Сейчас, наверное, часов семь. Или, может быть, меньше… раз еще виден закат. Стало быть, я провалялась без сознания где-то час. Самое большее – часа полтора. Может быть, еще не поздно убраться отсюда. Может быть…
На этот раз собака уже не выла, она действительно кричала. От этого страшного звука Джесси самой захотелось кричать. Она схватилась за столбик в изножье кровати, потому что ее опять зашатало, и вдруг поняла, что вообще не помнит, как встала с кровати. Вот как сильно ее напугала собака.
Возьми себя в руки, девочка. Сделай глубокий вдох и возьми себя в руки.
Джесси сделала глубокий вдох и вместе с воздухом вдохнула запах, который был ей хорошо знаком. Он был похож на тот безвкусный, слегка минеральный запах, который преследовал ее все эти годы – запах, который ассоциировался у нее с сексом, водой и отцом, – но не точно такой же, а только похожий. К нему примешивались и другие запахи… прогорклого чеснока… чуть подгнившего лука… грязи… немытых ног, может быть. Этот запах как будто отбросил ее назад в прошлое и наполнил беспомощным, невыразимым ужасом, который чувствуют дети, когда им кажется, что под кроватью у них притаилось какое-то безликое и безымянное существо – то самое непонятное Оно, – которое терпеливо ждет в темноте, пока они не свесят с кровати руку или ногу…
Снаружи выл ветер. Хлопала задняя дверь. А где-то совсем близко тихонько поскрипывали половицы, как это бывает, когда кто-то хочет беззвучно подкрасться к тебе.
Оно вернулось, прозвучал тихий шепот у Джесси в голове. Теперь это были все голоса, слившиеся в один. Собака унюхала его запах, и ты сама тоже почувствовала его запах, и знаешь что, Джесси… это оно скрипит половицами. Оно вернулось – черное существо, приходившее прошлой ночью.
– О Боже, пожалуйста, нет, – простонала она. – Господи, только не это. Не надо. Пожалуйста.
Она попыталась сдвинуться с места, но ноги как будто приросли к полу, а рука словно приклеилась к столбику в изножье кровати. Страх буквально парализовал ее, точно так же, как яркий свет фар в темноте парализует кролика или оленя, который выбежал на середину дороги. Она уже поняла, чем все это закончится. Она так и будет стоять здесь, не в силах даже пошевелиться, будет тихонько стонать и молиться, пока он не придет сюда, пока он не придет за ней – космический ковбой, убийца любви, коммивояжер смерти со своим чемоданчиком с образцами товара… и вовсе не порошков и каких-нибудь чудо-щеток для домашней уборки, а костей и колец.
Пронзительный вой собаки вонзился в ночь, вонзился Джесси в мозги. Ей показалось, что еще немного – и она точно сойдет с ума.
Это сон, вдруг подумалось ей. Я сплю и вижу сон. Вот почему я не помню, как встала с кровати. Сон – это как выборка самого главного при обзоре последних книжных новинок в «Ридерз дайджест». Во сне ты не помнишь какие-то незначительные детали. Я потеряла сознание, да… я действительно потеряла сознание, но вместо того чтобы впасть в кому, я просто заснула. Так часто бывает – обморок переходит в глубокий сон. Наверное, это значит, что кровотечение остановилось… Мне кажется, людям, которые умирают от потери крови, не грезятся никакие кошмары. Получается, я просто сплю. Я сплю, и мне снится ужасный сон. Самый страшный кошмар.
Мысль, конечно же, утешительная. Мысль просто чудная. Вот только одна небольшая загвоздка: никакой это не сон. Тени деревьев, пляшущие на стене, были самыми что ни на есть реальными. И жуткий запах, разлившийся по дому, тоже был самым что ни на есть реальным. Она не спала, и ей нужно было как можно скорее отсюда бежать.
Но я не могу даже пошевелиться!
Нет, можешь, – решительно возразила Рут. – Ты выбралась из этих гребучих наручников вовсе не для того, чтобы умереть от страха, лапуля. Давай быстрее выходи из ступора… ты сама знаешь, как это сделать? Или тебе подсказать?
– Не надо подсказывать, – прошептала Джесси и легонько ударила правой рукой по столбику кровати. Рука буквально взорвалась болью. Парализующий страх отступил – разбился на сотни осколков и отпустил ее, – и когда собака на улице взвыла снова, Джесси уже не испугалась. На самом деле она даже и не услышала этого воя. Боль в руке перекрыла все.
Ты знаешь, что делать дальше… да, моя лапонька?
Да, пришло время действовать и выбираться отсюда. На мгновение Джесси задумалась об охотничьей винтовке Джералда, но тут же отбросила эту мысль. Она понятия не имела, где эта винтовка и здесь ли она вообще.
Едва передвигая дрожащие ноги, Джесси медленно прошла через комнату. Она снова выставила левую руку перед собой, чтобы было легче удерживать равновесие. Коридор за дверью спальни напоминал карусель движущихся теней. Открытая дверь справа вела в комнату для гостей. Слева была небольшая комнатка, которую Джералд использовал как кабинет. Ее дверь тоже была открыта. Еще дальше слева темнела арка, ведущая в кухню и гостиную. А справа – дверь черного хода… «мерседес»… и, быть может, свобода.
Шагов пятьдесят, прикинула про себя Джесси. Вряд ли больше. А скорее всего даже меньше. Так что давай – вперед.
Но поначалу она была просто не в силах выйти из спальни. Это могло показаться нелепым любому, кто не пережил то, что пришлось пережить Джесси за последние двадцать восемь часов, но для нее спальня была как убежище – мрачное, но относительно безопасное. А вот коридор… там ее могло поджидать все что угодно. Все что угодно. А потом что-то ударилось в стену снаружи, совсем рядом с западным окном. Судя по звуку, это был камень. Джесси испуганно вскрикнула, и только потом до нее дошло, что это была всего-навсего ветка голубой ели, что росла рядом с террасой.
Держи себя в руках, – строго проговорила Малыш. – Держи себя в руках и выбирайся отсюда как можно скорее.
Она храбро пошла вперед, выставив перед собой левую руку и тихонько считая шаги. На двенадцатом шаге она прошла мимо двери в гостевую спальню. На пятнадцатом – поравнялась с дверью в Джералдов кабинет и вдруг услышала слабое шипение типа того, что издает струя пара, вырываясь из очень старого радиатора. Поначалу Джесси не связала этот звук с кабинетом. Ей показалось, что это она сама подсвистывает при дыхании. Но когда она подняла ногу, чтобы сделать шестнадцатый шаг, шипение стало громче. Теперь оно раздавалось гораздо отчетливее, и Джесси поняла, что это никак не может быть она, потому что она задержала дыхание.
Медленно – очень медленно – она повернула голову в сторону кабинета, где ее муж больше уже никогда не будет сидеть над своими бумагами, куря сигареты одну за одной и напевая себе под нос старые песни «Beach Boys». Дом стонал и поскрипывал всеми швами при каждом порыве ветра, как старый корабль, застигнутый штормом в открытом море. Теперь Джесси расслышала, что где-то хлопает незакрепленный ставень. Незакрытая задняя дверь по-прежнему билась о косяк, но все эти звуки доносились откуда-то из другого мира, где жен не приковывают наручниками к кровати, где мужья не отказываются их слушать и где нет никаких ночных тварей, которые грозят тебе из темноты. Повернув голову, Джесси буквально услышала, как скрипят напряженные мышцы шеи – ну прямо пружины в старом диване. В глазницах жгло так, как будто на месте глаз были раскаленные угольки.
В голове билась только одна мысль: Я не хочу смотреть, не хочу! Не хочу ничего видеть!
Но она не могла не смотреть. Такое впечатление, что от нее уже ничего не зависело. Как будто сильная невидимая рука поворачивала ей голову… а снаружи выл ветер, и задняя дверь билась о деревянный косяк, и где-то хлопал незакрепленный ставень, и пронзительный, леденящий сердце собачий вой снова вонзился в черное небо октября. И вот Джесси уже смотрит в дверь кабинета, и – как и следовало ожидать, – там стоит он. Ночной гость. Высокая сумрачная фигура нависает над креслом Джералда. В темноте его белое узкое лицо напоминает растянутый по вертикали череп. У ног темнеет квадратная тень – чемоданчик.
Она набрала полные легкие воздуха, чтобы закричать, но крика не получилось – только какой-то сдавленный присвист, как у чайника со сломанным свистком: Ашшшшшаааааааааашшшш.
Только свист и больше ничего.
Где-то там – в другом мире – у нее по ногам текла горячая струйка мочи. Это был уже своего рода рекорд – писать себе в штаны второй день подряд. В том, другом мире дул сильный ветер, и дом подрагивал и скрипел. Голубая ель снова ударила веткой в западную стену. Кабинет Джералда был как сумрачный остров пляшущих теней, и Джесси никак не могла понять, что она видит на самом деле, а что ей только мерещится…
Снова завыла собака – пронзительно, страшно. И Джесси подумала: Он здесь, можешь не сомневаться. Ничего тебе не мерещится. Вот и собака снаружи его тоже чует. Так что тебе не мерещится.
Словно для того, чтобы рассеять ее последние сомнения – если таковые еще оставались, – темный гость вытянул шею вперед, как бы пародируя любознательного ребенка, и Джесси ясно увидела его лицо. Хорошо еще, что всего на секунду. Это было лицо потустороннего существа, которое пытается маскироваться под человека, но без особых успехов. Во-первых, неправдоподобно узкое; Джесси в жизни не видела у людей настолько вытянутых и узких лиц. Нос казался не толще лезвия бритвы. Высокий лоб выдавался вперед и нависал над бровями наподобие какой-то карикатурной луковицы. Тонкие узкие брови – как две перевернутые буквы V. Глаза – как два черных кружка. Пухлые губы цвета сырой печенки, как будто надутые и поджатые одновременно.
Нет, не поджатые. Джесси вдруг поняла это с той слепящей и четкой ясностью, которая иногда пробивается внутри замкнутой сферы предельного страха наподобие светящейся спиральки внутри электрической лампочки. Не поджатые, а растянутые в улыбке. Оно пытается мне улыбнуться