, над ним, на стене, подвешена микроволновка, напротив раковина и холодильник «Зил», со слизанными углами.
Хозяйка, не спрашивая меня, накидала кофе в турку и поставила на газ.
— Точно. За куртку и ботинки вроде как по две тысячи платят. Сколько за тело — честно не знаю. Вроде бы пока что приз не назначен.
— А вам не стыдно? — Неожиданно женщина отворачивается от конфорки и пристально смотрит на меня.
— Разумеется мне стыдно. Очень часто. Стыд и сожаление вообще присущи любому человеку. Но вероятно сейчас вы говорите не о гипотетическом чувстве, а о каком-то конкретном случае?
— Вот именно, случае. Для вас люди — это случай. У парня родители погибли, он совсем один, а вы его…
— Стоп. А что «я его»?
— Я в квартиру заходила. Я как раз с работы шла, когда ваши солдаты Урфин Джуса из подъезда выходили. К Тольке зашла, потому что дверь была распахнута, а он там…
— А ведь в полицию вы не побежали. Даже смотрю, переоделись в домашнее и кофе завариваете.
— А это потому, что я знаю, что такие как вы, все равно сухими из воды выйдите. Думаете я не знаю, что тот, кто полицию вызовет, тот и первый под подозрение попадет?
Да сколько же она детективов в своей библиотеке проглотила?
— Мы можем бесконечно долго беседовать, а можем сэкономить время. Отдайте то, что вам оставил для меня Толик.
— А почему вы так уверены, что он что-то для вас оставил?
— Это не уверенность, это надежда. Потому что, если он для меня вам ничего не оставил, я разумеется сделаю все, что задумал, но мне будет намного сложнее. Хотя вру. Если он вам ничего не оставил, то сама вероятность того, что я смогу за него отомстить, снижается до минимума. Я конечно стану делать то, что планирую, но шансы на выигрыш будут намного ниже.
Толик оставил. Он был умным парнем и сообразил, что пантомима на площади привлекла к нему внимание. Поэтому он оставил камуфляжную куртку-горку, балаклаву, пистолет и магнитный разблокиратор соседке, попросив передать его только тому человеку, который утром приносил ей полотенце.
А еще мне очень повезло. Марина, так же, как и семья Толика, жила в этом доме, почти сорок лет. Столько же в нем жили и другие соседи. Это в современных новостройках, в новых спальных микрорайонах, жильцы одного подъезда могут не знать друг друга. В маленьких городах, в старых домах все иначе. Тут вечером никому не придет в голову бежать за хлебом в круглосуточный магазин. Во-первых, и круглосуток тут нет, ну а главное, проще ведь просто постучать к соседу и занять пол булки до завтра…
— Максим, мы в подъезде дружно жили много лет, на праздники друг к другу ходим, скоро вон опять, по вечерам всем двором на улице чаепития будем устраивать. С мятой. У нас во дворе, прям под водонапорной башней, мята растет, дикая, как бурьян. — Женщина улыбается, но ее глаза влажно блестят. — У нас в доме конечно люди умирали уже. Это ведь естественно. Как рождение, как любовь, как счастье. Смерть она тоже естественна. Но Толька не должен был умирать. Он же один в семье был. Вот так, за год, семьи и не стало. Если ты можешь как-то с его убийц спросить, ты обязан это сделать. Потому что мы этого сделать не можем, а ты можешь. А если кто-то не делает то хорошее, что он в состоянии сделать, то он такой же злодей, как и тот, кто открыто зло совершает. Поэтому и я, и соседи с первого этажа тебе поможем, но ты мне пообещай, что ты правильно поступишь.
К этому времени Марина уже надела на себя мои смарт часы и сбегала к соседям с первого этажа, заручившись их согласием.
Мне от соседей нужен был их балкон. Через него я планировал выйти на улицу, на сторону, противоположную подъезду, перед которым все еще сидела парочка камуфляжей. А еще, я пытался настоять но том, чтобы Марина следующую ночь провела не одна, у себя, а у тех же соседей с первого этажа, в большой трехкомнатной квартире (шестьдесят четыре квадрата), где живет семья из четырех человек. По словам Марины сосед, глава семейства, молодой парень двадцати пяти лет, отслужил срочную и еще и задержался в армии на пару лет по контракту. Я решил оставить ему мой пистолет, добытый у охранника в гаражах.
Но Марина повела себя совершенно неожиданно. Она сама взяла пистолет:
— Девяти миллиметровый Стечкин, — ловко выхлестнула магазин в левую ладонь, — двадцати зарядный.
Увидев мой недоуменный взгляд смущенно улыбнулась.
— У меня отец военным был, и муж бывший… Я с детства оружие люблю. А в библиотеке интернет, и компьютер бесплатный. А так, как у нас народ в библиотеку ходит, у меня времени на ютьюб остается выше крыши… Я бы наверное в простого грабителя не смогла бы выстрелить, а в этих, которые призы за вашу одежду объявляют и Тольку которые… Я, если что, смогу, не переживай.
Была половина второго ночи, когда я и Марина подошли к двери соседа на первом этаже. Чуть замешкавшись, женщина привстала на носочки и чмокнула меня в щеку.
— Удачи, я помолюсь за тебя. — Прошептала она и нажала кнопку звонка.
Через несколько минут я стоял на траве, с противоположной от входа в подъезд стороне дома, и подбирал сверток, скинутый Мариной с балкона. Идти по городу я предпочел в своей, выданной организаторами, куртке. Черный кожзам лучше сливался с темнотой неосвещенных улиц. В горку я переоденусь уже возле своей цели. Надеюсь, организаторы отслеживают сигналы с трекеров постоянно и сейчас они видят, что точка «М. Романов» не движется, игрок вторую ночь подряд проводит в пятиэтажке с водонапорной башней во дворе.
К трехэтажному зданию гостиницы я подошел в районе двух часов ночи. Идеальное время для того, что я задумал.
На любом отеле, гостевом доме или гостинице обязательно висит табличка с режимом работы «круглосуточно». Не верьте. Я очень много ездил по российским городам, тогда, когда еще не мог себе позволить жить исключительно в пяти звездочных отелях. А еще, я очень часто останавливался в гостиницах, имеющих в названии слово «Турист». И я знаю, что хуже могут быть только отели, имеющие название, связанное со спортивными клубами. В любом случае, несмотря на табличку с режимом работы, вход в эти гостиницы после десяти вечера будет закрыт на замок. Но, как и в случае с ресторанами, в гостиницах должен быть запасный выход. Хотя тут уже скорее благодарность нужно выражать не пожарным или санэпиднадзору, а закону о запрете курения и лени портье. Ну в самом деле. Не станет ночной работник открывать центральную две