комиссионных магазинов. К тридцати годам Коля подрастерял некогда роскошную шевелюру и обзавелся уже заметным брюшком, но все еще был привлекателен и считался (в определенных кругах, разумеется) чуть ли не лучшим женихом столицы. Так что Галя была уверена в том, что ей очень повезло. Тем более что второй брак оказался гораздо прочнее первого. Молодожены вместе работали в магазине Куликова-старшего и совместными усилиями наживали дом – полную чашу. Ссоры и скандалы между ними, конечно, случались, но в какой семье обходится без этого? А при таком достатке и таких возможностях, как у свекра, Галя согласна была закрывать глаза на многие недостатки его сына. Когда на одну чашу весов ложатся битком набитый нарядами зеркальный шкаф-гардероб, шкатулка, полная золотых украшений, деликатесы в финском холодильнике, наличие в семье двух машин, огромная кирпичная дача в ближнем Подмосковье и ежегодный отдых в Крыму, а на другую – некоторая склонность супруга выпить и погулять, нетрудно догадаться, что перевесит.
И вдруг, к несказанному изумлению родных и знакомых, неожиданно вышла замуж и Лида. Ей уже минул тридцать один год, когда она познакомилась на овощной базе с физиком-ядерщиком Борисом и вскоре объявила о предстоящей свадьбе. Но если мама была только рада этому известию, то удивление Гали оказалось скорее неприятным. За эти годы она уже привыкла считать сестру синим чулком, старой девой и неудачницей, прозябающей на жалкую зарплату младшего научного сотрудника без степени, – словом, тем самым серым фоном, на котором она сама смотрелась особенно ярко и удачно. И тут – такая новость! Пусть даже Боря Салап не был завидной партией – ни красоты, ни денег, ни должности, ни связей, ни каких-либо значительных перспектив у него не имелось, – но сам факт замужества сестры Гале был неприятен. А тут еще, точно ей назло, через год после свадьбы Лида родила сына Диму. До этого Галя и не думала о детях, отговариваясь тем, что успеется, пока молодые, надо пожить для себя. По большому счету, ей вообще не хотелось обзаводиться потомством, портить фигуру, возиться с пеленками и вешать себе на шею ярмо на всю жизнь. Но после рождения Димки всю семью Куликовых как прорвало, они наперебой заговорили о наследнике, и Галя, будучи женщиной практичной, смекнула, что еще немного – и она может оказаться в неприятном положении. Рожать, конечно, совсем не хочется, но если она не сделает этого сейчас, муж может уйти к другой женщине, иначе относящейся к детям… Нет, такого развития событий Гале совсем не хотелось. И она, скрепя сердце, решилась на ребенка, всей душой надеясь, что у нее будет девочка Леночка, хорошенькая, как картинка. Однако появился Андрей – спустя два года, месяц и одиннадцать дней после рождения Димы.
То, что родился мальчик, а не девочка, Галю здорово расстроило. Она-то собиралась покупать дочке лупоглазых пупсов и красивые платьица – а тут вдруг мальчишка, которого и как воспитывать-то непонятно… Так и не сумев перестроиться, Галя первое время относилась к ребенку как к живой игрушке, наряжала сына, как куклу, и наотрез отказывалась состричь его длинные светлые локоны, с которыми Андрей был так похож на девочку.
Обычно, когда в семье два ребенка с небольшой разницей в возрасте, вещи от старшего переходят к младшему, но тут все вышло иначе – посмотрев на узелок с невзрачными отечественными ползунками и блеклыми, полинявшими от стирки, распашонками, который принесла ей сестра, Галя презрительно сморщила носик и раз и навсегда отказалась от Димкиных вещей. Да и зачем они были нужны? С первых дней своего существования наследник рода Куликовых не знал ни в чем нужды – у него были и импортные одежки, и всевозможное детское питание (огромный дефицит по тем временам!), и лучшие игрушки, и не ему от Димы, а Диме от него иногда, так уж и быть, перепадала какая-нибудь вещица. Вся семья Куликовых надышаться не могла на наследника, ему все позволялось, исполнялись все его прихоти. С Андрюшеньки сдували пылинки, разрешали ему все на свете – и, разумеется, уже с первых лет жизни избаловали его еще больше, чем в свое время Лида избаловала свою сестру.
Диму растили совсем иначе. В его семье не было культа ребенка, но не было и скандалов, неискренности и лицемерия в отношениях. Доходы у Салапов были самые что ни на есть среднестатистические, покупать деликатесы, одеваться в импортную одежду и возить мальчика в поликлинику на собственной «Волге» возможности у них не имелось. Зато оба родителя искренне любили сына и всерьез, с удовольствием, занимались его развитием и воспитанием. И их труды не пропадали даром – Димку без преувеличения можно было назвать модным по тем временам словом «вундеркинд». В три года он уже знал все буквы и цифры, в четыре умел читать и считать, а в пять без труда освоил все четыре арифметических действия. И если в семье Куликовых слово «нельзя» не звучало для Андрея в принципе, то Дима, по большому счету, в нем не нуждался – ему достаточно было один раз внятно объяснить, почему не следует делать те или иные вещи, чтобы он все понял. Борис, который хоть и понаслышке, но хорошо был знаком с историей воспитания Гали, совсем не хотел, чтобы ситуация повторилась и с Димой. Впрочем, и Лида с тех пор стала умнее и, как правило, уступала мужу, когда речь заходила о сыне. Ей, как и Борису, хотелось, чтобы Дима вырос настоящим мужчиной, а не капризным и меркантильным маменькиным сынком.
Как это нередко случается, в детстве двоюродные братья много времени проводили вместе, поскольку обоих часто привозили к бабушке Лёле. Вся большая семья Куликовых, как уже говорилось, работала в комиссионке, Салапы также не бездельничали, и, кроме того, через несколько лет после рождения сына Лида начала писать диссертацию. А баба Лёля была уже на пенсии – вот мальчишек и отправляли к ней, когда не с кем было оставить.
У бабушки братьям очень нравилось. Даже, как ни странно, Андрею, хотя здесь ему приходилось на время забыть о своих капризах и истериках. Кидаться на пол и с криком бить руками и ногами, когда ему что-то не позволяли, здесь было бесполезно – бабушка Лёля в такой ситуации просто вставала, звала с собой Диму и выходила из комнаты. Но зато никто здесь с ним не сюсюкал, не умилялся каждому его слову – и бабушка, и брат относились к трех-четырех-пятилетнему Андрею как к человеку, который имеет право на собственные понятия и взгляды на вещи, с которым можно разговаривать, прислушиваться к его мнению и воспринимать его всерьез – а не как живую игрушку, которой ему приходилось быть дома. И надо сказать, что хитрый Андрей уже в те годы осознавал для себя преимущества обеих ситуаций и легко умел приспособиться к каждой из них. Дома он старательно изображал из себя этакого умилительного карапуза, крошечного принца, очаровательного в своей детской непосредственности, но при этом ни на минуту не забывающего и не дающего забыть другим, что он – пуп земли. А у бабушки он становился послушным и даже меньше озорничал, потому что за шалости его здесь наказывали лишением внимания, а это для маленького Андрюшки было страшнее всего.
Вскоре после рождения внуков баба Лёля получила квартиру в новом доме в Коломенском. В тех краях, в семидесятые годы больше напоминавших какой-нибудь поселок городского типа, чем район столицы, и прошла значительная часть детства обоих братьев. Самые интересные их воспоминания были, конечно, связаны с Москвой-рекой и Коломенским парком, его ручьями, холмами, оврагами и родниками – но туда мальчишки попали не сразу. Лет до шести-семи бабушка Лёля не разрешала им ходить одним через дорогу, поэтому гуляли только во дворе, где, впрочем, тоже было неплохо. Как-то так вышло, что хотя в двенадцатиэтажном доме-башне детей было много, все они оказались либо старше, либо младше внуков бабушки Лёли, и оттого у братьев имелся только один товарищ по играм, точнее, приятельница – ровесница Андрея Дина Тюлина, шустрая белобрысая фантазерка. Целыми днями троица пропадала во дворе, а позже в парке или на берегу реки, играя в разные интересные игры, которые в основном придумывал Дима. Чем старше становились ребята, тем увлекательнее делались их занятия. Дима рано полюбил читать, увлекался фантастикой и приключениями и умел из каждой прочитанной книги извлечь идею для очередной потрясающей игры. Вчера они, подражая героям Фенимора Купера, превращались в индейцев, сегодня пытались на собственном опыте реализовать какое-нибудь изобретение, вычитанное у Жюля Верна, а завтра, глядишь, собирались отправиться в космос и мастерили где-нибудь на задворках межпланетный звездолет…
В детстве Андрей вовсю пытался подражать Диме. Но именно пытался, а не подражал. Потому что одно дело повторять слова старшего брата, копировать его интонации, мимику и манеры (не так уж это сложно) и совсем другое – жить такими же интересами, как другой человек. Дима занимался в секции бокса – Андрей потребовал, чтобы его тоже записали на занятия, но не выдержал и сбежал, столкнувшись с первыми же трудностями. Дима зачитывался научно-популярной литературой, такой, как книги Перельмана, ему выписывали журналы «Наука и жизнь», «Техника – молодежи» и «Химия и жизнь» – Андрей пробовал было все это читать, но, видимо, начал слишком рано, заскучал и бросил. Дима неплохо учился, в основном на пятерки и четверки – Андрей тоже получал хорошие оценки в младших классах, но к средней школе потихоньку скатился на трояки. Не из-за тупости или недостатка способностей, совсем нет, голова у него всегда работала отменно. Просто лень было корпеть над уроками, когда на свете существует столько других интересных занятий. Родители его, конечно, переживали из-за того, что сын неважно учится, но решали эту проблему не занятиями с ним, а при помощи подарков учителям.
Учился Андрей Куликов, разумеется, в престижной специализированной школе с углубленным изучением английского языка. Школа эта, с собственным бассейном и прочими понтами, считалась одной из лучших в Москве, в ней постоянно снимали детские фильмы, видимо, чтобы у зрителей сложилось впечатление, что все советские школы именно так и выглядят. Диму сначала отдали в обычную районную среднюю школу, находящуюся в соседнем дворе, где он и проучился первые шесть лет. Но с седьмого класса, следуя советам педагогов и прислушавшись к настойчивым просьбам сына, родители перевели его в специализированную математическую школу. У Димы был явно аналитический склад ума, и в то же время он не был ограниченным технарем, «специалистом, подобным флюсу», как сказано у Козьмы Пруткова. Мальчик интересовался самыми разными вещами, включая и иностранные языки. Школьной программы по английскому ему было мало, и в свободное время он сам, без каких-либо указаний со стороны родителей, читал книги на английском языке, сначала адаптированные, а потом и оригинальные.