Неслышно, благо снег утоптан, обходим здание, особо интересуясь светящимися окнами, и возвращаемся к воротам в торце здания, где маячит одинокий караульный. За неимением гербовой придётся брать его… Хотя – нет. Калитка в воротах открывается и появляется сменщик в сопровождении какого-то унтера, погоны плохо видны в рваном лунном свете. Весь ритуал сводится к двум взмахам руки, «начкар» показывает старому, что, мол, дуй греться, а новому – ходи и смотри за местностью. Интересные, однако, понятия о караульной службе в Экипаже!.. Вопросительно смотрю на Воронова и вижу его довольную улыбку.
– Это – Федоркин… Ну, боцман, с которым к вам на учёбу приезжал. И Морозов, он тоже был тогда, – лейтенант шёпотом сообщает мне очень важную с его точки зрения новость. Потом, видя моё непонимание значимости текущего момента, поясняет: – Это – преданные мне матросы. Если и остальные здесь…
Ага, полным составом. И придётся махаться с бывшими учениками, если у них есть такой приказ. Лучше бы полные раззявы были…
– Ну, пойдёмте потолкуем… – Отправляю одного бойца за подмогой, гараж в любом случае брать будем, а другого оставляю наблюдающим. Затем вместе с Вороновым крадёмся за направившимся куда-то матросом… Ага, не знаю, как сейчас это называется, а в моё время говорили «пойду коня привяжу»… Прикрываясь журчащими звуками, подходим вплотную и, когда физиологическое таинство заканчивается, правой рукой обхватываю горло, поворот, подбив, присед. Так, чтобы очумелые глазки оказались прямо перед наганом в руке лейтенанта… Нет, учиться балбесу ещё и учиться! Как куль с мукой рухнул, даже рыпнуться не успел…
– Морозов, слышишь меня? – Воронов стягивает с головы балаклаву и делает мне знак приотпустить маленько жертву. – Узнаёшь?..
– Ва… Ва… Вашскородие?.. – Матрос еле слышно сипит, наверное, слишком сильно я его «приобнял».
– Он самый. Шуметь не будешь?
В ответ – еле заметное отрицательное мотание головой. Лейтенант опускает револьвер, я убираю руку с горла. Не очень далеко, чтобы в случае чего перехватить крик в зародыше.
– Вашскородие… А нам сказали, что вас в отпуск отправили… А вы вот туточки…
– Туточки, Морозов, туточки. По очень важному делу. Но это – потом. Сколько вас тут и что в гараже делаете?
– Так эта… Нас сюда батальонный послал. Сказал, что, мол, ежели на этих воротах какая полундра учинится, так мы чтоб помогли.
Ясно. Не караул, а так, группа быстрого реагирования. Теперь понятно, почему «пост сдал – пост принял» так проходит… Чего-чего там командир батальона?.. Ну-ка, ну-ка, ну-ка…
– …Точно нетрезвый?
– По самые клюзы нагрузился… Во дворце где-то нашёл и… Виноватый, вашскородь… Сейчас спит, наверное…
– Пусть спит. Кто в гараже?
– Десять человек, все – с нашего взводу… Вашскородь, а… А что вы тут?..
– Объясню, Морозов, всё объясню. Всем сразу… Внутри…
«Вошли без стука, почти без звука» – так, кажется, у Высоцкого. Именно так мы в гараж и попали. Мореманы и трепыхнуться не успели, как в них уже целились «призраки». Пришлось им с выпученными глазками остаться сидеть там, где придётся, только вот винтовки перекочевали в другое место.
– Значит так, братцы… – лейтенант начинает рассказывать в меру дозволенного. – Откуда я всё знаю – сказать не могу. Но даю вам слово офицера, что говорю правду… Вас сюда привели не для того, чтобы защитить цесаревича Алексея Николаевича, а чтобы захватить его императорское величество с семьёй… И заставить передать власть великому князю Кириллу Владимировичу…
Полминуты на переваривание услышанного прошли в полнейшей тишине, под стволами особо не вскочишь, только на лицах такая гамма чувств нарисовалась – Станиславский нервно курил бы в сторонке. Первым приходит в себя и начинает задавать умные вопросы боцман:
– Вашскородие, а эта… с вами… кто будет?
– Свои, Федоркин. – Стягиваю балаклаву, шифроваться всё равно уже нет смысла. – Если, конечно, ты нам – свой. Узнаёшь?..
Узнал и он, и половина матросов, что была на «учёбе» у нас ещё в Минске. И остальным доходчиво объяснили, порхнул шепоток над головами: «Нарочанцы… Гуров…»
– Так вот и я даю вам слово, что всё сказанное – правда… То, что мой батальон в Особом корпусе – в курсе? То, что командующий им генерал от кавалерии Келлер предан только его величеству – тоже знаете?.. Он сейчас наводит порядок в Петрограде, а нас послал за семьёй императора, которую обманом захватил великий князь Кирилл Владимирович, используя вверенный ему Гвардейский экипаж. Вот и думайте теперь…
– Дак откедова нам знать-та?.. – вякает кто-то.
– Цыц, салажня!.. Вашскородия, дозвольте с глазу на глаз… – Боцман отходит с нами за какой-то роскошный лимузин.
– Вашскородие… Чё ж теперича с нами-то будет?.. Нас же как баранов подняли, погрузили, сюда привезли… Построили, а там великий князь выходит и говорит, что, дескать, регенту страсть как хочецца сваво сынка на трон усадить заместо наследника. И послал он для того сюда… – Федоркин опасливо смотрит на меня, затем отводит глаза. – Послал он специальных убивцев… А мы, значицца, защищать дворец будем…
– Если вы знали, боцман, что мы придём, что ж служба так хреново налажена? – интересуюсь просто так, для поддержания разговора.
– Дак и не поверили. Не, некоторые оно – того… Да знают в Экипаже-то, как вы, вашскородь, княжну Ольгу спасли. И как за незнакомую сестричку милосердия две роты германцев одними ножиками вырезали…
О как! Что-то не припомню я, когда это я художественной резьбой по гансам занимался… Немецкий разъезд покрошили за Машу, за брата Котяры – да, взвод почикали… Хотя, если сводный батальон дунайцев при прорыве к своим приняли за дивизию… М-дя, «солдатский телеграф» рулит! Не армия, а сборище бабок-сплетниц…
– …Помнишь наши разговоры про историю, боцман? – Что-то не пойму, куда Воронов клонит.
– Помню, как не помнить…
– Про декабристов я вам рассказывал. Тогда офицеры солдат вывели, ничего им не объяснив. Но им, не глядя на это, шпицрутены и каторгу присудили. Нашему Экипажу тоже досталось. И вы в таком же положении оказаться можете…
Ха, какие интересные разговоры ведутся у гвардии мореманов! Обсуждаем два извечных российских вопроса – «Что делать?» и «Кто виноват?» Больше, типа, поболтать не о чем…
– Вашскородие… Пал Ляксеич… Дак чё делать-то?..
– Ничего. Посидите здесь под охраной, пока мы не вернёмся. А там видно будет. Так, Денис Анатольевич?
– Так.
– А может, мы – с вами?
– Ты, боцман, будешь, коль доведётся, стрелять в тех, с кем на соседних койках спал, а может быть, из одного котелка хлебал и последним сухарём делился?.. – очень серьёзно спрашиваю собеседника.
– …Дак те, с кем делился, со мной пойдут… – после некоторого замешательства Федоркин озвучивает подходящий ответ.
– Нет, сидите здесь. Обратно пойдём, там думать будем… И ещё… Ты же понимаешь, что мы – на боевой операции. Приструни своих, чтоб глупостей не наделали…
Под землёй или время замедляется, или эти хреновы строители тоннель рыли с похмела и кому куда понравится. Почему-то кажется, что мы уже целый час бредём по нему. Висящие на потолке лампы включаются, по словам Кегресса, только из дворца, поэтому пользуемся своими фонариками, которые и светят под ноги, лишь изредка скользя по стенам и арочному своду из мокрого красного кирпича на известковой кладке. Вдаль их направлять бесполезно, свет теряется в беспроглядно чёрной бездне…
Наконец идущий впереди «лоцман» поднимает руку и останавливается. Мы следуем его примеру, за нами бесшумно замирают две «пятёрки». Тоннель заканчивается колодцем, в котором устроена уходящая вверх винтовая железная лестница.
– Адольф Адольфович, давайте ещё раз обговорим наши действия. – Пододвигаюсь ближе к Кегрессу.
– Сейчас поднимаемся наверх, я открываю вход и жду вас.
– Куда мы сейчас попадём?
– В рабочий кабинет его величества. С той стороны вход замаскирован под дубовую панель, которыми обшиты стены. По счёту – четвёртая слева. Над ней висит картина, нужно её потянуть вправо и вниз, чтобы вход открылся. – По шёпоту слышно, что француза немного бьёт мандраж.
– Хорошо, идёмте. Не забудьте, как откроете дверь – сразу меняемся местами. Первыми входим мы. И постарайтесь сделать всё как можно тише, в идеале – так и вообще бесшумно…
Поднявшись наверх, ждём томительную минуту, после того как Кегресс поливает петли из припасённой маслёнки. Затем он очень медленно тянет вниз рычаг, торчащий сбоку в стене, и осторожно приоткрывает дверь на пару сантиметров…
Ага, блин! Предчувствия его не обманули!.. В кабинете кто-то есть, судя по неяркой полосе света и голосам. Вот мы сейчас и послушаем, что тут за оратор надрывается…
– …Неужели ты всё ещё не понимаешь, Ники, что другого выхода у тебя просто нет! За годы своего бездарного правления, следуя идиотским советам супруги-истерички, ты не приобрёл друзей, зато нажил множество врагов. Вся империя недовольна тобой. Кроме старого пса Келлера, который тщетно пытается сейчас подавить волнения и навести порядок в столице, у тебя нет сторонников…
Кажется, я догадываюсь, кто там соловьём разливается. Ну-ну, чирикай, птенчик, чирикай. Котики уже рядом…
– …Столь нелюбимые тобой думцы во главе с Родзянко уже объявили о создании Временного комитета, который, как пафосно было мне заявлено, «в столь смутное время берёт на себя бремя власти». Завтра я покажу им подписанный тобой манифест о назначении наследником меня вместо безнадёжно больного Алексея. И я думаю, мы сумеем договориться…
Интересно, откуда такие глубокие познания? И где он будет им это показывать? В карцере на «базе», куда по моим прикидкам Временное правительство уже переехало?..
– …А о тебе никто не будет печалиться! Вообще, над твоей семьёй, как мне кажется, висит проклятие. Твоя гессенская принцесса – психопатка и истеричка, твой сын – неизлечимый калека, твои дочери – испорченные и растлённые Гришкой Распутиным девицы. И сам ты – урод, на которого нормальному человеку смотреть противно… Квазимодо, только без горба!..