– сказал он. – Если сложить два или три стеклышка вместе, то можно спокойно смотреть на затмение и не бояться повредить глаза. Надо быть осторожнее… я где-то читал, что если смотреть на затмение просто так, то можно запросто заработать ожог сетчатки и даже этого не почувствовать.
Ой! – вздрогнула Джесси. Мысль о том, что можно обжечь глаза и даже этого не почувствовать, показалась ей просто кошмарной. – А сколько продлится полное затмение, папочка?
Недолго. Минуту или чуть больше.
Ну тогда, пожалуйста, сделай побольше этих стеклянных смотрелок… я не хочу обжечь глаза. Тебе один отменный гамбургер или два?
Ну если один, то большой-пребольшой.
Ладно.
Она повернулась, чтобы уйти.
Малыш?
Она обернулась и посмотрела на отца. Невысокий, крепко сбитый мужчина. На лбу проступили капельки пота. У него на теле почти не было волос. Именно за такого мужчину она потом выйдет замуж… только у отца не было толстых очков и брюшка, как у Джералда. На мгновение Джесси забыла, что это ее отец. Вернее, не то чтобы забыла, но ее это как-то не заботило. Она вновь поразилась, какой он красивый и как молодо выглядит. Капелька пота медленно скатилась по его животу, миновала пупок и растеклась маленьким темным пятнышком на резинке шорт. Джесси подняла глаза и вдруг увидела, что он тоже на нее смотрит. И хотя его глаза застилал дым, они были просто великолепными. Сероватый блеск зимнего рассвета над водой. Джесси тяжело сглотнула, в горле вдруг пересохло. Может быть, из-за едкого дыма от костерка. Или…
Да, папа?
Он долго молчал, просто смотрел не нее и все. На лбу и щеках искрились капельки пота, капельки пота медленно катились по груди и животу. Джесси вдруг испугалась. Но он улыбнулся, и все стало хорошо.
Ты сегодня прекрасно выглядишь, малыш. В общем, можно сказать, что ты очень красивая, если тебя это не раздражает.
Спасибо, вовсе не раздражает.
Его комплимент очень обрадовал Джесси (в особенности после вчерашних слов матери и даже скорее всего из-за них). Большой комок подкатил к горлу, и она чуть не расплакалась. Но она лишь улыбнулась и сделала реверанс. Потом развернулась и поспешила к барбекю. В груди барабанной дробью стучало сердце. Тут ей вспомнилась фраза матери, самая ужасная,
(ты ведешь себя так, словно она )
но Джесси безжалостно раздавила ее, как надоедливую осу. И в то же время она была вся во власти этой сумасшедшей «взрослой» смеси чувств – мороженое и подливка от мяса, жареная курица, начиненная кислыми леденцами, – и никак не могла от этого избавиться. Да в принципе не особенно-то и хотела избавиться. Из головы никак не шла картина, как капелька пота лениво сползает по животу отца и растекается по резинке шорт, оставляя темное пятнышко. Именно она, эта капелька пота, и вызвала эту бурю чувств. Это было похоже на какое-то сумасшествие – образ все повторялся и повторялся. Как будто зациклился.
Ну и что? Просто сегодня был сумасшедший день, вот и все. Даже солнце собиралось выкинуть что-то из ряда вон. Так зачем загружать себя всякими мыслями? Пусть все идет, как идет.
Да, – согласился голос, который в будущем станет голосом Рут Ниери. – Пусть все идет, как идет.
Затменные бургеры с грибами, поджаренными с красным луком, получились на славу. Даже вкуснее, чем у мамы, – сказал отец. Джесси польщенно рассмеялась. Они ели на террасе, держа металлические подносы прямо на коленях. Круглый стол был заставлен приправами, бумажными тарелками и всякими штуками для наблюдения за затмением. Там были солнцезащитные очки «Полароид», самодельные телескопы из картона – точно такие же взяли с собой «солнцепоклонники» на гору Вашингтон, – кусочки закопченного стекла и стопка прихваток из кухонного шкафчика рядом с плитой. Стеклышки уже остыли, объяснил Том, но он не был мастером по обращению со стеклорезом и боялся, что у некоторых стеклышек остались острые края.
Меньше всего мне хотелось бы, – сказал он, – чтобы мама вернулась домой и нашла записку, что я повез тебя в больницу Оксфорд-Хиллз, чтобы тебе постарались пришить обратно пару отрезанных пальцев.
Маме бы это не очень понравилось, правда? – спросила Джесси.
Отец приобнял ее за плечи: Нет, но зато я был бы в восторге за нас двоих, – и так широко улыбнулся, что Джесси невольно улыбнулась в ответ.
Сначала они взяли картонные телескопы, чтобы наблюдать начало затмения. Было уже 16.59 по восточному поясному времени. Солнце в глазке картонки Джесси было не больше крышки от бутылки, но зато было таким ярким, что Джесси пришлось надеть солнцезащитные очки. Ее часики показывали 16.30. Затмение уже должно было начаться.
Наверное, у меня часы спешат, – нервно заметила Джесси. – Или это такая шутка астрономов всего мира.
Посмотри еще раз, – улыбнулся Том.
Когда Джесси снова взглянула в самодельный телескоп, она увидела, что яркий диск солнца уже не круглый. С правой стороны на него наползал полумесяц тьмы. Джесси передернула плечами. Том это заметил, потому что наблюдал за ней, а не за затмением.
Малыш, все в порядке?
Да, но… мне чуточку страшно.
Да, – сказал он серьезно. Она взглянула на него и поняла, что он чувствует то же самое. Ему тоже было страшно, и поэтому он стал еще больше похож на студента-старшекурсника. Джесси никогда раньше не думала, что папа может чего-то бояться. – Если хочешь, садись ко мне на коленки, Джесс.
Правда, можно?
Спрашиваешь! Еще бы!
Держа в руках картонный телескоп, она забралась к нему на колени. Поерзала, устраиваясь поудобнее. Ей очень нравился слабый запах его кожи, влажной от пота и разогретой на солнце, и едва уловимый аромат лосьона после бритья. Кажется, он назывался «Редвуд». Сарафанчик задрался (что и следовало ожидать, ведь он был очень короткий), но она обратила на это внимание только тогда, когда отцовская рука легла ей на бедро. Но ведь это же ее папа, папуля, а не Дуэйн Корсон с причала и не какой-нибудь там Риччи Эшлок, над которым она потешалась с подругами.
Медленно тянулись минуты. Джесси постоянно крутилась, пытаясь усесться поудобнее. Сегодня, казалось, его колени были ужасно костлявыми и неудобными, но, как ни странно, ее вдруг потянуло в сон и она даже задремала минут на пять. А может, и на подольше. Ее разбудил порыв ветра, почему-то вдруг очень холодный. Вокруг все изменилось. Цвета – такие яркие до того, как она закрыла глаза, – теперь поблекли, и даже свет дня как будто потускнел. Такое впечатление, словно день вылинял и все его краски выцвели. Джесси снова посмотрела в самодельный телескоп и была крайне удивлена, даже поражена – теперь виднелась лишь половина солнца. На часах было девять минут пятого.
Вот оно, папочка. Солнце гаснет!
Да, – согласился он. Его тон был задумчивым и каким-то неуверенным. – Точно по расписанию.
Она обратила внимание, что, пока она спала, его рука поднялась чуть выше по бедру.
Уже можно смотреть через стеклышко, пап?
Еще нет. – Его рука скользнула еще выше. Она была теплая, потная, но приятная. Джесси накрыла его руку своей, обернулась к нему и улыбнулась.
У меня прямо дух захватывает!
Да, – отозвался он все тем же странным тоном, – у меня тоже, малыш. Даже больше, чем я ожидал.
Время шло. В телескопе луна потихоньку наползала на солнце. На часах – пять двадцать пять. Почти все внимание Джесси было сосредоточено на солнечном диске, исчезающем в объективе картонного телескопа. Но какая-то ее часть продолжала недоумевать, почему сегодня его колени такие жесткие. Что-то настойчиво упиралось ей в попу. Она подумала, что это рукоятка кого-то инструмента… отвертки там или молотка.
Джесси вновь заерзала, пытаясь устроиться поудобнее. Отец судорожно выдохнул воздух.
Папа? Я слишком тяжелая? Тебе больно?
Нет, все в порядке.
Джесси посмотрела на часы – пять тридцать семь. До полного затмения оставалось четыре минуты или чуть больше, если часы спешат.
Уже можно смотреть через стекло?
Нет, малыш, но уже скоро.
По радио на волне WNCH Дебби Рейнольдс пела что-то из цикла «Темные времена». «Старый страшный филин охотился за голубкой. Тамми, Тамми, Тамми – влюблена». Потом ее голос заглушил ураган скрипок, и песня кончилась. Диджей сообщил, что в Лыжном Городе, США (так обычно они называли Северный Конвей), уже темнеет, но над Нью-Хемпширом высокая облачность, поэтому затмения почти не видно. Люди разочарованы.
Но мы-то с тобой вовсе не разочарованы, правда, папа?
Ни капельки, – согласился он и как-то странно вздрогнул. – По-моему, мы с тобой самые счастливые люди во всей вселенной.
Джесси смотрела в телескоп, забыв обо всем, кроме маленького диска солнца. На него уже можно было смотреть, не щуря глаза. Темный полумесяц справа теперь разросся и закрыл почти все солнце – только слева остался тоненький яркий серп.
Взгляни на озеро, Джесси!
Она посмотрела туда, и ее глаза, спрятанные за темными стеклами очков, широко распахнулись. Она так увлеклась исчезающим солнцем, что ничего вокруг не замечала. Мягкие пастельные краски стали теперь еще бледнее – казалось, что она смотрит на старинный акварельный этюд. Странные сумерки опустились на озеро Дак-Скор в середине дня. Они одновременно и завораживали, и пугали десятилетнюю девочку. Где-то в лесу негромко ухнул филин. Джесси вздрогнула. По радио закончилась рекламная пауза и запел Марвин Гей: О-о-о, слушайте все, и особенно вы, девчонки… как тяжело быть одному, когда любимой нет рядом…
В лесу опять ухнул филин, и Джесси снова испуганно вздрогнула. На этот раз Том обнял ее, и она с радостью прислонилась к его груди.