Игра Бессмертных — страница 39 из 51

В тот вечер Финист по старой привычке пытался отвлечься в клубе, но ни танцы, ни общение с другими посетителями не радовали. Тогда он просто сел за стойку и даже не заметил, что к нему кто-то подошел. Лишь когда этот кто-то ткнул его в ребра, сокол подскочил от неожиданности. Сердце его радостно затрепетало при виде старого друга.

– Баюн!

– Привет, братец, – ухмыльнулся тот.

Перед Финистом стоял субтильный молодой человек, облаченный в черную рубашку и брюки. Одежда резко контрастировала с белой, как снег, кожей. Парень убрал со лба медную челку и слегка поклонился.

– Все гадал, узнаешь или нет? Давненько мы не виделись!

– Как не узнать! – голос Финиста звенел от радости и восторга.

Он схватил протянутую руку Баюна и, притянув его к себе, крепко по-дружески обнял. Тот ответил ему не менее горячим объятием.

Пожалуй, именно Баюна Финист мог считать другом и родственной душой. Они оба когда-то были длаками, оба отдали свои оборотнические сущности в обмен на другие дары и оба стали от этого несвободными. Разве что Баюн не умирал и не воскресал подобно Финисту.

Но, заключив сделку, кот получил способности к колдовству и мог насылать иллюзии, чем активно пользовался. И все-таки был вынужден тоже действовать так, как от него требовал хозяин.

Молодые люди разомкнули объятия, и Баюн сел рядом. Когда-то гигантский сокол и огромный кот сидели так на крышах московских зданий, наблюдая за городом. Потом желания их хозяев изменились, и они стали меньше времени проводить вместе. А в последние годы и вовсе толком не виделись.

– Как ты, Баюн?

Тот пожал плечами. В светло-зеленых глазах мелькнула печаль.

– Я надеялся встретить тебя здесь, Финист. Искал. Слушай, я больше так не могу…

Он посмотрел на свои ладони с тонкими длинными пальцами. Те превращались в стальные когти, когда Баюн принимал облик кота.

– Что с тобой? – Финист в смятении коснулся плеча друга, и тот поднял на него взгляд. Глаза Баюна становились темно-янтарными, почти красными, когда он обращался.

Он вздохнул, успокаиваясь, и уже с легкой улыбкой взглянув на друга, объяснил:

– Хочу избавиться от его контроля. Пятьсот лет!.. Пойми, я просто устал. Но он не даст мне свободы, слишком нужен ему. Я его глаза и уши в городе. Благодаря мне он знает обо всем. Нет, он не отпустит меня.

Финист не верил своим ушам. Баюн всегда был так собран, так спокоен и держался, будто его все устраивает! Конечно, он жаловался порой на то, что хочет сбросить оковы контроля, но никогда еще сокол не видел кота в таком смятении и отчаянии.

– Я избавлюсь от него, Финист. Понимаешь? Уже совсем скоро. Я знаю, что нужно сделать. Готовлюсь. Нельзя торопиться, но и медлить тоже.

– Баюн, что ты говоришь?! – испугался Финист. – Ты не можешь пойти против хозяина! У вас договор! Магия убьет тебя! Что я буду делать один?!

– Не волнуйся, – Баюн накрыл руку друга своей. Он продолжал улыбаться. – Я не пойду против него, не хочу умирать. Я придумал другой способ. Для всех бессмертных скоро настанут страшные времена.

– Ты меня пугаешь! Прекрати говорить загадками! Что ты знаешь?

– То же, что и все, только я умею анализировать. Ты же слышал про убийство Соколова и смерть Лонгинова? И опасность не обойдет вервь богов. Что-то происходит, что-то очень темное. И пока мне не ясно что. Но я слежу, и если смогу воспользоваться происходящим, чтобы освободиться, то сделаю это.

Финист тяжело выдохнул. Слова Баюна успокоили его. Он даже решил, что придал фразам друга слишком мрачный смысл. Из них двоих именно кот всегда отличался рассудительностью и вдумчивостью. Баюн прав – нужно не только смотреть, но и анализировать увиденное.

Только его слова о свободе больно резанули Финиста. Жизнь кота не была связана с жизнью хозяина, и если с последним что-то случится, то Баюн действительно освободится. С Финистом было иначе.

– Прошу тебя, будь осторожен, – попросил сокол друга.

– Я не брошу тебя, брат, – пообещал Баюн. – Я не умру, пока жив ты.

В груди Финиста защемило от благодарности. Слова кота тронули его до глубины души. Когда-то давно они решили, что будут держаться вместе как братья, как родные по крови. Каждому нужен кто-то, за кого можно в трудный час ухватиться и не сгинуть в водовороте жизненных бед.

– Спасибо, – одними губами проговорил Финист. – Если только я могу чем-то тебе помочь…

– Просто береги себя, – подмигнул Баюн, от его мрачного настроя не осталось и следа. – Ладно, а теперь расскажи мне, что ты видел в городе?..

Финист вынырнул из своих воспоминаний и окинул рассеянным взглядом зал. Здесь же была ВИП-ложа. Точно была! В виде балкона с панорамным окном на улицу. Куда она делась?

Громов

Вечеринка была в самом разгаре: веселье вот-вот достигнет своего пика. Боги танцевали, смеялись, пировали. На сцене для них выступал какой-то известный современный певец. Громов пару раз слышал песни, но ни они, ни исполнитель его не особо интересовали. А вот Сирин, Алконост и Гамаюн были от него без ума, хотя голоса богинь были куда красивее, а песни обладали магией. Громов, посмотрев на них, улыбнулся. Но тут же, поймав себя на этом, заставил улыбку исчезнуть.

Младший брат уговорил его прийти на эту вечеринку, а теперь Громов корил себя за то, что уступил. С другой стороны, все были под его присмотром и точно не натворят дел. От шума, музыки и разговоров он спрятался в ВИП-ложе, а проход туда запечатал магией. Теперь он видел всех, а его самого не видел никто. Кроме Матвея, который прошмыгнул в ВИП-ложу и занял один из диванов, вольготно развалившись на нем.

Присутствие младшего брата раздражало, но Громов не говорил об этом вслух. Взъерошенный, с рубашкой, расстегнутой на несколько верхних пуговиц, Матвей опрокидывал бокал за бокалом: их он при помощи магии переносил на стол перед собой с подносов официантов из зала.

– Я же старался, брат! – проговорил Матвей, его язык заплетался. – Для тебя старался!

Лицо Громова скривилось. Человеческое тело Матвея как две капли воды походило на его божественную оболочку. Старший брат миллион раз просил его не пользоваться одним и тем же лицом, но Матвей игнорировал просьбы, считая, что его мало кто знает, так что прятаться смысла нет.

Человеческое тело было восприимчиво к психотропным веществам, чем младший брат частенько пользовался. Громов уже сбился со счета, сколько раз он отчитывал Матвея за пристрастие к алкоголю и курению. Но тот словно специально вел себя так деструктивно. И если вместо загубленного тела он мог создать себе новое, то разрушенное сознание спасти так просто не вышло бы.

– Ты старался для себя, – сказал Громов, – потому что если бы ты что-то делал для меня, ты бы слушал, что я говорю тебе!

Матвей расхохотался. Хорошо, что этот истеричный смех нетрезвого человека больше никто не слышал.

– Ох, брат, ты привязал меня к этой жизни, позволил почувствовать ее вкус. Разве я виноват, что она так мне понравилась, и я хочу познавать все ее грани!

Матвей поднялся с места и нетвердым шагом подошел к Громову. Схватившись за его руку, он повис на верховном боге.

– Я так благодарен тебе! – жарко сказал младший брат. – Просто скажи, чего ты хочешь за этот дар?! Я сделаю для тебя все! Ну, хочешь, боги снова будут свободны? Как когда-то! Мы сможем ездить на колесницах из молний по небу и менять ночь с днем по своей прихоти. Сможем играть звездами! Ну же, я знаю, что именно этого ты желаешь больше всего! Только скажи, брат, я освобожу нас…

Услышав его слова, Громов в ярости сбросил с себя Матвея. Тот пошатнулся, но верховный бог не позволил ему упасть, с помощью колдовства удержав на ногах. Он смотрел на младшего брата, и казалось, что за спиной его вот-вот начнут бить молнии.

– Прочь! – только и выговорил он. – Прочь!

Матвей поднял руки, показывая, что сдается, и попятился к лестнице. Затем исчез за магической завесой. Громов, оставшись один, тяжело дыша, опустился в ближайшее кресло. Если бы он мог, он бы убил брата. Но убить бога невозможно в привычном смысле, а для Забвения он должен провиниться перед вервью. За Матвеем же вины не водилось, и верховный бог на долю секунды об этом пожалел.

Из всех богов только младший брат знал о страстном желании Громова вернуть себе полное могущество. Верховный бог втайне грезил об этом, но почему-то ничего не делал, чтобы снова стать всесильным. А Матвей, привязанный к брату и всем сердцем сочувствуя ему, желал эту мечту для него исполнить. В свое время Громов запретил ему даже думать об этом.

Верховный бог утратил собственное могущество в наказание за ошибку. Когда-то давно, много эпох минуло с тех пор, его обуяла гордыня, и он решил создать себе подобного. Игра с чужой судьбой закончилась плохо для всех. Впоследствии Громову едва удалось спасти мир от разрушения, и он, опасаясь истинной силы богов, лишил их большей части способностей, заточив собратьев в человеческих телах. Он стер им всем память, опасаясь, что когда-нибудь они захотят вернуть свои былые способности.

Лишь сам верховный бог и Матвей помнили, что случилось. Громов принимал это наказание, глядя на собратьев, которые из-за него стали жалкими тенями себя самих. Но они пребывали в блаженном неведении, а он знал и помнил все. Громов специально оставил младшему брату воспоминания, чтобы тот не давал ему забыть о совершенном деянии. А еще, будучи очень одиноким, Громов желал, чтобы хоть кто-нибудь понимал его. Слишком поздно он осознал, что Матвей этим кем-то не станет никогда.

Верховный бог ненавидел брата всем сердцем, но в самой темной глубине своей души безумно любил, потому что сам же его и создал. И теперь они все оказались несвободными – из-за него, верховного бога, совершившего когда-то глупую ошибку.

Лопастина

Один из борцов рухнул на песок, и зрители на трибунах оглушительно заорали, торжествуя. На арене царил полумрак, и в тусклом свете тела демонов всех форм и размеров выглядели жутко и сюрреалистично. Глядя на драку, чувствуя азарт, создания орали и бесновались.