Последнее слово было написано неразборчиво. Чернила потекли, и отчетливо было видно только окончание. Я вздохнул от умиления. Девочка пытается писать стихи. Корявые и весьма мрачные, но может быть, она думает, что только такие нравятся мужчинам? Интересно, папа герцог знает о ее увлечении. Папа. Сердце свело от горечи. Надо навестить отца. Хватит бегать от неизбежного. Нам надо объясниться. Обида и любовь никак не могли выяснить кто из них сильнее, все решит разговор с отцом. Чем дольше я не видел его, тем больше понимал, что я могу простить его, но захочет ли он сам получить мое прощение? Ложась спать, я точно знал, что завтра посмотрю ему в глаза.
Утром следующего дня, я вышел из Золотого квартала и сразу же окунулся в океан человеческого горя и отчаяния. Количество нищих и попрошаек, по-моему, даже выросло с момента моего ареста и препровождения на дирижабль. Если боги есть, в чем я недавно убедился, то почему они допускают такие злодеяния? Почему одни люди должны страдать, а другие жить в свое удовольствие? Кто мне даст ответ? Не знаю. Может все это в нашей крови? Притеснять тех, кто не может дать отпор, и боги наплевали на нас, зная нашу гнилую сущность? Однажды отец сказал мне: "Дай слабому и угнетённому силу, и он станет самым жестоким тираном".
Проходя мимо дома, где раньше стояла палатка воздушного флота, я невольно остановился. Мой блуждающий взгляд наткнулся на нищего, привалившегося спиной к неровной стене жилища. Примерно в этом месте меня и подстрелил капитан. Мне оставалось буквально пару метров, и я бы успеть нырнуть за угол дома и скрыться от Дамели. Как все-таки причудливо складывается жизнь. Любая мелочь может стать частью чего-то большего. Может быть, мне самому попробовать сотворить такую мелочь?
- Слушай друг, - обратился я к заросшему щетиной нищему.
- Что вам угодно господин? - прохрипел нищий, оглядев мой дорогой, строгий костюм, и уставившись подобострастным взглядом на лакированные туфли.
- Ты хочешь изменить свою жизнь? - спросил я его.
- Хочу, ей Богу хочу, - ответил бродяга, с надеждой глядя в глаза.
На вид нищему было лет тридцать пять, но на самом деле он мог быть гораздо моложе. Жизнь на улице кого угодно состарит на десяток другой лет.
- Возьми, - произнес я и бросил собеседнику кошель с золотом. Сто лир.
Я отошел на приличное расстояние и не увидел, как нищий трясущимися руками вытащил из кошелька золото, и как увидевшая это уличная шлюха, мать троих детей, размозжила ему камнем голову. Не зная этого, я шел с глубоким чувством удовлетворения.
Шаг за шагом, и вот вдалеке показался домик отца. С каждым пройденным метром уверенность покидала меня. Что он скажет, увидев меня? Как отреагирует на сына-дезертира? Ведь будь он на моем месте, он обязательно вернулся бы в воздушный флот, чтобы искупить свою вину. Я на пару секунд остановился напротив двери отцовского дома, одернул костюм, скинул иллюзию и вошел внутрь.
Представшее передо мной зрелище заставило сердце болезненно сжаться. Труп отца с какой-то умиротворённостью лежал на кровати. Его глаза были открыты, на устах играла загадочная улыбка.
Бурое пятно на подушке, пулевое отверстие в виске и зажатый в руке револьвер. Это все что я запомнил, перед тем как слезы обжигающими ручьями брызнули из глаз. Волна горечи и печали захлестнула мой разум. Я с дикими криками бросился к трупу отца. Опустившись возле него на колени, я причитал как умалишённый. Он не был образцовым отцом, он не дарил мне ежесекундно свою любовь, он не вытирал мои слезы, когда я набивал себе шишки, но он был моим отцом, я любил его таким, и был готов простить ему многое, наркоманию, неприязнь ко мне, отвержения меня.
Обреченно шлепая дрожащими губами, я шептал:
- Почему? Почему ты это сделал?
Последний гвардеец свергнутого короля оборвал свою жизнь. Его труп лежал среди мрачных трущоб, наполненных болью и страданием. Я вспомнил силуэт, посланца короля Райфрана, застывший на пороге нашей лачуги. Если бы не гордость отца, то его жизнь могла бы закончиться иначе. Случайно бросив затуманенный взгляд на стол, я обнаружил, стоящую там покрытую сажей кружку. "Грезы" - мгновенно пронеслось в голове. Когда-то эта самая кружка вызывала у меня лишь весёлую улыбку на устах. Я воскресил в памяти воспоминание, когда отец случайно пролил на спавшего под столом Галана, воду из этой кружки. Тогда он впервые серьёзно поговорил со старшим сыном о его лексиконе. Смерть матери, свержение короля, жизнь в трущобах - все эти события тяжелым камнем довлели над ним, но он пытался нас воспитывать в меру своих, подточенных жестокой судьбой, сил.
Постепенно слезы высохли. Мозг начал подстраиваться под изменившуюся реальность и выдал первую прагматичную мысль. Наверное, отец захотел бы, что бы его похоронили рядом с матерью. В этот момент я впервые серьезно задумался о хрупкости бытия. О том, что все наши цели, желания, помыслы могут быть перечеркнуты всего лишь одной мыслью возникшей в одурманенной наркотиками голове.
Спустя час я поднялся с пола и вышел на улицу. Она показалась мне еще более мрачной, чем обычно, даже полуденное солнце не могло разогнать царящий вокруг сумрак. Подозвав к себе пробегающего мимо оборванного мальчишку, я послал его за похоронной командой. Стоя на улице, я не стал накидывать на себя иллюзию. Я провожу отца в последний путь, как сын, а не как неизвестный парень.
Через некоторое время пришла четверка широкоплечих ребят с мозолистыми руками.
- Звал? То есть звали? - поправился один из них, не сразу разглядев, во что я одет.
- Да, мой отец умер. Надо проводить его в последний путь как гвардейца короля, - произнес я и протянул собеседнику деньги.
Дальнейшие события запечатлелись в моей памяти обрывками. Толпа людей, сопровождающая гроб с моим отцом. Сухие комья земли, бьющиеся об черную крышку. Могила, навсегда скрывшая от меня отца. Заунывный плач какой-то женщины. Наверно, наемная плакальщица, промелькнуло тогда в моем сознании. Кто-то хлопает меня по плечу и просит пойти домой. Я оборачиваюсь и вижу соседа. Дальше все застилает река вина и образ Сюзали.
Однажды, ночью я рывком пришел в себя и одурманенным хмелем рассудком осознал. Хватит. Отец бы возненавидел меня за это. Пора прекращать этот алкогольный хаос. Наверное, где то с небес он с презрением смотрит на своего младшего сына, который опустился до состояния животного.
Отодвинув с груди обнаженное тело Сюзали, я направился в душ. Облокотившись руками об плитку и чувствуя упругие потоки ледяной воды, я не мог вспомнить, сколько прошло времени со смерти отца. Не вытираясь, я вышел из душа. Ветерок, проникающий сквозь окно, приятно ласкал тело. Я включил свет. Лампочка, недовольно зажужжав, разогнала тьму. Проснулась Сюзали.
- Пошли в кровать, - прошептала она, сонно хлопая глазами.
- Сколько я уже пью?
- Два дня, - ответила девушка, уткнувшись в подушку. - Ты пришел в гостиницу с таким лицом как будто бы у тебя кто то умер.
Она даже не догадывалась насколько была права. Хорошо, что я тогда не совсем потерял себя и накинул иллюзию.
- В городе что-нибудь изменилось? Какие-нибудь слухи ходят? Например, о дезертирах, о чудом выживших воздушных моряках, о покушении?
Сюзали подняла голову с подушки, нахмурила лобик и медленно проговорила:
- Вроде бы говорят, о каком то дезертире. То ли Тир, то ли Тит его зовут. Власти назначили неплохую награду. И еще, по-моему, сегодня что-то во дворце случилось.
Я усмехнулся. Значит, спустя два дня с момента похорон отца, за помощь в поимке дезертира и преступника Тира фран Сторма назначили неплохую награду. Теперь мне придётся еще тщательнее накладывать на себя иллюзии. Власти знают, что я иллюзионист. Не знаю, насколько усердно они будут меня искать, но расслабляться не стоит.
Я молча лег в кровать и обнял довольно засопевшую девушку. Сон не шел ко мне, мучали мысли. Мой брат Галан сражался на островах в море Бушующем и не смог попасть на похороны отца. Я даже не знал, дошла ли до него весточка о смерти Сторма-старшего.
Уставившись немигающим взглядом в потолок, я думал, что тяжелее буду переносить смерть отца, но почему-то меня больше заботило будущее: Игра, Лира, Галан. Смерть отца постепенно отступала на второй план, может быть, потому что он никогда и не играл главной роли в моей жизни. Рано или поздно, но когда-нибудь мы все проходим через смерть близких.
Утро нового дня я встречал сидя в ресторане гостинице и употребляя принесенный мне завтрак. Неспешно ковыряя вилкой в тонко нарезанных ломтях, сочной свинины, я осматривал полупустой зал. Кормили здесь не то что бы плохо, и не из-за этого здесь было так мало народа, просто цены кусались, и далеко не все благородные могли посетить это заведение. Со скукой в глазах, я начал разглядывать оформление ресторана. Оно навевало на меня чувство одиночества. Высокие алебастровые потолки, разрисованные пирующими богами, холодные стены из настоящего мрамора, большое количество открытого пространства между столиками, где можно было устраивать скачки, а не только лавировать угодливым официантам. Я понимал, что всё это было сделано, чтобы посетителям было удобно беседовать и наслаждаться искусством повара, но меня начинало тошнить от этого места. Внезапно, внутрь ресторана забежал мальчишка-газетчик. Он показался мне таким родным и близким, что я подозвал его к себе и купил газету, дав ему в десять раз больше ее стоимости.
Я отложил вилку, налил вина и начал быстро читать. Слова Сюзали о каких-то непонятных происшествиях во дворце короля, оказались правдой. Я сейчас воочию вижу на первой страницы газеты материал о покушении на Райфрана Первого, неудачном покушении. Автор статьи славил Ликрана фран Лотра закрывшего своим телом короля. Убийца стрелял из огнестрельного оружия с большого расстояния, когда Райфран в окружении своей свиты, прогуливался по саду, и только храбрость и ловкость молодого мага спасли нашего дорогого правителя.