Наконец, он вытаскивает пластиковое желтое яйцо.
– Держи.
С огромным любопытством я открываю его, и мне на колени падает маленький мешочек. Я растягиваюсь в улыбке. В мешочке лежит пара дешевых пластиковых сережек – огромных красных колец в черный горошек.
– Ведь я знаю, как сильно ты обожаешь большие кольца, – дразнит Нико.
– О-о, ты невыносим. – Но я не могу перестать улыбаться, потому что этот подарок означает, что Нико, когда гулял с друзьями, достаточно думал обо мне, чтобы сунуть долларовую купюру в какой-то дурацкий автомат и достать мне эти глупые серьги.
– Они классные, – говорю я, а затем драматично обхватываю его руками и целую в щеку.
– Плюс они пластиковые, – любезно говорит он. – Так что если они зацепятся за что-то, то, наверно, сломаются, а не оторвут тебе мочку уха.
Этот парень хорошо меня знает.
Он трогается, и буквально через минуту мы проезжаем три парковки и останавливаемся у Карвер-Холла. У меня есть обеденная карта, потому что технически я живу в кампусе, а у Нико нет, поэтому ему приходится за себя платить. Он берет французский тост, а я наполняю тарелку беконом, яйцами и тостом из буфета. Мы занимаем уютный столик в конце обставленного в стиле шале зала. В помещении невероятно высокий потолок, обшитые дубом стены и расставленные повсюду круглые столы из красного дерева.
Спустя десять минут после начала завтрака я наконец решаюсь поговорить:
– Слушай, я хотела у тебя кое-что спросить.
– М-м-м? – Он откусывает французский тост.
– Просто… честно, я ни в чем тебя не обвиняю, поэтому, пожалуйста, пойми меня правильно.
Это привлекает внимание Нико. Он резко кладет вилку на поднос.
– Обвиняешь меня? Что происходит?
– Эм, в общем. Кое-кто рассказал мне кое-что, и я хотела обсудить это с тобой.
– Обсудить что?
Блин, что же я делаю? Я всерьез хочу обсудить это на публике? Что, если все пойдет совсем не так?
Но я уже села в этот поезд и теперь должна проделать весь путь до сумасшедшего города.
– Тебя видели на вечеринке Альфы Дельты на выходных. С девушкой.
– Меня видели с девушкой… Можно поподробнее?
– Тебя видели выходящим с ней из спальни наверху, и ты при этом якобы застегивал ширинку.
Его темные глаза злобно сверкают.
– Кто тебе такое сказал?
– Это неважно.
– Черта с два это неважно. Я хочу знать, кто распускает обо мне лживые сплетни.
Я изучаю выражение его лица. Он выглядит искренне расстроенным, и его отрицание не показалось мне фальшивым. И все же по какой-то причине я не хочу подставлять Хантера, поэтому лгу о своем источнике.
– Какая-то девушка была на вечеринке и рассказала своей знакомой из сестринства, а она рассказала мне. Неважно, как я это узнала. Я просто хотела удостовериться… то есть ничего не было?
– Конечно нет.
В его голосе я слышу только искренность.
– Но ты был на вечеринке?
– Да, я пошел туда со Стивом, Родриго и еще парой ребят с работы. Я говорил тебе, что встречаюсь с ними тем вечером.
– Да, но ты не сказал мне, что пойдешь на студенческую вечеринку на той же улице, где живу я.
– Я сказал, что потусуюсь с парнями, и так и было. Мы побывали в нескольких местах, – раздраженно говорит Нико. – В конце концов мы оказались там, но было уже поздно, и я не видел смысла тебе звонить. Я немного выпил, подурачился с парнями, и единственная телка, с которой я провел какое-то время, была сестра Родди Карла – с ней, наверно, меня и видели. Мы с ней вместе пошли воспользоваться ванной. Очередь к другой ванной была ужасной, поэтому мы поднялись наверх.
Все это звучит логично. Я бывала в особняке Альфы Дельты и видела, как популярна единственная ванная на первом этаже.
– Карла сделала свои дела, я сделал свои дела, и мы вышли из комнаты. Я не помню, чтобы я застегивал ширинку. – Он напрягает челюсть. – Но даже если и застегивал, то, наверно, потому, что забыл это сделать после того, как пописал.
Его голос не звучит оборонительно. Он защищает себя, да, но у меня нет ощущения, что он пытается в чем-то меня убедить.
– Кто бы ни рассказал тебе эту чепуху, этот человек явно неправильно все истолковал.
– Так я и поняла. Я заговорила об этом только потому, что… – Я пожимаю плечами. – Ну, потому что хорошо быть всегда открытыми и честными друг с другом.
– Я согласен. – Его поза еще очень напряжена, когда он поднимает вилку и возвращается к еде. – Но мне не нравится, что кто-то поливает меня грязью.
– Никто тебя грязью не поливал, – настаиваю я. – Просто один друг заботится о другом друге.
– Скорее один друг мутит какое-то дерьмо. Что за телка сказала тебе это?
– Я же сказала тебе, я не знаю девушку, которая была на вечеринке.
– Но кто из Теты тебе это сказал?
– Неважно. Она обратила на это мое внимание, потому что мы заботимся друг о друге, но в любом случае она тоже не думала, что там было что-то не то, – лгу я.
Нико выглядит удовлетворенным.
– Хорошо. И я рад, что ты тоже не поверила в этот бред. – Он тянется через стол, берет меня за руку и переплетает наши пальцы. – Ты же знаешь, что я бы никогда с тобой так не поступил.
16
У меня возникает желание отменить в следующий понедельник сеанс с Хантером. Мы не разговаривали с той поездки в Бостон, только один раз он написал с вопросом, в силе ли сегодняшняя встреча. Мне кажется, он надеялся, что я все отменю. Но этот предмет важен для меня, и я хочу хорошо выполнить проект. Это означает, что надо проглотить обиду и продолжать видеться с ним каждую неделю.
Возможно, Хантер правда старался ради меня, когда обвинял Нико, но все, с кем я говорила за прошедшую неделю, убеждали меня, что, что бы ни произошло между Нико и той девушкой, это было абсолютно невинно. Когда мы были в одном из баров кампуса несколько дней назад, Дариус отвел меня в сторону и сказал: «Слушай, меня даже не было там в тот вечер, но все равно я могу сказать тебе, что это бред».
Я была рада услышать это от Дариуса. Коллеги Нико тоже его поддержали, но их я знаю не так хорошо, как Ди. К тому же… я бы никогда не сказала это вслух, но я считаю Стиви, Родди и других настоящими придурками. Я подозреваю, что они стояли бы за Нико горой независимо от того, виновен он или нет, потому что мужская дружба для них все. А Дариус – наш общий хороший друг, поэтому я знаю, что мне он врать не будет.
Тем временем Нико с того нашего разговора стал супервнимательным. Настолько, что опасно приблизился к подлизыванию. Я сильно стараюсь смотреть на это не так цинично, а еще сильнее хочу оставить это позади. Он сказал мне, что ничего не было, а я сказала, что верю ему. Это означает, что надо отпустить весь негатив и прекратить подозревать его во всем и ставить под сомнение его мотивы.
Я уже на грани, пока жду, когда придет Хантер, и от стресса пожираю пачку чипсов.
ХАНТЕР: Меня впустила Джози. Я поднимаюсь.
Мгновение спустя он стучит в дверь. Я кричу между громкими хрустами:
– Заходи!
Появляется Хантер, засунувший в карманы потертых джинсов большие пальцы. Джинсы не обтягивающие, но сидят все равно хорошо, а узкая черная футболка от Андер Армор прекрасно демонстрирует его мускулистую грудь. Темные волосы взъерошены, а щеки покраснели.
– Там ветрено, – бормочет он, проводя ладонью по волосам.
– Вечером обещали грозу.
– Хорошо. А то уже середина октября – почему до сих пор так жарко?
– Глобальное потепление, – отвечаю я.
– Да, это проблема.
О боже. Куда мы катимся. Мы обсуждаем изменение климата. И он смотрит даже не на меня, а на свои тимберленды. Обычно раскатывающихся между нами легкости и юмора больше не видно.
Когда Хантер занимает свое место на козетке, то не ложится, как делает это обычно. Он сидит, и его большое мускулистое тело остается напряженным.
– В общем, погнали.
Я стискиваю зубы.
– А можно чуть побольше энтузиазма в голосе?
– К тебе тот же вопрос, – парирует он.
Я кладу пачку чипсов на тумбочку. Хорошо. Видимо, так все дальше и будет. Я открываю папку, которую использую для проекта, и достаю последний заполненный мной бланк.
Проведя уже несколько сеансов, я считаю, что все-таки это нарциссическое расстройство личности. «Дик Смит» подпадает под все диагностические критерии, указанные в DSM-5[18]. Но проблема в том, что нарциссисты обычно не знают о том, что они нарциссисты, то есть любой анализ приносит пользу только как источник информации. И тот факт, что они имеют обыкновение переиначивать события, еще больше усложняет весь процесс.
Это значит, что психотерапевт должен задавать правильные вопросы. Вычленять самое важное и искать возникающие закономерности, например, когда пациент описывает некое взаимодействие, и его реакция этому не соответствует. И даже не спрашивайте про лечение. Если нарциссист не признает себя нарциссистом, как вообще можно вылечить его нарциссизм?
Эх. Этот диагноз меня не особо радует. Я бы предпочла что-то более однозначное типа тревожного расстройства. По крайней мере те, кто им страдают, обычно знают, что у них проблема.
– Почему, по вашему мнению, вы проходите психотерапию? – спрашиваю я своего псевдопациента.
– Я же говорил вам: моя жена этого хотела.
– То есть вы не считаете, что вам это нужно?
– Не-а. – Хантер скрещивает лодыжки и поднимает взгляд к потолку. – Со мной все нормально.
– Чтобы получить пользу от психотерапии, не обязательно, чтобы с вами или кем-то еще было что-то ненормально.
– Люди, ходящие к мозгоправам, – слабаки. Я делаю это только для того, чтобы спасти брак.
– Почему вы хотите спасти брак?
Он фыркает.
– Потому что в моей семье никто не разводится. Развод – еще один признак слабости. Показатель твоей неспособности усердно работать ради достижения своей цели.