получилось.
Теперь Джесси Берлингейм оставалось лишь вытащить руку из браслета открытых наручников. Запястье немного припухло, но никаких повреждений вроде бы не наблюдалось. Медленно, чуть ли не благоговейно Джесси поднесла обе руки к лицу. Какое-то время она просто смотрела на них, переводя удивленный взгляд с одной руки на другую. И сейчас ее вовсе не волновало, что правая рука вся в крови. Об этом она будет думать потом. А сейчас ей хотелось лишь одного – убедиться, что она действительно освободилась.
Почти полминуты она рассматривала свои руки – левую-правую, левую-правую, – как человек, наблюдающий за партией в настольный теннис. Потом сделала глубокий вдох, запрокинула голову и пронзительно закричала. Слабость вновь накатила волной черноты – злобной, громадной и гладкой, – но Джесси просто ее не заметила. Она продолжала кричать. Ей казалось, что у нее просто нет выбора: или кричать, или умереть. В этом пронзительном, режущем вопле явно сквозило безумие, но в основном это был торжествующий крик победы. В двухстах ярдах от домика, в лесу у начала подъездной дорожки, бывший Принц поднял голову и с опаской взглянул на дом.
Джесси казалось, что она никогда уже не сумеет оторвать взгляд от рук. Никогда не перестанет кричать. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного, и где-то в глубинах сознания родилась шальная мысль: Это лучше, чем секс. Будь секс хотя бы наполовину таким же классным, все бы трахались прямо на улицах… и ничто бы им не помешало.
А потом ей просто не хватило воздуха. Ее качнуло назад. Она попыталась схватиться за перекладину в изголовье кровати, но промахнулась и упала на пол. Уже в падении она осознала, что какая-то ее часть по привычке ждала, что цепи наручников удержат ее и не дадут упасть. Очень забавно, если подумать.
Падая, Джесси задела открытую рану на внутренней стороне запястья. Боль пронзила всю правую руку, прожгла как огнем. Джесси опять закричала – на этот раз только от боли, – но тут же умолкла, почувствовав, что теряет сознание. Она открыла глаза и уставилась на изуродованное лицо мужа. Джералд смотрел на нее мертвым взглядом, в котором застыло бесконечное удивление: Со мной не должно было это случиться. Я – преуспевающий адвокат, у меня отдельный кабинет. А потом муха, которая чистила лапки на верхней губе Джералда, заползла ему в ноздрю, и Джесси резко отвернулась и так приложилась затылком об пол, что из глаз посыпались искры. Когда она снова открыла глаза, ее взгляд наткнулся на спинку кровати в тошнотворных кровавых подтеках. Еще пару секунд назад она стояла вон там, у кровати. Ну да, конечно, она там стояла… но сейчас в это как-то не верилось. С пола эта гребаная кровать казалась примерно такой же громадной, как Крайслер-билдинг.
Вставай, Джесс! Это была Малыш, которая снова орала своим настойчивым пронзительным голосом. Если эта малышка с ангельски милой мордашкой хотела чего-то добиться, она становилась настоящей стервой.
– Нет, не стервой, – поправилась Джесси вслух и закрыла глаза. Уголки рта тронула мечтательная улыбка. – Скрипучим колесом.
Вставай, черт возьми!
Я не могу. Мне нужно сперва отдохнуть.
Если ты сейчас не поднимешься, тогда уже точно в гробу отдохнешь. Давай поднимай свою жирную задницу.
Вот это Джесси задело.
– Никакая она не жирная, миссис Злой Язычок, – обиженно пробормотала Джесси и попробовала встать на ноги. Но после второй неудачной попытки (когда очередная парализующая судорога скрутила ей диафрагму) она убедилась, что мысль, чтобы подняться, была не самой удачной идеей. Во всяком случае, в данный конкретный момент. Тем более что когда она встанет, надо будет как-то решать еще одну небольшую проблему. Ей хотелось в туалет, а изножье кровати теперь загораживало дверь в ванную, поэтому лучше вообще не вставать, а проползти под кроватью.
Джесси так и сделала. Она скользила на животе, отталкиваясь от пола руками. Ее движения напоминали движения пловца и были почти грациозны. По пути она дула на редкие комочки пыли, чтобы они не лезли в глаза. Они отлетали, как легкие серые шарики перекати-поля. По непонятным причинам эти шарики пыли ассоциировались у Джесси с женщиной из видения – с женщиной, которая стоит на коленях в зарослях ежевики, а рядом с ней на земле валяется ее белая нижняя юбка. Джесси вползла в полумрак ванной комнаты, и новый запах ударил ей в ноздри: насыщенный запах влаги – чуть застоялой воды. Вода сочилась из крана, капала из душа. Вода текла в трубах. Джесси чувствовала даже запах влажного полотенца в корзине за дверью. Вода, повсюду вода – вода, которую можно пить. Всю. Пересохшее горло свело, и Джесси вдруг поняла, что она прикасается к воде – к маленькой лужице из-под протекающей трубы над раковиной, которую водопроводчик никак не мог починить, хотя его просили об этом неоднократно. Задыхаясь, Джесси подползла к лужице, наклонила голову и принялась слизывать воду прямо с пола. Вкус у воды был просто неописуемым – шелковистая влага на языке и губах, которая слаще любой сладострастной мечты.
Единственная проблема в том, что этой воды было мало. Этот чарующе влажный, обольстительно зеленый запах был повсюду, но лужица под раковиной иссякла, а жажда не только не унялась, но стала даже сильнее. Этот запах, запах чистых ключей в тенистых лесах и старых потаенных колодцев, сделал то, чего не сумела добиться Малыш. Он заставил Джесси встать на ноги.
Она поднялась, тяжело опираясь на раковину. Краем глаза она уловила свое отражение в зеркале – отражение восьмисотлетней старухи, – но не стала приглядываться. Она открыла холодную воду, и из крана полилась вода – прозрачная, чистая вода. Вся вода в мире. Джесси хотелось опять торжествующе заорать, но на этот раз она сумела выдавить из себя только сухой хриплый шепот. Она наклонилась над раковиной, жадно хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, и погрузилась в этот пьянящий запах, запах колодезной воды. Это был тот же самый запах минералов, который преследовал ее столько лет – с тех пор, как отец приставал к ней в день затмения, – но сейчас он не казался противным и страшным. Раньше это был запах стыда и страха, а теперь это был запах жизни. Джесси радостно вдохнула его полной грудью и подставила рот под струю воды. Она пила и пила, пока сильная, хотя и совсем не болезненная судорога не скрутила живот и ее не вырвало. Вода не успела нагреться в желудке и вылилась еще прохладной. Несколько розовых капель попало на зеркало. Джесси сделала пару глубоких вдохов и попробовала еще раз.
И на этот раз ей удалось удержать воду в желудке.
Глава 33
Напившись воды, Джесси буквально ожила. Когда она наконец оторвалась от крана и снова взглянула на себя в зеркало, то хотя бы была похожа на человека. Слабая, истерзанная, едва стоящая на ногах… но все же живая и, как говорится, в своем уме. Ей подумалось, что никогда в жизни она не испытывала – и вряд ли когда-нибудь испытает еще раз – такого пронзительного наслаждения, которое ей подарили первые несколько глотков этой прохладной воды из-под крана. Разве что первый в жизни оргазм может примерно сравниться с этим восхитительным ощущением. В обоих случаях она полностью отдалась во власть физического желания, все сознательные мысли (но не само сознание) отключились, и в результате она получила полнейший экстаз. Я никогда этого не забуду, подумала Джесси, хотя прекрасно осознавала, что уже забыла это запредельное ощущение, точно так же, как забыла восхитительно сладостную остроту того первого оргазма, как только иссяк огонь, разливавшийся по нервам. Как будто тело само по себе презирало память… или просто отказывалось от нее.
Сейчас не время для праздных раздумий, Джесси. Тебе нужно спешить!
Прекрати на меня орать, мысленно огрызнулась Джесси. Разрезанное запястье еще слегка кровоточило и саднило ужасно; а кровать, отражавшаяся в зеркале над раковиной, являла собой зрелище поистине устрашающее – матрас, пропитанный кровью, и деревянное изголовье в кровавых подтеках. Джесси где-то читала, что даже при сильной потере крови человек может держаться достаточно долго, но потом наступает такой момент, когда силы разом его оставляют и он становится абсолютно беспомощным. И если рядом с ним никого нет… в общем, лучше до этого не доводить.
Она открыла аптечку, взглянула на упаковку бинтов и хрипло рассмеялась. Потом ее взгляд наткнулся на пакет с прокладками «Always», скромно спрятанный за флаконами с духами, одеколонами и Джералдовыми лосьонами после бритья. Вытаскивая пакет, Джесси сбила несколько флаконов, и в воздухе разлился удушающий аромат смешанных запахов. Джесси содрала бумажную упаковку с одной прокладки и обернула ее вокруг запястья наподобие толстого мягкого браслета. Красные капельки проступили на белой прокладке почти мгновенно.
Кто бы мог подумать, что в теле жены адвоката будет столько крови?! – подумала Джесси и опять рассмеялась. В аптечке нашелся и рулончик пластыря. Она взяла его левой рукой, потому что правая была уже ни на что не способна – только болеть и кровоточить. И все же Джесси не стала на нее сердиться. Когда она больше всего в ней нуждалась, когда у нее не было ничего другого, именно эта рука взяла ключ, вставила его в замок и освободила ее от наручников. Нет, Джесси совсем не сердилась на миссис Правую Руку.
Это была ты, Джесси, – сказала Малыш. – Я имею в виду… мы все – это ты. И ты это знаешь, правда?
Да. Она это знала.
Она содрала упаковку с пластыря и, неуклюже зажав его правой рукой, подцепила конец липкой ленточки большим пальцем левой. Потом опять взяла рулончик в левую руку, прижала отлепленный кончик пластыря к своей импровизированной повязке и несколько раз обернула пластырь вокруг запястья, стараясь как можно туже прижать к ране прокладку, которая уже стала липкой от крови. Закончив с повязкой, Джесси оторвала пластырь зубами, немного подумала, отмотала еще пластыря и туго перетянула им руку чуть ниже локтя. На всякий случай. Она не знала, много ли пользы будет от этого импровизированного жгута, но решила на всякий случай перестраховаться. Вреда-то уж точно не будет.