С трудом он заставил себя выйти из круга костров, направляясь к рокотавшему неподалеку океану. Оттуда уже раздавалось негромкое гортанное пение и рокот там-тамов: большинству черных пиратов удалось уйти с Острова Жаб. Сейчас они праздновали свое спасение, а заодно чествовали Даррена Пайка: под утро пиратский капитан все же не вытерпел, приказав своим людям причалить к острову, как раз тогда, когда поклонники Бога-Жабы, нагнали беглецов отрезав им путь к лодкам. Пираты отогнали островитян стрелами и погрузили на борт оставшихся негров и Лиссу — именно ради ее спасения, бастард с Железных Островов, рискнул нарушить запрет и двинуться на помощь нежданным союзникам.
Вот и он — сидит возле костра с кружкой пива в одной руке и жареной бычьей ляжкой — в другой, в окружении белокожей Лиссы и черной Йененги.
— О, Конан! — пират подскочил, слегка пошатываясь, — садись рядом, выпей.
— Разве что с горя, — усмехнулся киммериец, присаживаясь у костра, — хотя тебе, конечно, есть с чего радоваться. Все же, я привез тебе несколько безделушек.
— Весьма ценных безделушек, — рассмеялся Пайк, — не волнуйся, я дам твою долю.
— Оставь себе, — равнодушно произнес Конан, — я потерял много большее, чем пара камешков.
— Слушай, Конан, — пират склонился ближе к уху Конана, — ты славный воин, да и твои люди отменные рубаки. Раз уж тебе пока не удается вернуть свое королевство — может поможешь кое-кому удержать чужое?
— О чем ты? — без особого интереса спросил Конан, принимая из рук Лиссы чашу с вином.
— После нападения на остров Жабы меня не примут на островах Василиска, — зашептал Даррен, — да и провались они в Бездну. На Западе затевается славная заваруха: Эурон Грейджой одел корону из плавника и объявил себя королем Железных Островов. Но он хочет большего — не только Морской, но и Железный Трон. Он собирает величайшую армаду в истории Вестероса — тысячу кораблей. На Островах слишком мало дерева и людей, чтобы дать ему желаемое, т поэтому он созывает всех, кто знает его по морскому разбою в здешних водах, пиратов со всеми их кораблями. Такой воин как ты и твои черные дикари, могут славно поживиться в грядущей войне.
— Ты предлагаешь мне…
— Плывем с нами на Запад, Конан, — вмешалась в разговор Лиса, — если ты поможешь Эурону овладеть Семью Королевствами, может и он поможет тебе.
Первой мыслью Конана было отказаться: у него не было ни малейшего желания вмешиваться в дела этого чужого и во многом непонятного для него мира. Тем более, что и Аквилония, возможно, оставалась где-то на севере, по-прежнему, пребывая под гнетом немедийских захватчиков, направляемых ахеронским колдуном. Мысль о том, что он ничего не сможет сделать, чтобы вернуть себе трон жгла Конана, как огнем. Но все чаще его посещали и иные мысли… Теперь, когда Сердце сгинуло в морской пучине Конана стали одолевать старые искушения наемника и пирата — стоять на палубе собственного корабля, во главе отчаянных головорезов, мчаться вперед в захватывающем предчувствии схватки, поживы и грабежа… Зачем искать власти над народом, успевшим забыть о нем? И зачем пытаться хватать с неба звезды, гоняясь за утраченной навеки короной? Отчего не вспомнить прошлое и вновь не погрузиться в алые волны войны и разбоя, что так часто захватывали его в былые времена?
С трудом он заставил себя вновь прислушаться к словам Даррена.
— Я сам с Железных Островов, — продолжал Пайк, — и хорошо знаю свой народ. Он тебе понравится: это храбрые воины, привыкшие брать свое железом и кровью. Наш бог — Утонувший Бог, Хозяин Моря. Железнорожденные верят, что они происходят от его детей, русалок и водяных.
Конан вскинул голову, пристально глянув в лицо Даррена.
— Наши жрецы, — еще тише сказал тот, — много знают о море и его обитателях. Быть может, они расскажут тебе и где найти твоих новых друзей.
— Ты умеешь уговаривать, Даррен Пайк, — губы Конана искривились в недоброй усмешке, — хорошо, я согласен. Я отправлюсь на запад, чтобы помочь в вашей драке, а ваши жрецы, пусть помогут мне найти этих рыбомордых воришек. А я уже сам постараюсь убедить их отдать мне Сердце Аримана.
С хищной улыбкой он поднял чашу и сдвинул ее с чашами Даррена и Лиссы, знаменуя становление нового союза, призванного перевернуть историю обоих миров.
7. Тьма сгущается
— И ты хочешь, чтобы я поверил король Аквилонии доверил столь важную весть какому-то пирату, вместо того, чтобы явиться сюда самому? Откуда мне знать, что ты не убил короля, а тпотом явился сюда с нелепыми россказнями, в надежде выманить у меня золото.
Троцеро, граф Пуантенский, невысокий и гибкий, сейчас мерил шагами зал, как пантера в клетке, бросая недоверчивые взгляды на стоящего перед ним мужчину в потрепанной морской одежде. Кроме них в комнате, также присутствовал неприметный человек среднего роста, облаченный в черный балахон с капюшоном. Бледное лицо с тонкими чертами, оставалось спокойным, контрастируя с рассерженным лицом графа и встревоженным — разбойника.
— Что думаешь, Хадрат? — остановился Троцеро перед человеком в капюшоне, — стоит ли верить этому негодяю или лучше повесить пока не поздно.
— Я могу предъявить доказательство, — с некоторым вызовом произнес пират, доставая из-за пазухи свиток пергамента. Троцеро выхватил его из рук пирата и недоуменно вскинул брови, вчитываясь в текст. На пергаменте было написано: «Троцеро, графу Пуантенскому. Сильвио, вольный мореход с Бараха передает тебе это письмо, потому что я не знаю, когда смогу увидеться с тобой лично. Погоня за Сердцем Аримана, завела меня намного дальше, чем я мог представить. Сейчас, когда ты читаешь эти строки, я плыву в неведомые земли, чтобы попытаться заполучить Сердце или сгинуть на чужбине. Чтобы со мной не случилось, не поддавайся горячке и не пытайся воевать без меня — это будет лишь напрасной тратой сил и людей. Не поддавайся отчаянию: я еще вернусь свое королевство и повешу шкуру Ксальтотуна на кусте ежевики. Конан».
— Почерк вроде его, — пробормотал Троцеро, — но все равно все это так странно…
— Дайте мне, — внезапно произнес Хадрат и Троцеро, после некоторого колебания протянул пергамент жрецу Асуры. Тот на мгновение простер руку над расстеленным письмом, после чего удовлетворенно кивнул.
— Это письмо написано Конаном, — сказал он, — и он, судя по всему, жив.
— И где он? — ворчливо произнес Троцеро.
— Этого я сказать не могу, — покачал головой Хадрат, — все вокруг так изменилось.
Троцеро мрачно кивнул, хорошо понимая о чем говорит Хадрат. Совсем недавно по прокатилась серия подземных толчков, заставивших выйти из берегов Хорот и Алиману, разрушивших множество селений. Но Пуантен еще легко отделался — куда сильней пострадала Зингара, чье западное побережье вдруг оказалось границей с неведомой ранее землей, где на великой реке стоял большой город с черными стенами.
— Расскажи нам, как ты встретился с королем Аквилонии, — буркнул граф, обращаясь к Сильвио, — если все это правда, то ты получишь достойную награду.
— Я знаю Конана по Барахским островам, — начал свой рассказ пират, — я ходил на одном судне и с ним и с Валерией из Красного Братства, что и после Конана оставалась королевой пиратов. С ней мы отправились на Черный Берег, чтобы набрать тамошних дикарей в свою команду.
Словно завороженные Хадрат и Троцеро слушали рассказ пирата о странном, непостижимом колдовстве, сведшим хайборийских пиратов с чужим, неизвестным никому миром, загадочным образом возникшим на границах Черных Королевств. Он рассказывал о душных джунглях полных крылатых драконов, об острове населенном рыбовидными тварями и черном идоле Жабы, перед которым отродья Бездны творят свои кровавые обряды.
— И так Конан решил, что отправляется на Запад, в надежде разыскать кого-то, кто вернет ему камень, — закончил Сильвио свой рассказ, — отправив только меня на север с этим письмом. «Если Аргос остался на месте, то, возможно, и Пуантен тоже, — сказал он мне, — отправь это письмо графу Троцеро и он осыплет тебя золотом».
— Ты получишь золото, не сомневайся, — буркнул Троцеро, — а теперь, оставь нас.
— Что скажешь Хадрат? — произнес граф, когда за барахтанцем закрылась дверь, — Неужели Ксальтотун столь могуч, что может сносить с лица земли целые страны и создавать новые?
— Не думаю, ваша милость, — с поклоном произнес жрец Асуры, — происшедшее пока вне моего понимания. Моих знаний хватило лишь на то, чтобы уразуметь, что тут не обошлось без Сердца Аримана, но Ксальтотун тут не причем. Возможно, он и сам пребывает в растерянности.
— Возможно, — хмыкнул Троцеро, — зыбкое слово. Будем надеяться, что это так, жрец. Значит, ты считаешь, в этом замешано Сердце?
— Скорей всего, ваша милость. И тем больше поводов у Конана его отыскать, — тогда возможно с его помощью удастся вернуть все назад.
— Опять «возможно», — проворчал Троцеро, — передо мной сейчас стоят куда более срочные дела. За Алиманой творится настоящий бардак: зингарский принц Ринондо, властитель Западных Марок успел схлестнуться с пришельцами из неоткуда — причем столь неудачно, что разом потерял пол-армии, а сам попал в плен. Рассказывают, что его сожгли на костре какие-то жрицы в красных одеяниях. Он был самым вероятным кандидатом на зингарский престол, а теперь…
— Король Конан не хотел, чтобы вы вмешивались в войну в Зингаре, — заметил Хадрат.
— Король неизвестно где и теперь каждый сам за себя, — проворчал Троцеро, — мои предки роднились с королями Зингары еще когда Пуантен был независимым королевством и я имею прав на зингарский престол не меньше, чем любой из тамошних аристократов. Не сегодня завтра Валерий двинется на юг и мне не помешает сильный союзник, когда немедийцы начнут штурмовать наши горы.
— Дело не только в Валерии, — заметил Хадрат.
— Чародей, — помрачнел Троцеро, — думаешь, он тоже станет в этом участвовать? Говорят, что его даже в Немедии видят нечасто, не то, что в Аквилонии…
— Думаю, что недавние события заставят его вернуться к делам текущим, — произнес жрец асуры, — хотя вряд ли он начнет с Пуантена.